5.1.6. Значение английского ассоцианизма XVIII века

Английский ассоцианизм XVIII века, как в материалистическом, так и в идеалистическом вариантах, направлял искания многих западных психологов двух последующих веков. Как бы умозрительны ни были воззрения Гартли на деятельность нервной системы, она, по существу, мыслилась им как орган, передающий внешние импульсы от органов чувств через головной мозг к мышцам, т.е., иначе говоря, как рефлекторный механизм. В этом плане Гартли стал восприемником открытия Декартом рефлекторной природы поведения.

Но Декарт наряду с рефлексом вводил второй объяснительный принцип - рефлексию как особую активность сознания. Гартли же наметил перспективу бескомпромиссного объяснения, исходя из единого принципа и тех высших проявлений психической жизни, которые дуалист Декарт объяснял активностью нематериальной субстанции.

Эта гартлианская линия вошла впоследствии в ресурс научного объяснения психики в новую эпоху, когда рефлекторный принцип был воспринят и преобразован Сеченовым и его последователями.

Нашла своих последователей на рубеже XIX-XX веков и линия, намеченная Беркли и Юмом. Ее преемниками стали не только философы-позитивисты, но и психологи (Вундт, Титченер), сосредоточившиеся на анализе элементов опыта субъекта в качестве особых, ни из чего не выводимых психических реалий.

5.2. ФРАНЦУЗСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ: ОБЪЕКТИВНЫЙ ПОДХОД К НАУКЕ О ДУШЕ

5.2.1. Истоки французского материализма: сенсуализм Д. Локка и объективное направление Р. Декарта - рефлекторный принцип действия организма. Опровержение интроспективного подхода к сознанию. Материальность мира и живой природы. Обусловленность внутренних психических состояний законами природы

В философском отношении решающий шаг в ориентации психологии на объективное и опытное изучение был сделан французскими материалистами XVIII века. Французский материализм объединил в себе две линии теоретической мысли: объективное направление Р. Декарта в области физики и физиологии и сенсуалистические идеи Д. Локка.

Воззрения Р. Декарта, как было подчеркнуто ранее, оказали значительное влияние на весь последующий ход психологической мысли как во Франции, так и за ее пределами. Это влияние двояко. С одной стороны, увидев в человеческом теле машину и выдвинув рефлекторный механизм его действия, Р. Декарт указал на реальную возможность экспериментального изучения органических и психофизиологических функций. С другой стороны, картезианское учение о сознании стало исходным основанием для развития интроспективной психологии в ее различных формах. Если мысль Р. Декарта о естественнонаучном пути и объективном изучении органических и психофизиологических процессов была поддержана французскими материалистами и развита дальше, то интроспективный подход к сознанию был опровергнут.

Весь мир, живая и неживая природа для французских материалистов есть вечная, бесконечная, протяженная и движущаяся материя. Все свойства живой природы, включая и психические, являются продуктами развития материи. Психическое есть свойство высокой организации материи. Совершеннейшей частью природы является человек, и как часть природы его существование определяется строгой природной необходимостью. Законы природы распространяются и на внутренний мир человека. Объективным основанием психических способностей является внешний мир и его закономерности. Нет никаких внутренних состояний, которые не были бы обусловлены законами природы.

В целом заслуга французских материалистов состояла в том, что они преобразовали учения Д. Локка и Р. Декарта в прочную материалистическую традицию, которая стала основой для последующего развития научной психологии во Франции в XIX и XX веках. Под заметным влиянием идей Д. Дидро, П. Гольбаха, Ж. Ламетри и K. Гельвеция происходило во Франции и формирование экспериментальной психологии.

5.2.2. Э. Кондильяк: опытное происхождение знаний. «Статуя» Э. Кондильяка. Главенствующее положение осязания в восприятии окружающего мира. Ощущения - единственный источник внутреннего мира человека. Двойственность позиции Э. Кондильяка. Критика учения Б. Спинозы о единой субстанции

Что касается локковского эмпиризма и сенсуализма, то их переносу на французскую почву способствовали прежде всего работы Э. Кондильяка (1715-1780). К ним относятся: «Очерк происхождения человеческих знаний» (1746), представлявший собой краткое изложение книги Д. Локка «Опыт о человеческом разуме» и самостоятельный труд Э. Кондильяка «Трактат об ощущениях» (1754). Подобно Д. Локку, Э. Кондильяк исходил из опытного происхождения знаний. Однако, в отличие от Д. Локка, он устранил рефлексивный источник познания, поскольку видел в нем то же ощущение. Для изложения своей точки зрения Э. Кондильяк воспользовался образом статуи, которая постепенно наделялась им различными ощущениями. С введением каждого нового вида ощущений психическая жизнь статуи усложняется. Главным из всех чувств является осязание. Оно выступает в роли учителя всех других чувств. Главенствующее положение осязания определяется тем, что только оно научает другие чувства относить ощущения к внешним предметам. Ни запах, ни слух, ни зрение в отдельности и вместе взятые не дают нам адекватного образа внешних вещей. Лишь с помощью осязания статуя Э. Кондильяка начинает судить о пространстве, фигуре, величине внешних предметов. Одним из движущих принципов познания и, пожалуй, самым главным являются потребности, понимаемые Э. Кондильяком как беспокойство, вызываемое отсутствием какого-либо предмета, ведущего к удовольствиям. Благодаря потребностям «возникают все душевные и телесные привычки» [Кондильяк Э.Б. Трактат об ощущениях. М., 1935, с.45].

