Глава 4 юрьев день

Нормы Юрьева дня, определявшие порядок выхода крестьян от феодальных землевладельцев, длительное время служили одним из главных регуляторов экономической жизни деревни. Особое значение этот регулятор приобретал в годы неурожая и голода. В Юрьев день крестьяне покидали владения, подвергшиеся наибольшему разорению. Право выхода давало бедствующему земледель­цу последний шанс на то, чтобы избежать полного обнищания и деклассирования. Если собственный землевладелец не мог или не хотел предоставить нуждающемуся («нужному») крестьянину льго­ту, подмогу деньгами, семенную ссуду, последний волей-неволей искал более состоятельного феодала либо уходил на черносошные земли.

Экономические потрясения начала XVII в. имели катастрофи­ческие последствия не только потому, что они были вызваны круп­ными стихийными бедствиями, но и потому, что деревня пережила первый большой голод в условиях отмены Юрьева дня.

Неурожай и голод побудили Бориса Годунова в 1601 —1602 гг. временно восстановить Юрьев день. И. И. Смирнов подчеркивал элемент демагогии в крестьянской политике Годунова, предостав­лявшего «мелким землевладельцам право увеличить крестьянское население своих поместий»¹. По мнению В. И. Корецкого, Годунов сделал важную уступку крестьянам и разрешил «крестьянский пе­реход в среде мелких и средних помещиков», чтобы разрядить на­пряженную обстановку в стране. Но его меры не достигли цели: служилая мелкота была отдана на поток и разграбление своим бо­лее богатым соседям-помещикам, что обострило внутриклассовые и классовые противоречия в стране².

Следует отметить два существенных момента. Во-первых, ме­ры Годунова были в определенной мере связаны с провозглашенной им доктриной благоденствия «всенародного множества». Во-вто­рых, эти меры были обусловлены экономическими потребностями момента. В обстановке усиливавшегося день ото дня голода власти принуждены были вспомнить о Юрьеве дне, чтобы спасти деревню от полного разорения и разрухи.

Крестьянский выход был возобновлен не во всем Русском го­сударстве и не для всех категорий землевладения. Во владениях бояр, «больших» московских дворян, высшей приказной бюрокра­тии, землевладельцев столичного Московского уезда, патриарха, епископов и монастырей крепостной режим сохранялся в непри­косновенности. Аналогичным было положение дворцовых и черно­сошных земель. Юрьев день был восстановлен лишь во владениях провинциальных детей боярских, т. е. средних и мелких помещиков. Землевладельцы указанной категории составляли основную массу феодального сословия. Но они были также и наиболее слабой в экономическом отношении частью этого сословия.

При повсеместном возобновлении Юрьева дня крестьяне неиз­бежно отхлынули бы с наиболее разоренных поместных земель в боярщины и монастырщины. Правительство не желало допустить выхода земли «из службы» и строго запретило крупным земле­владельцам свозить крестьян из мелких поместий.

Феодальные землевладельцы сами собирали подати со своих крестьян и вносили их в казну. В годы голода лишь бояре, мона­стыри и прочие крупные землевладельцы обеспечивали поступле­ние податей со своих крестьян, а потому казна считала неце­лесообразными любые перемещения тяглых крестьян на этих зем­лях. Дворцовые села и черные волости были приравнены к крупно­му землевладению, вероятно, по тем же соображениям. Население этих категорий земель не получило права выхода.

В совсем иное положение попал мелкий провинциальный слу­жилый люд, который оказался не в состоянии обеспечить поступ­ление в казну крестьянских податей.

В ноябре 1601 г. правительство разослало по уездам два ука­за³. Первый указ предписывал местным властям «сполна» собрать подати с населения. Второй указ гласил: «Лета 7110-го (1601 г. — Р. С.) ноября в 28 день указал государь во всем Московском госу­дарстве от налог и от продаж крестьяном дати выход»⁴. Посколь­ку правительство не намеревалось освободить крестьян от царевых податей, указание на налоги относилось исключительно к «налогам и продажам» провинциальных детей боярских, во владениях кото­рых возобновлялся Юрьев день. Требуя от налогоплательщиков уплаты в казну государевых податей, власти сулили крестьянам облегчение от помещичьих «налогов и продаж».

Правительство имело особые причины негодовать на «оскудев­ших» феодалов. Мелкие землевладельцы, не выполнявшие своих обязательств по отношению к казне, отнюдь не отказывались от поборов с крестьян в свою пользу. Более того, они употребляли все средства вплоть до «продаж» (распродажа имущества в счет долгов), чтобы выколотить из крестьян оброки. Государство, изы­мавшее в свою пользу основательную долю прибавочного продук­та земледельцев, не желало мириться с таким перераспределением доходов.

