Глава 16 властитель кремля

Некогда Борис снискал поддержку земщины, положив конец опрично-дворовой политике. В конце жизни он пошел на частичное возрождение репрессивного режима.

В течение 20 лет управлял Россией Годунов — сначала как пра­витель, а затем как самодержец. В последние годы его жизни все большую роль в делах управления играла Ближняя дума («Тай­ный совет»). Среди ее членов три лица из числа родственников Бо­риса занимали «высшие должности в России»: конюший боярин (Д. И. Годунов), аптечный боярин (С. Н. Годунов), дворецкий боя­рин (С. В. Годунов). После смерти престарелого конюшего С. Н. Го­дунов стал фактически главой Ближней думы. Современники запи­сали прозвище Семена Никитича — «Правое ухо царево»¹. В Москве он слыл крайне жестоким человеком.

Семен Годунов попытался расширить систему сыска в стране. Польские послы, побывавшие в Москве в дни суда над Романовы­ми, писали, что у Бориса среди подданных много недоброжелате­лей, строгости по отношению к ним растут с каждым днем, так что москвитянин шага не сделает, чтобы за ним не следили два-три соглядатая ².

Власти стремились держать в тайне все, что было связано с арестом и пытками сторонников Лжедмитрия в Москве. Но их ста­рания приводили лишь к обратным результатам. По стране распро­странились самые преувеличенные слухи обо всем, что происходило на Пыточном дворе.

По словам Исаака Массы, стоило человеку произнести имя Дмитрия, как царские слуги хватали его и предавали жалкой смер­ти вместе с женой и детьми: «...и вот день и ночь не делали ничего иного, как только пытали, жгли и прижигали каленым железом и спускали людей в воду, под лед». Яков Маржарет обвинял Годуно­ва в том, что после появления «Дмитрия» Борис «с тех пор целые дни только и делал, что пытал и мучил по этому поводу», «тайно множество людей были подвергнуты пытке, отправлены в ссылку, отравлены в дороге и бесконечное число утоплены»³.

Вдумчивый наблюдатель дьяк Иван Тимофеев писал, что к концу жизни Бориса всем надоело его притеснительное, с лестью, кро­вожадное царство, и не из-за податных тягот, а из-за пролития крови многих неповинных⁴. Подобного рода свидетельства красноре­чивы, но они почти ничего не дают для того, чтобы составить даже примерное представление о подлинных масштабах террора.

Своими успехами Лжедмитрий I был обязан поддержке со сторо­ны «черни» — низших сословий. Этот факт определил направлен­ность правительственных репрессий. Династия сознавала, с какой стороны ей грозит смертельная опасность, и стремилась подавить выступления низов с помощью жестокости.

Меры в отношении дворян носили совсем иной характер по срав­нению с мерами в отношении «черни». Борис щадил дворянскую кровь совершенно так же, как и самозванец. Крайние меры приме­нялись лишь к немногим дворянам-перебежчикам, к лицам, захва­ченным на поле боя с оружием в руках, и к посланцам «вора», подстрекавшим народ к мятежу. Последних вешали без суда на первом попавшемся дереве.

Сыскное ведомство постоянно расширяло свою деятельность. И все же ему не удавалось искоренить социальную утопию, все шире распространявшуюся в народе. Ждали пришествия «добро­го» царя, и с этим ничего нельзя было поделать.

Нарастание репрессий вело к тому, что ведомство Семена Го­дунова стало приобретать все более широкие политические функции. Сохранились сообщения о том, что Семен Годунов настаивал на каз­ни заподозренных в измене членов Боярской думы⁵. Между тем ду­ма была высшим органом государства, а сыскное ведомство — лишь одной из ее многочисленных комиссий.

Признаки недовольства в столице и городах множились день ото дня. Но после разгрома Комарицкой волости власти уяснили, к каким неблагоприятным последствиям приводит политика тер­рора⁶. Обладая огромным опытом государственной деятельности, Борис понимал, что насилие лишь осложняет ситуацию.

Прежде деятельный и энергичный, Борис в конце жизни все ча­ще устранялся от дел. Он почти не покидал дворца, и никто не мог его видеть. Прошло время, когда Годунов охотно благотворил си­рым и убогим, помогал им найти справедливость, давал управу на сильных. Теперь он лишь по великим праздникам показывал­ся на народе, а когда челобитчики пытались вручить ему свои жало­бы, их разгоняли палками⁷.

Фатальные неудачи порождали подозрительность, столь чуж­дую Борису в лучшие времена. Царь перестал доверять своим боя­рам, подозревал в интригах и кознях своих придворных и все ча­ще обращался за советами к прорицателям, астрологам, юроди­вым.

