1.2. Различные аспекты, обусловливающие возникновение

и развитие фармацевтической биоэтики

Мировоззренческий аспект. В п. «b» ст. 1 Всемирной Декларации ЮНЕСКО «О высшем образовании для XXI века: Подходы и практические меры» (Париж, 5 - 9 октября 1998 года) речь идет об обеспечении возможности (espace ouvert) для получения высшего образования и обучения на протяжении всей жизни, предоставляя учащимся оптимальный диапазон выбора и придавая гибкий характер началу и прекращению получения высшего образования в рамках этой системы, наряду с возможностью индивидуального развития и социальной мобильности, с целью воспитания в духе гражданственности и подготовки к активному участию в жизни общества на основе глобального мировоззрения, а также с целью создания эндогенного потенциала и укрепления прав человека, устойчивого развития, демократии и мира в духе справедливости. В приведенной норме обращает на себя внимание то, что в качестве основы активного участия в жизни общества указано «глобальное мировоззрение». В этой связи необходимо кратко остановиться на содержании понятия «мировоззрение» и на его качественной характеристике – «глобальное».

А.Н. Чанышев (2003) определяет мировоззрение как совокупность образов и представлений или понятий и категорий, которая подчинена основному вопросу мировоззрения, вопросу о взаимоотношении МЫ (человечество) и ОНО (мироздание и как непосредственная среда обитания человека и как весь необозримый космос). Д. Гудинг, Дж. Леннокс (2001), характеризуя мировоззрение как систему осознанных и неосознанных представлений о мире, нас самих и обществе, отмечают, что в нее входят хорошо продуманные и интуитивные, правильные и неправильные взгляды на трудные, но в то же время увлекательные вопросы бытия. Они выделяют следующие три фундаментальных мировоззренческих вопроса: 1) что лежит за наблюдаемой Вселенной? 2) каким образом возник наш мир, как он развивался и каким образом он оказался населенным такими разнообразными формами жизни? 3) что такое человек, каково происхождение его рациональности и морального чувства, каковы его перспективы на будущее, и что происходит с ним после смерти? Видно, что в указанных фундаментальных мировоззренческих вопросах на разных уровнях придается существенное значение феномену жизни.

А.Т. Шаталов, Ю.В. Олейников (1997) отмечают, что значительная интенсификация и расширение поля исследований феномена жизни во второй половине ХХ века проявляется в росте числа и разнообразия наук, опирающихся на биологию, что свидетельствует о повышении ее мировоззренческого, методологического, эвристического и ценностного потенциала в целостной системе материальной и духовной культуры общества. Новый статус биологии выдвигает целый ряд приоритетных проблем, требующих философского осмысления. Среди них по праву первостепенной становится проблема выявления мировоззренческой роли биологии, ее вклада в философское осознание представлений о месте и роли жизни на Земле и в околоземном пространстве, в методологическое осмысление целенаправленного процесса коэволюции природы и общества. Словом, в настоящее время заметно повышается теоретический и методологический статус биологии в формировании интегративных представлений, образующих канву новой универсальной картины мира – онтологического основания мировоззрения (как целостной системы наиболее общих взглядов человека на окружающий и собственный мир через призму знаний о жизни).

Эта новая мировоззренческая роль биологии обусловила возникновение подхода в философской мысли, определенного термином «биофилософия», который стал употребляться с конца 1960-х годов. Идеи биофилософии достаточно глубоко разработаны в работах как зарубежных: Rensh B. Biophilosophy (Б.Ренш «Биофилософия»), Sattler R. Biophilosophy. Analytic and Holistic Perspectives (Р.Саттлер «Биофилософия. Аналитическая и холистская перспективы»), Ruse M. Philosophy of Biology Today (М. Рьюз «Философия биологии сегодня»), так и отечественных ученых: Борзенков В.Г., Карпинская Р.С., Лисеев И.К., Огурцов А.П., Олейников Ю.В., Шаталов А.Т.

