Археологическая эстетика

Т. Манн

В типичном всегда есть очень много мифического, мифического в том смысле, что типичное, как и всякий миф, – это изначальный образец, изначальная форма жизни, вневременная схема, издревле заданная формула, в которую укладывается осознающая себя жизнь, смутно стремящаяся вновь обрести некогда предначертанные ей приметы (…).

М. Элиаде

Миф о вечном возвращении

При комплексном рассмотрении поведения человека архаической стадии развития общества поражает следующий факт: дела людей, равно как и предметы окружающего их мира не имеют собственной реальной значимости. Предмет или действие приобретают значимость, и, следовательно, становятся реальными, потому что они тем или иным образом причастны к реальности трансцендентной. Среди множества камней один становится сакральным – и, как следствие, мгновенно начинает обладать бытием во всей его полноте – потому что превращается в частицу священного мироустройства, или приобретает ману (mana), или форма его наделяется определённым символическим значением, или же он начинает напоминать о неком мифологическом подвиге и т. д. Предмет является своего рода сосудом, содержащим в себе внешнюю силу, которая отличает его от ему подобных и придаёт ему смысл и значимость (…).

Перейдём теперь к действиям человека, разумеется, не инстинктивным, а осмысленным; их значимость, ценность зависит не от количества затраченной на них физической энергии, а от того, как точно воспроизводят они акт первотворения, повторяют мифологический образец. Еда – не просто физиологический процесс, это постоянно повторяющееся причастие. Бракосочетание и коллективное пиршество возвращают нас к мифологическим прототипам; их повторяют, потому что изначально эти действия были освящены богами («в те времена», ab origine – изначально), «предками» или героями (…).

Это сознательное повторение действий в рамках определённой парадигмы выдаёт их онтологическую сущность. Природный продукт, предмет, изготовленный человеком, обретают свою реальность, свою самобытность только в той степени, в какой они причастны к трансцендентной реальности. Деяние обретает смысл, реальность исключительно в том случае, когда оно повторяет изначальное, образцовое действие (…).

Поступки первобытного человека определяются глубинным смыслом: его поведение определяется верой в абсолютную реальность, противостоящую мирскому миру «нереальностей»; в конечном счёте, мирской мир не является собственно «миром»; он есть нечто в высшей степени «нереальное», не-созданное, не-существующее: ничто (…).

Трактат по истории религий

Любое новое человеческое строение или установление в известном смысле воспроизводит вселенную (…). Космогония представляет собой образцовую модель всякого строительства. Сооружение каждого нового города или дома есть подражание сотворению мира и в известном смысле повторение его (…). Подобно тому, как город всегда являлся imago mundi, дом представляет собой микрокосм. Порог разделяет два пространства, очаг соотносится с центром мира (…).

Любое дерево способно превратиться в мировое Древо, любую воду можно отождествить с первичными Водами и т. д. (…). Даже на самых низких уровнях своего «непосредственного» религиозного опыта человек стремится приблизиться к этому архетипу и реализовать его (…).

Для архаического сознания любое начало есть illud tempus (время оно), а следовательно, некий «просвет», выход в сферу Великого времени, в область вечности (…).

К. Г. Юнг