Защищая интересы крестьян, феодальное государство пресле­довало собственные цели. Мелкопоместные служилые люди не име­ли достаточных средств и запасов, чтобы оказать помощь населению и в критической ситуации спасти мужика от нищенской су­мы и голодной смерти. Чтобы уберечь крестьян из мелких и эко­номически наименее устойчивых владений от вымирания и тем са­мым сохранить их в качестве налогоплательщиков, не было иного выхода, кроме как позволить им покинуть земли оскудевших дво­рян. Благодаря годуновским указам 1601 —1602 гг. эта задача была решена.

Крестьянскую политику Бориса нельзя оценивать однозначно — как продворянскую или, напротив, как антидворянскую. Власти по­жертвовали интересами низших прослоек феодального класса, ко­торые не могли ни обеспечить сбор податей с крестьян, ни исправ­но нести государеву службу. Столкнувшись с разорением деревни, правительство встало на сторону тех служилых людей, которые, невзирая на недород, продолжали служить и оплачивать подати со своих поместий, а кроме того, располагали достаточными ресур­сами, чтобы «назвать» к себе крестьян от разоренных помещиков или тех помещиков, которые отказывались кормить крестьян и по­могать им в голодное время. Возможность вывезти к себе крестьян имели те, кто мог оказать им помощь, предоставить подмогу семе­нами, дать льготу.

Сообразуясь с реальным положением дел в деревне и стремясь не допустить полного запустения маломощных поместий, власти ограничили своз крестьян жесткими нормами: «А которым людем промеж себя в нынешнем, во 110-м (1601. — Р. С.) году крестьян возити, и тем возити меж себя одному человеку, из-за одново же человека, крестьянина одного или двух, а трех и четырех одному из-за одново никому не возити»⁵. В обстановке голода и неурожая даже относительно более богатые провинциальные землевладельцы, по общему правилу, не могли обеспечить подмогу и льготы, а затем и выплату подати более чем за одного-двух крестьян.

Среди «чиновных» лиц и служителей приказов право свозить крестьян получили лишь низшие «чины», т. е. преимущественно мелкие землевладельцы. Владения дьяков оставались в сфере дей­ствия крепостного порядка, во владениях подьячих возобновлял­ся Юрьев день.

В царском указе особо упоминались служители Конюшенного приказа, Большого дворца, Ловчего «пути» и пр. Перечень чинов­ных групп выглядит как неполный и случайный. В нем не упомя­нуты служители Постельного и десятков других приказов. Зная практику московского законодательства, можно предположить, что наименования чинов попали в текст указа непосредственно из челобитных самих этих чинов.

В указе о крестьянах, по-видимому, получили отражение чело­битные двоякого рода: одни челобитчики жаловались на разоре­ние своих крестьян и невозможность уплатить подати; другие пы­тались использовать момент, чтобы пополнить крестьянское насе­ление своих поместий. Формально закон о крестьянском выходе 1601 г. ставил в равное положение и уездных детей боярских, и служителей дворцовых и приказных ведомств, разрешая всем им во­зить крестьян «промеж себя». Фактически же разоренные мелко­поместные дети боярские из провинции не могли тягаться с поме­щиками, занимавшими доходные места при царском дворце и в сто­личных приказах.

«Чиновные» группы, перечисленные в указе, надеялись исполь­зовать временное возобновление Юрьева дня в своих интересах. Эти группы были не слишком многочисленными, но по своей бли­зости к царскому дворцу и правительству всегда могли заявить о своих нуждах и добиться желательного решения. Масса уездных помещиков располагала гораздо меньшими возможностями влиять на законодательство.

В пределах Московского уезда крестьянские переходы были запрещены для всех категорий землевладельцев. Экономические последствия подобного распоряжения оказались самыми неблаго­приятными. Крестьяне из разоренных мелких поместий, лишен­ные какой бы то ни было помощи, в большом числе двинулись в Москву в поисках спасения. Многие из них погибли от голодной смерти. При повторном издании указа о Юрьеве дне в 1602 г. Мос­ковский уезд был включен в сферу действия Юрьева дня. Многие дворцовые и приказные служители имели подмосковные деревни. По указу 1602 г. они получили право свозить крестьян.

Практика выхода крестьян в 1601 —1602 гг. давно привлека­ла внимание исследователей. М. А. Дьяконову и И. И. Смирнову удалось обнаружить единичные указания источников на «отказ» крестьян и бобылей. Находки В. М. Панеяха и В. И. Корецкого зна­чительно расширили поле наблюдений. В. М. Панеях систематизи­ровал данные кабальных книг, содержащих сведения об «отка­зах» из-за помещиков преимущественно обедневших крестьян и бобылей. В. И. Корецкий обнаружил в архивах ряд поместных дел, связанных со «свозом» крестьян⁶. Использовав новые материа­лы, В. И. Корецкий всесторонне исследовал факты, связанные с практической реализацией указов Годунова о восстановлении Юрьева дня.