В целом душа человека, по мнению Э. Кондильяка, представляет собой совокупность модификаций ощущений. Память, воображение, суждение - это разновидности различных сочетаний ощущений. Ощущения - единственный источник внутреннего мира человека.

Общая концепция Э. Кондильяка отличалась двойственностью. Он не отрицал, как, например, Д. Беркли, существование объективного мира. В то же самое время Э. Кондильяк критиковал Б. Спинозу за его учение о субстанции, пытался доказать, что за ощущениями нельзя увидеть какой-либо субстанции. Здесь Э. Кондильяк предпочел примкнуть к Д. Беркли и заявить устами своей статуи: «Я вижу только себя, я наслаждаюсь только собой, ибо я вижу только свои собственные модификации: они - моя единственная собственность. Одним движением своих ресниц я творю или уничтожаю все окружающее меня» [Кондильяк Э.Б. Трактат об ощущениях. М., 1935, с.257]. Нет у Э. Кондильяка также указаний на какую-либо связь ощущений и их модификаций с телесными механизмами. Статуя Э. Кондильяка - чисто психологическое существо. Придерживаясь подобной точки зрения, Э. Кондильяк практически оставался на интроспективных позициях Д. Беркли и Д. Юма. Феноменологические тенденции Э. Кондильяка вызвали заслуженную критику со стороны Д. Дидро.

Идеи Р. Декарта и Э. Кондиьляка находят дальнейшее развитие у материалистов XVIII века Ж. Ламетри (1709-1751), Д. Дидро (1713-1784), П. Гольбаха (1723-1789), К. Гельвеция (1715-1771) и П. Кабаниса (1757-1808). Для них характерно преодоление дуализма Р. Декарта, Д. Локка и Э. Кондильяка как в понимании всего мироздания, так и в понимании внутреннего мира человека.

5.2.3. Ж. Ламетри: рефлекторный принцип деятельности психики. Человек как чувствующая и думающая машина - распространение рефлекторного принципа на психическую деятельность. Душа как способность к ощущениям. Доступность изучения души методами механики - устранение дуализма Р. Декарта. Объективный метод исследования психики. Влияние сенсуализма Д. Локка. Участие интеллекта в возникновении восприятия

Значительный шаг к объективному анализу психики человека и животных с позиций механики сделал родоначальник французского материализма, врач и естествоиспытатель Ж. Ламетри. Его воззрения сложились под влиянием физики Р.Декарта и сенсуализма Д. Локка.

Принимая полностью картезианский тезис о машинообразном характере работы телесного организма, Ж. Ламетри распространяет механический принцип и на область психических явлений. Он критикует Р. Декарта за то, что тот сделал из животных бездушных автоматов, способных только к движению. Уже простое сравнение поведения животных и человека, по мнению Ж. Ламетри, не дает нам права «отказывать животным в драгоценном даре понимать и чувствовать природу» [Ламетри Ж. Избранные сочинения. М.-Л., 1925, с.204]. И люди и животные созданы из одного теста и переход между ними не очень резок. Так, Ж. Ламетри пытается превратить животных из бездушных автоматов в чувствующие. Но если между животными и человеком имеется большое сходство в их телесной и психической организации, то почему бы и человека с его способностями чувствовать и мыслить не рассматривать как чувствующую и думающую машину? И Ж. Ламетри твердо заявляет, что человек - это сложная, вертикально ползущая просвещенная машина, «живое олицетворение беспрерывного движения» [Ламетри Ж. Избранные сочинения. М.-Л., 1925, с. 185].

Движущим началом животной и человеческой машины является душа, понимаемая как способность к чувствованию. Эта способность чувствовать обнаруживается только в организованных телах, и главным органом этой способности является мозг - экран, на котором отражается природа. Душа или способность ощущать по отношению к организованной материи является таким же реальным и телесным свойством, каковыми являются протяженность, электричество, движение для низких уровней развития материи. Как функция телесной организации душа также может быть объяснена и изучена средствами и методами механики. Так, преобразовав картезианское сознание из самостоятельной сущности в телесную функцию, Ж. Ламетри устранил и дуализм методов, один из которых (объективный, экспериментальный) предназначался для изучения механики тел, другой (интроспективный) - для познания способностей духовной сущности.