В этой связи можно констатировать, что содержание мировоззрения на современном этапе развития человечества все в большей степени определяется в контексте целостной системы наиболее общих взглядов человека на окружающий и собственный мир через призму знаний о жизни. При этом речь идет о знаниях о жизни в глобальном масштабе, охватывающем все формы жизни, что нашло отражение в фундаментальном труде В.Р. Поттера «Глобальная биоэтика». Представляется, что при изучении фармацевтической биоэтики, предписывая мировоззрению качественную характеристику «глобальное», следует абстрагироваться от политического (мировое правительство), а также от экономического (транснациональные корпорации) аспектов и ставить в центр рассмотрения фундаментальные вопросы, связанные с феноменом жизни. В этой связи ситуацию в современной фармации необходимо рассматривать в контексте биоэтического глобального мировоззрения.

В преамбуле предварительного проекта Декларации о всеобщих нормах в области биоэтики, работу над которым завершил на своей внеочередной сессии 28 января 2005 г. Международ­ный комитет по биоэтике ЮНЕСКО, отмечено, что стремительный научно-технический прогресс оказывает все более глубокое влияние на наше понимание жизни и саму жизнь и настоятельно требует принятия глобальных мер в связи с этическими последствиями такого прогресса.

Экологический аспект. В 60-е годы XIX века немецким биологом Э. Геккелем был введен в научный оборот термин «экология» (от греч. oikos – дом, жилище), которым автор характеризовал науку об экономии, домашнем быте животных организмов, исследующей общие отношения животных как к их неорганической, так и к их органической среде, их дружественные и враждебные отношения к другим животным и растениям, с которыми они вступают в прямые или непрямые контакты. Экологический взгляд на природу жизни подразумевает целостное восприятие всех форм жизни в совокупности их связей и отношений. Ф. Капра (2004) в этом отношении замечает, что ни один организм не способен существовать в изоляции. Животные в своих энергетических потребностях зависят от фотосинтеза растений; растения зависят от производимой животными углекислоты, равно как и от азота, связываемого почвенными бактериями. Взятые же вместе, растения, животные и микроорганизмы регулируют биосферу в целом и поддерживают условия, благоприятные для жизни. Важно заметить, что идеи о взаимосвязанном единстве явленных в мире множественных форм жизни уходят своими корнями в глубокую древность. В одной из ранних Упанишад (Брихадараньяка-упанишада), составленной в VII-VIII веках до н. э., находим: «Этот атман – мед для всех существ, а все существа – мед для этого атмана. Этот сверкающий, бессмертный пуруша, что в этом атмане, а также этот сверкающий, бессмертный пуруша, что относится к этому атману, – он поистине есть этот атман. Он бессмертен, он – Брахман, он – все это. Поистине этот атман – владыка всех существ, властитель всех существ. Как все спицы удерживаются ступицей и ободом колеса, так и все существа, все боги, все миры, все праны, все эти атманы удерживаются в этом атмане».

Отечественные ученые и мыслители на рубеже XIX и ХХ веков обращали внимание на необходимость бережного отношения к природе. Выдающийся русский философ В.С. Соловьев, рассматривая отношение человека к природе, видел в нравственном одухотворении природы путь утверждения добра: «Цель труда по отношению к природе, – по словам Соловьева, – не есть пользование ею для добывания вещей и денег, а совершенствование ее самой – оживление в ней мертвого, одухотворение вещественного. Без любви к природе для нее самой нельзя осуществить нравственную организацию материальной жизни». У известного отечественного философа Н. Ф. Федорова находим: «И тем не менее природа нам – враг лишь временный, другом же нашим она будет вечным. Разум человеческий раскрывается вместе с сознанием своей зависимости от силы, без обладания которой человек существовать не может, без овладения коею он должен был признать себя существом смертным и нести постоянные утраты. По мере истощения человеком средств для ограниченного существования и соответственно увеличения населения земли этот враг, тайный и явный, все более обнаруживается, и человеку приходится бороться усиленно и даже непрерывно с этою враждоносною и смертоносною силою. Но борьба с нею не под силу отдельным лицам; она должна расшириться и сорганизоваться в борьбу общественную, государственную и международную, то есть всенародную. Здесь естественный истинный и плодотворный коллективизм, единственная естественная, целесообразная солидарность». Существенное значение для развития современной экологии имели взгляды В.И. Вернадского на биосферу. В частности, он отмечал: «Биосфера – это среда нашей жизни, это та «природа», которая нас окружает, та «природа» о которой мы говорим в разговорном языке. Человек – прежде всего – своим дыханием, проявлением всех своих функций, неразрывно связан с этой «природой», хотя бы он жил в городе или в уединенном домике». Говоря о единстве биосферы Тейярд де Шарден замечал: «Чтобы увидеть жизнь за множеством индивидуальных существований и их соперничеством, ни в коем случае нельзя упускать из виду единство биосферы».