Характеризуя выход крестьян в Юрьев день, некоторые иссле­дователи считали возможным писать о борьбе помещиков за «ра­бочие руки»⁷. Употребление подобного термина представляется неудачным. Объектом феодальной эксплуатации были не «рабочие руки», а хозяйство крестьянина в целом, основная ячейка всей экономической структуры феодального общества.

Сохранившиеся документы об «отказах» в 1601 —1602 гг. по­казывают, что помещики сравнительно легко отпускали обнищав­ших крестьян, которые сохраняли свое значение в качестве «ра­бочих рук», но не имели запасов хлеба, семян, скота и пр. Они бы­ли не столько необходимой для помещика рабочей силой, сколько лишними ртами в имении. А главное, за них надо было платить подати. Отпуская таких крестьян, землевладелец мог получить с них кое-какие деньги или имущество в счет выходных платежей.

Совсем иным было отношение помещиков к выходу «прожиточ­ных» крестьян, имевших хлебные запасы, скот и прочее имущество. Материалы, выявленные В. И. Корецким, подтверждают это с пол­ной очевидностью⁸. Землевладелец старался удержать их в своем поместье любыми средствами. Многолетняя практика заповедных и урочных лет приучила помещиков рассматривать своих крестьян как крепостных. Потеря нескольких крестьян для мелкопомест­ного сына боярского была равнозначна разорению. Не удивитель­но, что помещики отказывались повиноваться правительственным распоряжениям, силой удерживали у себя крестьян, отбирали у них «животы» и хлеб. Жалобы на насилия, поступавшие со всех сторон, побудили правительство дополнить указ 1602 г. новыми пунктами. «А из-за которых людей, — гласил закон, — учнут крестьян отказывати, и те б люди (помещики. — Р. С.) крестьян из-за себя выпускали со всеми их животы, безо всякие зацепки, и во крестьянской бы возке промеж всех людей боев и грабежей не было, и силно бы дети боярские крестьян за собой не держали и продаж им ни которых не делали; а кто учнет крестьян грабити и из-за себя не выпускати, и тем от нас быти в великой опале»⁹.

Столкновения из-за крестьян приводили к распрям и даже «боям» между землевладельцами. В указе 1602 г. царь Борис стро­го предписывал местной администрации беречь «того накрепко, чтобы во крестьянском отказе и в вывозке ни у кого ни с кем заце­пок, и задоров, и боев не было». Однако старания властей ни к чему не привели. Судьи Поместного приказа в Уложении о крестьянах 1607 г. признали, что восстановление Юрьева дня при Годунове повлекло за собой «великие разпри и насилия, многим разорения и убивства смертные»¹⁰.

Меры Годунова могли бы приглушить социальные противоре­чия в деревне, отсрочить взрыв, если бы их проводили последо­вательно, на протяжении ряда лет. Некоторые чиновные группы и отдельные прослойки уездного дворянства сумели извлечь выго­ды из указов о крестьянском выходе. Но низшее дворянство в мас­се своей решительно отвергло политику уступок крестьянам. В 1603 г. указ о частичном возобновлении крестьянского выхода не получил нового подтверждения.

Провинциальные дворяне с крайним негодованием отзыва­лись о последствиях восстановления Юрьева дня при Годунове. Наиболее резкое выражение эта оценка получила в Бельской летопи­си, составленной в среде уездных служилых людей в 30-х годах XVII в. Когда Борис Годунов дал крестьянам «волю» и разрешил им выход, повествует летописец, он «скорил» городовых дворян и детей боярских, «и межу их учинилось межьусобноя кровопро­литие, и тяжбы о том меж ими велики зело стали, и от того у слу­жилых людей поместья и вотчины оскудели и сами служилые лю­ди стали в великой скудости и межу собя в ненависти»¹¹.

Политика Годунова не удовлетворила феодально зависимое крестьянство и одновременно внесла раздор в ряды господствующего класса. Возобновление «выхода» пробудило среди закрепо­щенных крестьян надежду на то, что они смогут вернуть утрачен­ную волю с помощью «доброго» царя. Запрет переходов в 1603 г. вызвал у них глубокое разочарование.

Недовольство затронуло не только крестьянство, но и мелко­поместное уездное дворянство. К началу XVII в. процесс дробле­ния поместных владений зашел весьма далеко. Голод 1601 — 1603 гг. ускорил разорение мелкопоместного дворянства. Времен­ное восстановление крестьянского «выхода» в пределах владений провинциальных детей боярских нанесло еще один удар по их бла­госостоянию. Крестьянская политика Бориса Годунова ограждала интересы правящего боярства, дворянских верхов и состоятельного уездного дворянства, но грубо попирала интересы мелкопоместно­го уездного дворянства, составлявшего основную массу феодаль­ного сословия. Обедневшие помещики имели все основания него­довать на земскую выборную династию.

Глубокий кризис, поразивший господствующий феодальный класс России, стал одним из главных факторов гражданской вой­ны начала XVII в.