Ж. Ламетри был страстным поборником объективного метода. Свое произведение «Человек-машина» он начинает с указания на то, что его руководителями были всегда только опыт и наблюдение. В этой же работе он писал: «… из двух врачей лучшим и заслуживающим наибольшее доверие всегда будет тот, по моему мнению, кто больше опирается на физику или механику человеческого тела» [Ламетри Ж. Избранные сочинения. М.-Л., 1925, с.61].

Объективным показателем течения психических процессов служат те телесные изменения и следствия, которые они вызывают. Касаясь вопроса об эмоциях, Ж. Ламетри писал; «… горе сжимает диаметр сосудов [Ламетри Ж. Избранные сочинения. М.-Л., 1925, с.86]. В данном случае характер сосудистых реакций является объективным критерием, позволявшим судить о переживаемом эмоциональном состоянии.

Для построения духовного мира человека Ж. Ламетри прибегает к сенсуализму Д. Локка, отвергая при этом его рефлексию. Он считал, что единственной причиной всех наших представлений являются впечатления от внешних тел. Из них вырастают восприятия, суждения, в общем, все интеллектуальные способности, представляющие собой «модификации своеобразного мозгового экрана, на котором как от волшебного фонаря отражаются запечатлевшиеся в глазу предметы» [Ламетри Ж. Избранные сочинения. М.-Л., 1925, с.196]. В учении об ощущениях Ж. Ламетри обращает внимание на отношение объективных и субъективных моментов образа. Пытаясь понять диалектику объективного и субъективного, он подчеркивает, что в зависимости от устройства и состояния органов чувств чувственные образы не дают отображение предметов с зеркальной точностью, но это не означает, по его мнению, что чувства обманывают нас в отношении объективных предметных основных свойств. Значительной догадкой следует считать у Ж. Ламетри положение о том, что из простой суммы ощущений не может сложиться восприятие. Для этого требуется обязательное участие со стороны ума. Чтобы подчеркнуть важнейшую роль мыслительных компонентов в становлении образа, Ж. Ламетри называл всегда восприятие «интеллектуальным». В первом и во втором случаях Ж. Ламетри идет немного дальше Локка, признававшего субъективную природу вторичных качеств и понимавшего сложные психические образования как механическую сумму сенсорных элементов.

Несмотря на механистический подход в объяснении психики животных и человека, антропоморфические ошибки, Ж. Ламетри сыграл видную роль в утверждении материалистического, естественнонаучного взгляда на природу психических явлений, а стало быть, и в определении научного метода грядущей экспериментальной психологии.

5.2.4. Д. Дидро: учение о чувствительности. Материя как единственная субстанция во вселенной. Живая и неживая материя. Способность к отражению как свойство материи. Активная чувствительность как способность к отражению живой материи. Учение о чувствительности: производность всех психических явлений от чувствительности. Вибрационная теория ассоциаций

Одним из наиболее оригинальных французских мыслителей был Д. Дидро. Основные его идеи в области психологии изложены, главным образом, в трех произведениях: «Письмо о слепых в назидание зрячим» (1749). «Мысли к объяснению природы» (1754) и «Разговор д'Аламбера и Дидро» (1769). В этих работах Д. Дидро утверждает, что материя является единственной субстанцией во вселенной, в человеке и в животном. Разделяя материю на живую и мертвую, он полагал, что органическая форма материи происходит из неорганической. Всей материи свойственна способность к отражению. На уровне органической жизни эта способность выступает в форме активной чувствительности. На уровне мертвой материи свойство отражения представлено в виде потенциальной (пассивной) чувствительности.

О человеке и его психических способностях Д. Дидро писал: «Мы инструменты, одаренные способностью ощущать, и памятью. Наши чувства - клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа, и которые часто сами по себе ударяют; вот, по моему мнению, все, что происходит в фортепиано, организованном подобно вам или мне» [Дидро Д. Избранные философские произведения. М., 1941, с. 149]. Вся совокупность психических явлений, начиная от различного рода ощущений и кончая волей и самосознанием, зависит от деятельности органов чувств, нервов и мозга. Достаточно удалить у человека нервные отростки, полагал Д. Дидро, как он будет лишен всех перечисленных психических качеств. Нервные волокна Д. Дидро сравнивал с чувствительными вибрирующими струнами, которые обладают, с одной стороны, способностью сохранять свою вибрацию после удара по ним внешних воздействий, с другой - способностью заставлять дрожать соседние струны или нервные волокна. Совместные дрожания чувствительных струн являются физиологической основой ассоциаций. Таким образом, опираясь на вибрационную теорию ассоциаций Д. Гартли и Д. Пристли, Д. Дидро пытается раскрыть динамику представлений через ассоциативный механизм по смежности.