Отечественный мыслитель П.Д. Успенский (1911) считал, что «ничего мертвого и механического в природе быть не может. Если вообще существует жизнь и сознание, то они должны быть во всем. Жизнь и сознание составляют мир. Если смотреть с нашей стороны, со стороны феноменов, то нужно сказать, что всякое явление, всякая вещь обладает сознанием. Гора, дерево, рыба, капля воды, дождь, планета, огонь – каждое в отдельности должно обладать своим сознанием». По его мнению: «Сказочная фантазия, одушевляя весь мир, приписывает горам, рекам и лесам человеческие сознания. Но это так же неверно, как полное отрицание сознательности в мертвой природе. Ноумены так же различны и разнообразны, как феномены, служащие их проявлением в нашей сфере. У всякого камня, у всякой песчинки, у всякой планеты есть ноумен, заключающийся в жизни и в сознании и связывающий ее с какими-то непостижимыми для нас целыми. Активность жизни отдельных единиц может быть очень различна, то есть их отношение ко времени может быть разное. Может быть, можно сказать, что они представляют собой различные линии четвертого измерения – одни параллельны времени, как мы ощущаем его, другие пересекают его. Затем, степень активности жизни можно рассматривать со стороны воссоздаваемости себя. В неорганической, минеральной природе эта активность так мала, что доступные нашему наблюдению единицы этой природы не воссоздают себя».

Как замечает Р. Нэш (1989), эти мысли русского философа Петра Успенского (1878-1947), изложенные им в произведении «Tertium Organum», цитировал О. Леопольд в своем эссе, написанном в 1923 г. Особенно поразило его то, что русский философ был убежден в том, что «в природе не может быть ничего мертвого или механического... жизнь и чувства должны существовать во всем». Успенский писал о «мышлении горы», и, вероятно, Леопольд вспомнил эту фразу 20 лет спустя, когда подбирал название для одного из своих наиболее известных эссе «Думая, как гора». В переведенной на русский язык книге О. Леопольда «Календарь песчаного графства» это эссе называется: «Если думать, как гора». О. Леопольда по праву считают одним из основоположников экологической этики. В свою очередь, один из основоположников биоэтики В.Р. Поттер в своих исследованиях во многом опирался на труды О. Леопольда.

Говоря о ситуации в современной фармации, уместно вспомнить высказывание О. Леопольда о том, что «ценно все, что напоминает нам о нашей зависимости от цепи питания: почва – растение – животное – человек и об основах организации биоты». Эта мысль позволяет расширить проблемное поле фармации с привычного сопоставления «человек и лекарство» до более широкого контекста: «сырье – лекарство – человек – биосфера», при котором в фармацевтической науке и практике актуализируются как природоохранный (экологический подход при решении вопросов о получении лекарственных средств из органов или тканей животного, растений, минералов), так и гуманитарный (безопасность для человека лекарственных средств в сочетании с их высоким качеством и доступностью для всех слоев населения) аспекты. Это, в частности, находит отражение в Руководящих принципах ВОЗ по надлежащей практике культивирования и сбора (GACP) лекарственных растений. В данном документе отмечается, что при фармацевтическом использовании лекарственных растений и производстве продукции из них очень важно, в каких условиях выращивались эти растения, поскольку ненадлежащий способ культивации растений может принести больше вреда, чем пользы. Одна из главных причин возникновения побочных эффектов при лечении лекарственными травами и препаратами из них непосредственно связана с низким качеством лекарственного сырья растительного происхождения. Было признано, что обеспечению качества лекарственных растений и соответствующему контролю уделяется недостаточное внимание. В связи с этим, очень важно соблюдать все условия культивации, стандарты производства и селекции лекарственных растений.

