Раздел 4. Экономические процессы

Но телеологический тезис (да еще с психоантропологическим оттен­ком!) "борьбы за жизнь" не способен что-либо объяснить, хотя способен со­здать впечатление, что все понято. Можно ли считать обоснованным взгляд на эволюцию как на результат приспособительного взаимодействия разных элементов жизни? Если бы все было так просто, то в природе должна была бы существовать непрерывная цепь промежуточных видов, чего практичес­ки не наблюдается. Утконос, живородящая ящерица и некоторые другие виды животных составляют исключения, что только подтверждает правило (как выразился бы Г.В.Ф. Гегель). Можно было бы предположить, что промежу­точные виды не долгоживучи, ибо плохо приспособлены к условиям среды обитания. Но и в таком случае промежуточные виды должны были бы суще­ствовать всегда, пусть даже кратковременно. С нашей точки зрения, отсут­ствие промежуточных видов можно объяснить неустойчивостью биосферы уже на молекулярном (!) уровне. Согласно гипотезе, "промежуточные" гено­мы возникают всегда и постоянно, но продолжительность их жизни состав­ляет доли секунды, так что организмы из них вырасти не успевают...

С другой стороны, по Ч.Р. Дарвину выходит, что всякий вид в момент своего возникновения был менее приспособлен к жизни (раз он впослед­ствии получил развитие), что, однако, не помешало ему сохраниться, победив в “борьбе за жизнь”, вместо того чтобы погибнуть. Наконец, сосуществова­ние форм жизни с разным уровнем сложности свидетельствует как будто в пользу того, что сложные формы произошли из простых, т.е. на уровне видо­образования и видопревращения природа воспользовалась почему-то одним из двух видов химической реакции — синтезом сложной молекулы из про­стых, и отказалась от противоположного вида — разложения сложной моле­кулы на простые. (Объяснения тому, конечно, найдутся, однако сами эти объяснения случайны по отношению к возникновению жизни). Глупая сова (класс пернатых) "побеждает" в охоте на мелких грызунов (представителей более совершенного класса млекопитающих); примитивные вирусы, кото­рых относят к граничным формам жизни, "побеждают" живые клетки слож­ного организма... — вот лишь некоторые примеры того, как более высокая форма организации проигрывает простейшим формам в "борьбе за жизнь". Получается, что вектор филогенетического усложнения живых структур не совпадает по направлению с вектором "борьбы за жизнь". Современные па­леоботаника, палеозоология и генетика, с одной стороны, как будто подтвер­ждают принцип исторического усложнения живой природы путем превра­щения видов; с другой — становится все более очевидным, что это не единственный вектор процесса биосферы. Превращение видов сосуществу­ет с другим вектором — адаптивным процессом, способствующим сохране­нию вида вопреки изменениям окружающей среды, благодаря чему более простые и простейшие виды продолжают существовать с самыми сложными, возникшими много позже (из простых?).

Так это или иначе — не столь важно для настоящей работы, где нас будут интересовать (в какой-то мере) биосоциальные аналогии, а не ответы на вопросы происхождения жизни на Земле.

124

Спустя 18 лет после того, как естествоиспытатель Ч.Р. Дарвин (в проти­вовес защитнику креационизма Карлу Линнею) предложил теорию эволю­ции видов, этнограф Л.Г. Морган, поддерживая всеобъясняющий принцип "борьбы за жизнь", выдвинул схожую идею эволюционного развития обще­ства [51], но проблема существования переходных форм и сосуществования разноукладных общественных образований им также не была замечена. В то же время, в отличие от биосферы, в социуме всегда присутствует великое разнообразие переходных форм. Они могут быть неустойчивыми, кратковре­менными, узколокализованными, но они живучи. Иное дело, что грубость человеческих ощущений, ограниченность образного восприятия, дискретность понятийного аппарата не позволяют создать "непрерывную" классификацию социально-экономических структур. Что касается процесса усложнения об­щественной структуры, то, согласно Демокритову принципу исономии (бес­причинной симметрии мира), для преимущественно однонаправленного — асимметричного движения, называемого развитием, должна существовать какая-либо причина. Однако по сей день даже подходы к решению данной проблемы не известны. Наша рабочая гипотеза состоит в определяющей роли исторического ускорения — все более быстрого перехода от одной обще­ственной формации к другой. Поскольку продолжительность существования каждой последующей формации меньше предыдущей, постольку это объек­тивно создает историческую асимметрию. Поскольку скорость процесса не­прерывно нарастает, постольку период превращения состояния А в состоя­ние Б (время усложнения структуры) короче периода обратного превращения (времени деградации). Казалось бы, такая гипотеза противоречит явлению, наблюдаемому всегда и всюду: усложнение структуры происходит значитель­но медленнее ее деградации. Мы, например, видим, как медленно развивает­ся особь и как быстро она умирает... Но эта видимость происходит оттого, что мы способны наблюдать лишь заключительный этап умирания — аго­нию, тогда как процессы самораспада происходят непрерывно (за 21 день организм человека полностью обновляется), и если бы распад происходил быстрее синтеза, то жизнь погибла бы, не успев зародиться.

Хорошо известно (о чем говорилось выше), что адаптивные свойства, приобретенные живой структурой, основанной на менее сложной элемент­ной базе, могут как отставать от уровня интегрального развития структуры, состоящей из более сложных элементов, так и превосходить его. Так ведет себя и дополнительная форма жизни — общество. Например, древние, давно погибшие цивилизации оказались способны уже после своего распада долгое время удерживать "пальму первенства" в строительстве, архитектуре, живо­писи, ораторском искусстве, литературе, юриспруденции, форме государ­ственного управления, устройстве быта, посрамляя достижения современно­сти. Так и посткрепостнический строй — социализм, по ряду характеристик превосходил до поры, до времени развитой капитализм (освоение космоса, распространение грамотности, уровень решения жилищных проблем и пр.). В связи с изложенным поставим несколько необычный вопрос: что требует­ся, чтобы современному высокоразвитому обществу вернуться к отсталым

125