Проблема ощущений является наиболее разработанной частью психологических взглядов Д. Дидро. В работе «Письмо о слепых в назидание зрячим» он дает последовательно материалистическое решение вопроса о природе ощущений и их взаимодействии, отвергая всю феноменологическую «экстравагантную систему» Д. Беркли.

5.2.5. П. Гольбах: учение о потребностях. Человек как часть природы. Ощущения, восприятия и идеи как первоначальные процессы деятельности мозга. Производность мыслей, памяти и воображения от первичных процессов. Потребности как движущие силы активности человека. Критика представлений о спонтанной активности сознания. Роль опыта в познании психических явлений. Возможность объективного познания психики

Не менее последовательно проводит мысль о природном происхождении психики другой представитель французского материализма Поль Гольбах. В его «Системе природы» нет места для духовной субстанции. Человек объявляется совершеннейшей частью природы. Что же касается духовного начала в человеке, то П. Гольбахом оно рассматривается как то же самое физическое, но «рассматриваемое только под известным углом зрения, т.е. по отношению к некоторым его способам действия, обусловленным особенностями его организации» [Гольбах П. Система природы. М., 1963, с. З]. Благодаря высокой телесной организации человек наделен способностью чувствовать, мыслить и действовать. Первой способностью человека являются ощущения. Все прочие вытекают из них. Ощущать, по П. Гольбаху, это значит испытывать воздействия внешних предметов на органы чувств. Всякое воздействие внешнего агента сопровождается изменениями, происходящими в органах чувств. Эти изменения в виде сотрясений передаются через нервы в мозг.

Первичными процессами деятельности мозга являются ощущения, восприятия и идеи. Под ощущением понимается всякое изменение или сотрясение, вызванное внешними предметами в органах чувств. Когда эти изменения осознаются, они становятся восприятиями. Степень осознания зависит от силы и интенсивности воздействия. Если произведенные в мозгу изменения относятся к внешним предметам, они становятся идеями. Идеи, таким образом, представляют собой образ предмета, от которого происходят ощущения. Названные Гольбахом первоначальные процессы деятельности мозга: ощущения, восприятия, идеи - соответствующие современным понятиям: раздражение, ощущение, восприятие лежат в основе образования новых, других процессов, именуемых мыслями, размышлением, памятью, воображением, суждением, желанием и действием. После Э. Кондильяка П. Гольбах вновь подчеркивает определенную роль потребностей в жизни человека, но делает это значительно глубже и последовательнее. Потребности выступают движущим фактором наших страстей, воли, телесных и умственных потребностей. Через мотивы, представляющие собой те предметы или представления о них, с которыми связано благополучие организма, потребности приводят в действие наши ум, чувства и волю и направляют их к тому, чтобы предпринять определенные меры для поддержания существования организма. Потребности человека беспрерывны, и это обстоятельство служит источником его постоянной активности.

Положение П. Гольбаха о потребностях как основном источнике активности человека имеет огромное значение. П. Гольбах в учении о потребностях утверждал, что одних внешних причин достаточно для объяснения активности человека и его сознания (познавательной, эмоциональной и волевой деятельности). Он полностью отвергал традиционное представление идеализма о спонтанной активности сознания, которая обычно приписывалась идеалистами (Г. Лейбниц, Х. Вольф и др.) особой нематериальной сущности.

Для познания психических явлений П. Гольбах призывал обращаться к природе и в ней самой искать истины, привлекая себе в руководители опыт. Все внутренние движения в человеке, которые принято называть мыслями, страстями и желаниями, указывал он, действительно скрыты и недоступны прямому наблюдению. Но, продолжает философ, о психических состояниях мы можем судить по тем внешним проявлениям, поступкам и поведению, которыми они сопровождаются и причиной которых эти состояния являются.

Вероятно, П. Гольбах, как и многие другие мыслители, говоря об опыте применительно к психологии, не имел в виду эксперимент в его строго научной форме, но мысль о возможности объективного изучения душевных явлений открывала реальный путь к научному экспериментированию в области психических процессов. Ведь объективное наблюдение и есть ключ к научному эксперименту.

5.2.6. Социальный детерминизм К. Гельвеция. Человек как продукт социального окружения и воспитания. Недооценка роли биологического фактора в развитии психических способностей. Первичность ощущений. Сенсуализм К. Гельвеция: абсолютизация роли чувственного опыта. Расширение сферы психического за счет неосознаваемых ощущений. Страсти как источник активности человека. Два рода страстей

Помимо утверждения природного детерминизма при рассмотрении внутреннего мира человека, его сознания и поведения, французские материалисты сделали первый шаг к идее социального детерминизма. Особая заслуга принадлежит здесь К. Гельвецию, который показал, что человек не только продукт природы, но и продукт социального окружения и воспитания. Обстоятельства творят человека - вот генеральный вывод философии и психологии Гельвеция. Ему практически оставалось сделать лишь один шаг до марксистского понимания, согласно которому человек есть не только продукт обстоятельств, но он и творец их. Но поскольку второго шага не было сделано французскими материалистами, человек в их философии продолжал выступать как созерцатель, а не как преобразователь природы и социальных условий, продуктом которых он сам является. Эти общие положения раскрываются в научных взглядах отдельных представителей французского материализма XVIII века.