Еще Горсей отмечал склонность Бориса к «чернокнижью». Один из членов польского посольства в Москве в 1600 г. писал: «Годунов полон чар и без чародеек ничего не предпринимает, даже самого малого, живет их советами и наукой, их слушает...»⁸. Однаж­ды Борис пригласил в Москву некоего немца-астролога из Ливо­нии. Когда в небе над Москвой появилась яркая комета, царь попросил его составить ему гороскоп. Астролог посоветовал Борису «хорошенько открыть глаза и поглядеть, кому же он оказывает до­верие крепко стеречь рубежи»⁹.

Годунов обращался к знаменитой в Москве юродивой Олене. Юродивая предсказала ему близкую кончину. Другая «ведунья» — Дарьица давала официальные показания о ворожбе во дворце у Бо­риса уже после его смерти. Дарьица, по ее собственным словам, на­гадала, что «Борису Федоровичу быти на царстве немногое время»¹⁰.

Члены английского посольства, видевшие Годунова в послед­ние месяцы его жизни, отметили многие странности в его харак­тере. Будучи обладателем несметных сокровищ, царь стал выказы­вать скупость и даже скаредность в мелочах. Живя отшельником в Кремлевском дворце, Борис по временам покидал хоромы, чтобы лично осмотреть, заперты и запечатаны ли входы в дворцовые по­греба и в кладовые для съестных припасов. Скупость, по замеча­нию англичан, будто бы стала одной, притом не самой последней причиной его падения¹¹.

Многие признаки в поведении Годунова указывали на его преж­девременно наступившее одряхление. Принимая посла английского короля Якова I, царь впал в слезливый тон, говоря об умершей ко­ролеве Елизавете. В конце жизни Годунов, тревожась за будущее сына, держал его при себе безотступно, «при каждом случае хотел иметь его у себя перед глазами и крайне неохотно отказывался от его присутствия». Однажды один из ученых иноземцев попытался убедить Годунова, что ради долголетия царевича и просвещения его ума ему надо предоставлять некоторую самостоятельность в за­нятиях. Однако Борис неизменно отклонял такие советы, говоря, что «один сын — все равно что ни одного сына» и он не может и на миг расстаться с ним¹².

В последние дни Годунова более всего мучили два вопроса. Твердо зная, что младший сын Грозного мертв, царь по временам впадал в сомнение, «почти лишался рассудка и не знал, верить ли ему, что Дмитрий жив или что он умер»¹³. Другой вопрос заключал­ся в том, сподобится ли он вечного блаженства на том свете. По это­му поводу Борис советовался не только со своим духовником, но и с учеными немцами. Невзирая на различие вер, царь просил их, «что­бы они за него молились, да сподобится он вечного блаженства». После таких бесед Борис нередко приходил к мысли, что для него «в будущей жизни нет блаженства»¹⁴.

Под влиянием неудач и тяжелой болезни Годунов все чаще по­гружался в состояние апатии и уныния. Физические и умственные силы его быстро угасали. Недруги распространяли всякого рода не­былицы по поводу смерти Бориса, последовавшей 13 апреля 1605 г. Согласно одной версии, Годунов будто бы принял яд ввиду безвыходности своего положения; по другой версии, он упал с трона во время посольского приема¹⁵.

Осведомленные современники описывают кончину Годунова совсем иначе: «...царю Борису, вставши из-за стола после кушанья, и внезапу прииде на лево болезнь люта, и едва успе поновитись и постричи, в два часа в той же болезни и скончась». Как записал автор Хронографа, Годунов скончался после обеда: «...по отошествии сто­ла того, мало времени минувшю, царь же в постельной храмине сидящу, и внезапу случися ему смерть». Борис умер скоропостижно, и монахи лишь «успели запасными дары причастити» умира­ющего¹⁶.

Члены английского посольства описали последние часы Годуно­ва со слов лечивших его медиков. По обыкновению, врачи находи­лись при царской особе в течение всего обеда. Борис любил плот­но покушать и допускал излишества в еде. Доктора, видевшие его хороший аппетит за обедом, убедились в его добром здравии и разъехались по домам. Но через два часа после обеда Борис почув­ствовал дурноту, перешел в спальные хоромы и сам лег в постель, велев вызвать врачей. Но до того, как те вернулись во дворец, у Бо­риса отнялся язык и он умер. Перед кончиной Бориса стоявшие под­ле его постели бояре спросили, не желает ли он, чтобы дума в его присутствии присягнула наследнику. Умирающий, дрожа всем те­лом, успел промолвить: «Как богу угодно и всему народу». Вслед за тем духовные особы поспешно совершили над ним обряд постриже­ния в иноки¹⁷.

Близкий к царскому двору Яков Маржарет передает, что Борис скончался от апоплексического удара¹⁸.

Смерть Бориса дала новый толчок развитию «Смуты» в Русском государстве.