Важность экологического аспекта в современной фармации заключается в необходимости природоохранных мероприятий в процессе планирования и реализации производственного цикла лекарственных средств не вызывает сомнения. Вместе с тем в современном экологическом движении существуют радикальные подходы как праворадикального, так леворадикального толка, которые, по существу, игнорируют интересы человека и общества в сложных отношениях с природой. В этой связи следует согласиться с мыслью В.А. Кобылянского (2003) о том, что игнорирование коренных, жизненных интересов человека и общества (находящихся в генетической и актуальной, структурной связи с природой) превратило бы любые экологические исследования в бессодержательную, бесполезную сферу деятельности людей, лишенную всякого смысла. Такого рода исследования, как бы выносящие «за скобки» человека, не только антигуманны, но и бездуховны. Они не способны обеспечить выживание человека и человечества на современном этапе. Недальновидность такого вынесения человека «за скобки» обусловлена, в первую очередь, тем, что именно человек должен осознать свою ответственность за состояние биосферы.

В предварительном проекте Декларации о всеобщих нормах в области биоэтики ст. 15 названа «Ответственность за состояние биосферы», в ней определено: «Во всех решениях или видах практики следует учитывать их воздействие на все формы жизни и их взаимосвязи, а также осо­бую ответственность человека за охрану окружающей среды, био­разнообразие и биосферы».

Антропологический аспект. Очевидно, что данный аспект является одним из ключевых и наиболее трудных для рассмотрения. В глубоком теоретическом исследовании «Десять теорий о природе человека» Л. Стевенсон (2004) говорит о том, что «как трудно установить научную объективность при обсуждении природы человека». В заключительной главе Л. Стевенсон пишет: «Наивно было бы надеяться закончить эту книгу некой последней или окончательной истиной о природе человека. Окончательные истины, похоже, доступны для нас, конечных существ, разве что в математике – и менее всего в столь сложных и спорных вопросах, как проблема человеческой природы». С древних времен, обращаясь к одним и тем же источникам, многие мыслители приходили к прямо противоположным суждениям о природе человека.

Так, например, Конфуций достаточно оптимистично смотрел на природу человека. В его тексте «Лунь Юй» находим: «Учитель сказал: «Для людей человеколюбие важнее, чем вода и огонь. Я видел как люди, попадая в воду и огонь, погибали. Но не видел, чтобы люди, следуя человеколюбию, погибали» (XV. 34). После смерти Конфуция, два его последователя разошлись во взглядах на природу человека: Мэн-цзы (371-289 гг. до н.э.) считал, что человек является изначально добрым; Сюнь-цзы (298-238 гг. до н.э.) придерживался противоположной точки зрения. Два известных философа веданты Шанкара и Рамануджи, ссылаясь на учения Упанишад, также приходили к различным суждениям о природе человека. По теории Шанкары, главным для человека является уход от повседневных домашних и общественных дел, от привычного доверия чувственным данным, стремление к отречению от мира. Рамануджа утверждает, что человек должен действовать в соответствии с жизненной ситуацией.

В наши дни можно наблюдать широкое и оправданное стремление к изучению наследия, оставленного мыслителями прошлых веков. Вместе с тем нельзя не заметить и лавинообразно растущее количество собственных комментариев и личных суждений по поводу содержания древних текстов и Священных Писаний, которые нередко имеют категорический характер и явную претензию на истину в последней инстанции. В этой связи вспоминаются слова Г.К. Честертона: «Ученый, расшифровавший мили иероглифов или клинописи, может поддаться искушению и прочитать слишком много между строк».

Актуализируя биоэтические проблемы в современной фармации, без-условно, недостаточно ограничиваться лишь констатацией того факта, что изучение человеческой природы является чрезвычайно трудной задачей. Очевидно, что наряду с признанием данного факта, необходимо тем не менее четко определить собственную позицию в этом вопросе. Неслучайно, в фундаментальном труде по биоэтике Э. Сгречча и В. Тамбоне (2002) в главе, посвященной эпистемологическому оправданию биоэтики, ее критериям и методологии исследования, четко и определенно высказываются по этому поводу. Обосновывая свой выбор персоналистической модели, авторы отмечают:

«Персоналистическая традиция своими корнями уходит в сам разум че­ловека и в сердце его свободы: человек – это личность, потому что он единственное существо, в котором жизнь становится способной к «раз­мышле-нию» о себе самой, к самоопределению; он единственное существо, которое обладает способностью постигать и открывать смысл вещей, ос­мысливать свои проявления и свой сознательный язык… Онтологическое и аксиологическое расстояние, которое отделяет человеческую личность от животного, несравнимо с расстоянием между растением и пресмыкающимся или расстоянием между камнем и живот­ным. В каждом человеке, в каждой человеческой личности воспроизводится и обретает свое значение весь мир и в то же время преобразуется и преодолевается космос. В каждом человеке заключен смысл вселенной и вся ценность человечества: человеческая личность — это единство, целое, а не часть целого. И общество рассматривает человеческую личность как точку отсчета: личность – это цель и исток общества… С момента зачатия и до смерти, в любом состоянии, страдания или здо­ровья, человеческая личность остается точкой отсчета и мерой дозволенного и недозволенного. Персонализм, из которого мы исходим, не следует смешивать с субъективистским индивидуализмом – концепцией, в которой как основная черта личности рассматривается исключительно ее способность к самоопределе­нию и выбору. Подобная точка зрения особенно распространена в протестантском мире, в среде экзистенциалистов и в некоторых течениях амери­канского богословия. Классический персонализм реалистического и томистского типа, не отрицая этого экзистенциального компонента или спо­собности к выбору, в чем и заключается судьба и драма человеческой личности, утверждает, в первую очередь, объективный и экзистенциальный (онтологический) статус личности. Личность – это прежде всего одухотворен­ное тело, воплощенный дух. Она ценна потому, что она есть, а не только благодаря выборам, которые она совершает. Более того, при всяком выборе личность использует то, что несут в себе ее существование и сущность, ее тело и дух. При всяком выборе мы сталкиваемся не только с реализацией выбора, возможностью выбора, но и с контекстом выбора: его целью, сред­ствами, ценностями. Реалистический персонализм видит в личности единство, или, как его часто называют, всеединство, тела и духа, представляющее собой объектив­ную ценность, за которую субъективность несет ответственность и не мо­жет не нести ее по отношению как к собственной личности, так и к лично­сти другого. Нельзя растворить и расплавить человеческую личность и ее ценности в череде выборов, не имея единого источника, где берут начало эти выборы, и не зная содержания ценностей, которое они выражают».

Четкость и определенность занимаемой позиции, изящный стиль ее изложения, глубокое знание предмета, которое демонстрируют Э. Сгречча и В. Тамбоне, во многом объясняют объем приведенной цитаты. Вместе с тем, ясно, что приведенные суждения не следует рассматривать в биоэтическом дискурсе в качестве истины в последней инстанции.

Представляется, что нацеленность биоэтики на рассмотрение различных точек зрения, на конструктивный диалог, на возможность достижения консенсуса по ключевым проблемам современной фармации в ситуациях, требующих от специалиста (провизора, фармацевта) совершения морального выбора, диктует необходимость разработки более общих подходов к изучению природы человека. В этом отношении можно считать перспективным подход, предложенный в исследовании С.Л. Братченко (2001). Автор отмечает, что в соответствии с базисными установками и подходами к проблеме сущности человека решается и вопрос о том, «что делать?» с этой сущностью, чтобы человек стал «лучше», «как правильно» его развивать, воспитывать, как оказывать психологическую помощь. Вопрос о смысле влияния принципиально решается следующим образом:

- если сущность человека негативная, то ее надо исправить;

- если нет – ее следует формировать и корректировать;

- если она позитивная – ей надо не навредить и помочь раскрыться, способствовать ее актуализации;

- если сущность обретается посредством свободных выборов, то следует помочь человеку научиться делать эти выборы.

Автор представляет следующую развернутую типологию базисных имплицитных установок в мире психологических концепций:

1. Базисная установка – неверие в человека.

1.1. Природа человека негативная. Цели влияния – исправление, компенсация. Основные представители (Классический фрейдизм).

1.2. Природа человека нейтральная. Цели влияния – формирование, коррекция. Основные представители (Бихевиоризм, большинство подходов в советской психологии).

2. Базисная установка – вера в человека.

2.1. Природа человека безусловно позитивная. Цели влияния – помощь в актуализации. Основные представители (Концепции К. Роджерса, А. Маслоу).

2.2. Природа человека условно позитивная. Цели влияния – помощь в выборе. Основные представители (Экзистенциальный подход В. Франкла, Дж. Бюджентала).

С.Л. Братченко в своей работе убедительно доказывает преимущества экзистенциально-гуманистического подхода, основанного на условно позитивном отношении к природе человека. Поэтому, на наш взгляд, при разработке теоретических и практических аспектов фармацевтической биоэтики перспективной является базисная установка – вера в человека, при которой подразумевается условно позитивная природа человека.