Материализм К. Гельвеция сложился под влиянием мировоззрения выдающихся ученых мира Б. Спинозы, Д. Толанда, Р. Декарта и особенно Джона Локка, чей основной принцип - человек есть продукт опыта - К. Гельвеций попытался применить к социальным сторонам человеческой жизни. Обе книги К. Гельвеция «Об уме» и «О человеке» посвящены развитию и обоснованию исходного тезиса, в котором провозглашалось: человек есть продукт воспитания. Главную задачу К. Гельвеций видел в доказательстве того, что различие умственных способностей, духовного облика людей обусловлено не столько природными свойствами человека (допускалось, что все люди по своей физической организации и свойствам равны), сколько воспитанием, которое трактуется философом чрезвычайно широко. Оно включает и предметное окружение и обстоятельства жизни, и социальные явления (форма правления и т.д.).

Подойдя близко к идее социального детерминизма, К. Гельвеций вместе с тем пришел к недооценке роли физических потенций человека в развитии его психических способностей. Точка зрения К. Гельвеция вызвала справедливую критику со стороны ряда виднейших мыслителей - Д. Дидро, А.Н. Радищева, Ж. Руссо и др. Д. Дидро писал по этому поводу: «Он (Гельвеций) говорит - воспитание значит все. Скажите: воспитание значит много. Он говорит: организация не значит ничего. Скажите: организация значит меньше, чем это обычно думают» [Дидро Д. Избранные философские произведения. М., 1941, с. 162].

Между тем следует заметить, что принижение роли биологического фактора в формировании психических способностей не вело к полному устранению его (в таком случае К. Гельвеций не был бы материалистом). Природный фактор оставался для К. Гельвеция единственным материальным основанием для психических явлений.

Первой формой психической деятельности, по К. Гельвецию, являются ощущения. Способность ощущения рассматривается философом таким же природным свойством, каким являются плотность, протяжение и др., но только оно относится лишь к «организованным телам животных» [Гельвеций К.А. О человеке, его умственных способностях и его воспитании. М., 1938, с.23]. К. Гельвеций, подобно Д. Дидро, П. Гольбаху, Ж. Ламетри устраняет локковскую рефлексию, заявляя, что способность к ощущению является единственным источником образования наших мыслей, страстей и воли. Все у Гельвеция сводится к ощущению: память, суждение, ум, воображение, страсти, желания - все это модификация ощущений и их комбинации. Память, например, это «длящееся, но ослабленное ощущение», суждение - «рассказ о двух ощущениях», воображение - «новое сочетание в соединение образов» и т.д. К. Гельвеций, как видно из изложения, абсолютизирует роль чувственного опыта и оставляет в тени активное вмешательство разума в обработке чувственных данных. Крайний сенсуализм К. Гельвеция был отрицательно воспринят А.Н. Радищевым и Д. Дидро.

В то же самое время крайний сенсуализм К. Гельвеция сыграл положительную роль в борьбе против сведения Р. Декартом психического к сознанию и мышлению. К. Гельвеций указывал, что душа человека - это не только ум, она - нечто большее, чем ум, ибо кроме ума есть способность к ощущению. Ум, по мнению К. Гельвеция, формируется, главным образом, при жизни; при жизни его можно и потерять. Но душа, как способность к ощущению, остается. Она рождается и умирает вместе с рождением и смертью организма. Поэтому одно только мышление не может выражать сущность души. Сфера психического, таким образом, не ограничивается областью мышления и сознания, поскольку за его пределами имеется большой ряд слабых ощущений, которые, по выражению К. Гельвеция, «не приковывая к себе внимания, не могут вызвать в нас ни сознания, ни воспоминания» [Гельвеций К.А. О человеке, его умственных способностях и его воспитании. М., 1938, с.63], но за которыми стоят физические причины. Приведенные мысли К. Гельвеция вели к подрыву интроспективной концепции сознания Р. Декарта и к утверждению объективного характера психических явлений, протекаемых как с осознанием, так и безотносительно к их осознаваемости.

Человек у К. Гельвеция не пассивное существо, наоборот, деятельное. Источником его активности являются страсти. «В нравственном мире, - считал К. Гельвеций, - страсти имеют то же значение, какое имеет движение в физическом» [Гельвеций К.А. О человеке, его умственных способностях и его воспитании. М., 1938, с. 170]. Они оживляют духовный мир человека и приводят его в движение. Страсти подразделяются на два рода, одни из которых даны от природы, другие - приобретаются при жизни. Первые представляют собой удовольствия и страдания, вызываемые удовлетворением или неудовлетворением физических потребностей. Вторые - являются производными от физических страстей. Естественные или физические потребности отождествляются К. Гельвецием с ощущениями; приобретенные (искусственные) страсти составляют собственно эмоции и чувства. Страсти, подобно другим психическим явлениям, определяются не столько телесной организацией, сколько обстоятельствами жизни. Познаются они по внешним выражениям и телесным изменениям.

Как подлинный материалист, К. Гельвеций в отношении метода познания психики человека не мог не стоять на позициях объективного и опытного подхода. Науку о духовном мире человека, по его представлению, следует трактовать и создавать так же, как трактуется и создается экспериментальная физика [Гельвеций К.А. О человеке, его умственных способностях и его воспитании. М., 1938, с.1]

5.3. ГЕРМАНИЯ. РАЗВИТИЕ НЕМЕЦКОЙ ПСИХОЛОГИИ В XVIII-XIX ВЕКАХ

5.3.1. Х. Вольф: разделение эмпирической и рациональной психологии. Эмпирические тенденции в немецкой психологии. Душа как основа всех психических проявлений. Анетативные и познавательные способности. Психофизиологический параллелизм Х. Вольфа

После Г. Лейбница в немецкую психологию начинают проникать эмпирические тенденции. Они стали особенно заметны с работ Х. Вольфа (1679-1754), ближайшего ученика Г. Лейбница. В психологии Х. Вольф известен, прежде всего разделением психологии на эмпирическую и рациональную части, что нашло отражение в названиях его книг: «Эмпирическая психология» (1732) и «Рациональная психология» (1734). Кроме того, Х. Вольф закрепил за наукой, занимающейся изучением души, название «психологии». По Х. Вольфу, настоящая наука в идеале призвана решать три основные задачи:

1) выведение фактов и явлений из существенных основ;

2) описание этих фактов и явлений;

3) установление количественных отношений.

Поскольку психология не может реализовать третью задачу, ей остается решать первые две, одна из которых должна стать предметом рациональной психологии, другая (описание фактов и явлений) - предметом эмпирической психологии.

Основой всех психических проявлений является, по Х. Вольфу, душа. Суть ее состоит в способности представления. Эта ведущая сила проявляется в виде познавательных и анетативных способностей. Анетативные способности или способности желания находятся в зависимости от познавательных. Таким образом, у Х. Вольфа все сводится в итоге к коренной познавательной сущности, которая является причиной различных проявлений, которыми и должна заниматься эмпирическая психология. Выступление Вольфа за эмпиризм в психологии, за создание психометрии, как науки, подобной экспериментальной физике, является положительной стороной учения Х. Вольфа в психологии. Но поиски путей перевода психологии в экспериментальное русло не могли привести Х. Вольфа к задуманным целям, поскольку за исходное основание психических явлений признавались не материальные силы природы, а нематериальные способности души.

Решая психофизическую проблему в форме психофизиологического параллелизма, Х. Вольф по-прежнему разделял, вместо того, чтобы связать, психические и физиологические процессы на два независимых ряда явлений.

Желание Х. Вольфа с позиций идеализма, на которых он стоял, построить экспериментальную психологию было не более, чем пустым мечтанием.

5.3.2. Теория познания И. Канта. «Вещь в себе» - непознаваемость внешних объектов. Эмпиризм психологии: логическое выведение недоступности понимания сущности души. Психология как наука о сознании, постигаемом через внутреннее самонаблюдение. Невозможность экспериментального изучения психических явлений и применения математических методов в психологии

Сильный крен немецкой психологии в сторону эмпиризма был осуществлен И. Кантом (1724-1804). Психологические взгляды Канта вытекали из его общей теории познания. И. Кант допускал, что вне нас существуют реальные предметы, - «вещи в себе». Однако о них ничего нельзя сказать, так как «вещи в себе» непознаваемы. Нам даны лишь явления сознания, которые производятся «вещами в себе», но не выражают их сущности. То, что нам представлено в сознании есть мир явлений, совершенно непохожий на мир вещей. Сам по себе чувственный опыт не несет никаких знаний о предметах. Приобретение знаний возможно лишь при наличии определенных условий, а именно: доопытных априорных форм, специально предназначенных для оформления качественной определенности чувственного опыта «по оси пространства и по оси времени». Рассудочные категории, оформляющие сенсорный материал в пространственно-временную определенность, не выводимы из чувственных данных, они даны изначально.

Поскольку сущность вещей непостижима, а человеку мир может быть дан только в явлениях («вещи для нас»), то все науки, в том числе и психология, имеют дело лишь с явлениями, а поэтому могут быть, по существу, только науками эмпирическими. Исключение составляют только математика и отчасти механика.