Наряду с решением структурного (статического) вопроса о природе человека для биоэтики существенное значение имеет решение функционального (динамического) вопроса о том, может ли человек осуществлять свободный моральный выбор. Здесь также просматриваются две взаимоисключающие позиции. Так, Ж.-П. Сартр говорит о радикальной свободе человека. В книге «Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии» у Ж.-П. Сартра находим: «Человеческая реальность повсюду встречает препятствия и сопротивления, ею не созданные; но эти препятствия и сопротивления имеют лишь смысл в выборе и через свободный выбор, которым является человеческая реальность». В противоположность этому взгляду можно привести, в качестве примера, суждения А. Кестлера. В труде «Размышление о виселице» он отмечает, что в вековой полемике о смертной казни никогда не упоминался спор между теоретиками свободы воли и сторонниками детерминизма. Однако же именно он – ее сердцевина. Этого спора избегают потому, что здесь мы сталкиваемся с древнейшей и самой волнующей проблемой из тех, которые ставит философия, а также потому, что она, вероятно, неразрешима.

Вместе с тем сам А. Кестлер решает эту проблему с позиции детерминизма (точнее с позиции механистического детерминизма). В частности, он пишет: «С научной точки зрения человеческие действия так жестко заданы генами, переданными по наследству от предков, функционированием эндокринных желез или печени, воспитанием и опытом прошлого, моделирующим привычки человека, его мысли, его убеждения и его философию, как действие часов предопределено их пружинами, колесиками и их сцеплениями, или как «мыслящая машина» определяется своими электрическими цепями, усилителями, сопротивлениями, своими правилами функционирования и «блоками памяти», которыми она снабжена и которые получают питание».

Приведенные суждения А. Кестлера созвучны мыслям известного представителя бихевиоризма Б. Скиннера, призывавшего решительно переосмыслить понятие ответственности и отказаться от иллюзии, что люди – свободные существа. Анализируя взгляды Б. Скиннера, Л. Стевенсон, на наш взгляд, приходит к верным обобщениям: «Тезис о всеобщем детерминизме заключается в том, что всякое событие (включая все человеческие акты выбора) сопровождается набором достаточных предшествующих причин. Даже если этот тезис верен (будем правда, помнить, что Скиннер не доказал, что мы должны думать так), мы все равно можем считать «свободными» те человеческие действия, среди причин которых имеет место личный выбор».

Здесь важно вспомнить одно высказывание А. Эйнштейна. В одном из диалогов, предметом которого были вопросы детерминизма и индетерминизма, А. Эйнштейна заметил: «Здесь мы сталкиваемся с вопросом смешения субъективного мира и мира объективного». В юридической науке при выделении четырех элементов состава правонарушения (объекта, объективной стороны, субъекта и субъективной стороны) причинная связь рассматривается как признак объективной стороны состава правонарушения. Признаками же субъективной стороны состава правонарушения являются: вина, мотив, цель. Представляется, что анализ состава морального проступка также необходимо рассматривать с использованием следующих элементов: объект, объективная сторона, субъект, субъективная сторона. В этом случае личный свободный моральный выбор, предполагающий борьбу мотивов и постановку различных целей, подразумевает и моральную ответственность человека за сделанный им выбор.

Фактор личной ответственности следует считать ключевым в биоэтике. Нередко человек не ощущает свой самостоятельности в принятии важных решений. В действительности, человек способен на многое и должен ощущать свою ответственность за сохранение всех форм жизни на Земле. Г. Йонас по этому поводу верно отмечает: «Сберечь целостность его сущности, что подразумевает также и целостность окружающей среды; пронести эту вверенную ему ценность в необезображенном виде через опасности, которым подвергает его время, и по большей части опасности со стороны собственных величественных деяний – вот не утопическая цель, однако и не такое уж скромное задание ответственности для будущего человека на Земле».

Базисная установка – вера в человека, при которой подразумевается условно позитивная природа человека и убеждение в способности человека осуществлять свободный нравственный выбор, позволили нам (Сергеев В.В., 2005) сформулировать три закона биоэтики.

Первый закон биоэтики. Закон благоговения перед жизнью.

В ситуации морального выбора, связанной с вмешательством личности в процессы жизнедеятельности, представляющим для них возможную или действительную опасность, разумному и нравственному человеку присуще благоговение перед жизнью.

Второй и третий закон биоэтики вытекают из первого.