Согласно этому положению, для психологии, объектом изучения которой является внутренний мир человека, сущность души недоступна. И. Кант писал: «…анализ сознания меня самого в мышлении не дает никакого знания обо мне самом как объекте» [Кант И. Соч. в 6 т., М., 1964, т.З, с.375]. Предмет психологии могут составлять лишь явления сознания, обнаруживаемые посредством внутреннего чувства. Здесь И. Кант выступает против рациональной психологии Х. Вольфа, поскольку, как полагал И. Кант, его рациональная психология была основана на эмпирических принципах. И. Кант писал: «… если бы мы прибегли к наблюдениям над игрой наших мыслей и над выводимыми отсюда естественными законами мыслящего Я, то получилась бы эмпирическая психология, которая была бы своего рода физиологией внутреннего чувства и, быть может, могла бы объяснить его явления, но никогда не могла бы раскрыть такие свойства, которые вовсе не входят в сферу возможного опыта как, например, свойство простого, и не могла бы составить аподактические суждения о природе мыслящих существ вообще, иными словами, это была бы не рациональная психология» [Кант И. Соч. в 6 т., М., 1964, т. З, с. 372].

Рациональная психология была бы возможна только в том случае, если бы она исходила из «трансцендентального применения рассудка, которое исключает всякую примесь опыта» [Кант И. Соч. в 6 т., М., 1964,т. З, с. 372]. Но такую психологию построить нельзя, поскольку создание науки о душе на основе только априорных принципов предполагает существование абсолютного субъекта, лишенного какого-либо опыта. В таком случае рациональная психология становится беспредметной, поскольку рассудок остается без своего основного целевого назначения - эмпирического применения.

Таким образом, психология есть наука о явлениях сознания, к которым он относил познавательные, эмоциональные и волевые акты. И. Кант заменил дихотомический принцип деления души на трехчленную классификацию психических явлений. Основной метод, которым обнаруживаются названные виды явлений - внутреннее наблюдение. Внутреннее чувство, по мнению И. Канта, очень ненадежное средство познания души, поскольку актом самонаблюдения меняется характер протекания самих явлений сознания. Самонаблюдением, подчеркивал И. Кант, мы делаем мнимое открытие того, что мы сами внесли туда.

Согласно И. Канту, явления, получаемые от внутреннего чувства, протекают в одном измерении - временной последовательности. Пространственное измерение явлениям сознания несвойственно. Поэтому психология, лишена возможности применять математику, использование которой требует минимум два измерения. Помимо этого, к мыслящему субъекту совершенно не приложимы экспериментальные приемы. Он писал, что для психологии менее всего возможно подвергать другой мыслящий субъект нашим опытам согласно нашему намерению. Отсюда делается вывод, что психологии никогда не суждено стать «экспериментальным учением». Отсутствие математической опоры, невозможность применения экспериментальных методов для познания духовных явлений, ненадежность метода самонаблюдения - все это делало психологию призрачной и безнадежной областью знаний, не отвечающей требованиям науки.

Между тем считают, что своим критическим отношением к психологии И. Кант стимулировал поиск новых подходов и средств в области психологии на последующих этапах ее развития (М.Г. Ярошевский, Э. Боринг, Г. Мэрфи и др.).

Среди прочих положений И. Канта, оказавших влияние на психологию, следует указать его учение о трансцендентальной апперцепции как особой способности разума обобщать, синтезировать и интегрировать чувственные созерцания. В новых оттенках эта идея получит дальнейшее развитие у И. Гербарта, В. Вундта -представителей вюрцбургской школы и гештальт психологии.

Наконец, общая доктрина И. Канта об априорных условиях или формах чувственного опыта будет положена в основу теории специфической энергии чувств И. Мюллера, оказавшей значительное влияние в зарубежной психофизиологии.

5.3.3. И. Гербарт: учение о порогах сознания. Взаимосвязь психологии и научной педагогики. Отрицание эксперимента как метода исследования в психологии. Применимость математических методов к психологии. Статика и динамика души: изменения представлений по интенсивности и по времени. Связи между представлениями. Качество и сила представлений. Пороги сознания: ясные, «апперцепирующие представления»

Наряду с идеями И. Канта в начале XIX века в Германии широкую известность и распространение приобретают взгляды И. Гербарта (1776-1841). Влияние его философских и психолого-педагогических представлений сказалось по разным направлениям. Одно из них касается определения психологии как особой объяснительной науки, в которой он видел основу для строительства научной педагогики. Для того времени точка зрения И. Гербарта была совсем новой и весьма плодотворной. Другое положение И. Гербарта связано с утверждением психологии как области эмпирического опытного знания. Однако призыв за преобразование психологии в опытную науку не имел у И. Гербарта, как и у Х. Вольфа, реальных предпосылок, и прежде всего потому, что лишал психические процессы физиологического основания. И. Гербарт не допускал, чтобы физиологический подход мог каким-либо образом способствовать получению научного знания о психическом. Покинув естественнонаучную почву, И. Гербарт, разумеется, не смог увидеть действительных возможностей применения эксперимента, найти в физиологической технике те «великие вспомогательные средства», которые, как в физике, могли бы привести к большим открытиям в области психологии. Эксперимент, по И. Гербарту, не может иметь места в психологии в силу его аналитического характера. Душа едина и ее нельзя разделить на части, что предполагает экспериментальная практика. Поскольку психология не является по своему предмету аналитической наукой, то вопрос о применении эксперимента отпадает. Кроме того, И. Гербарт, подобно И. Канту, вообще считал недопустимым экспериментировать над человеком [Гербарт И.Ф. Психология. СПб., 1895].

Отрицая возможность применения эксперимента в психологии, И. Гербарт вместе с тем вводит в нее математику. И. Кант, как мы помним, лишил психологию экспериментальных и математических методов, поскольку якобы психические процессы протекают и изменяются только во времени, в то время как для математики и экспериментальных процедур с измерением необходимо не менее двух переменных. Если в отношении эксперимента И. Гербарт присоединился к И. Канту, то в отношении применения меры и числа он разошелся с ним. Указав, что представления имеют две переменные (время и интенсивность), И. Гербарт, таким образом, оставляет за психологией право быть наукой математической, и делает этим самым шаг вперед по сравнению с И. Кантом.

В психологической системе И. Гербарта очень отчетливо обнаруживается объединение или синтез лейбнице-вольфовской и картезиано-локковской концепций сознания.

Все богатство психической жизни складывается из статики и динамики представлений, наделенных спонтанной активностью. Все представления имеют временные и силовые (интенсивность) характеристики. Изменения представлений по интенсивности составляют статику души. Смена представлений во времени составляет динамику души. Однако в статике можно найти и третью характеристику представлений - их качество, которое делает одно представление отличным от другого.

Между представлениями устанавливаются различного рода связи. Сходные представления (одной модальности) могут сливаться, раздельные представления (разно-модальные) при отсутствии крайней противоположности могут вступать в сложные сочетания или компликации. Основой противоположности является качество представлений. Любое представление, не изменяемое по качеству, может меняться по силе (или интенсивности), которая переживается субъектом как ясность представлений. Каждое представление обладает стремлением к самосохранению. При одновременном наличии противоположных представлений тенденция к самосохранению каждого представления увеличивается. В условиях взаимодействия противоположных представлений последние оказывают друг на друга тормозящее влияние. При равенстве двух представлений по силе происходит их взаимное торможение. При наличии различия в интенсивности, слабые представления подавляются, а сильные остаются. Сумма всех задержанных пли заторможенных представлений и была у И. Гербарта предметом тщательных вычислений. Подавленные представления, по И. Гербарту, принимают характер побудительных сил.

Из этой борьбы различных представлений за место в сознании вытекает гербартовское положение о порогах сознания. То, что было у Г Лейбница в зародыше, стало явью у И. Гербарта. Сознательными или ясными считались те представления, которые по своей силе и тенденции к самосохранению находятся выше порога. Слабые представления, лежащие ниже порога, не дают субъективного переживания ясности. Представления, попавшие в сферу сознания, имеют возможность ассимилироваться в общую массу ясных представлений, названную И. Гербартом «апперцепируюшей» [Гербарт И.Ф. Психология. СПб., 1895].

Из наиболее ценных положений, выдвинутых И. Гербартом, для судеб экспериментальной психологии являются: а) идея использования математики в психологии; б) идея о порогах сознания. То и другое стало предпосылкой для психофизических измерений Г. Фехнера. Гербартовские законы представлений (слияния, компликации, апперцепции и т.д.) станут рабочими понятиями, которыми оперировали психологи на первых этапах развития экспериментальной психологии. Что касается философской методологии, то здесь им было отброшено самое ценное и живое и взяты на вооружение исходные принципы Г. Лейбница и Х. Вольфа. Именно это и помешало ему осуществить ту задачу, которую он поставил себе - построить «экспериментальную физику души».

5.4. ФИЛОСОФСКИЙ ЭТАП РАЗВИТИЯ ПСИХОЛОГИИ

5.4.1. Факторы, способствующие преобразованию психологии в самостоятельную науку. Проникновение эмпирического подхода в психологию. Понятие «опыта» в эмпирической психологии

Философский этап развития психологии в XVII-XIX столетиях - это важнейший период формирования теоретических предпосылок преобразования психологии в самостоятельную науку. Можно выделить два основных фактора, способствующих возникновению и формированию психологии как науки. Одним из них является проникновение в психологию эмпирического подхода. Напомним, что суть эмпирического принципа, провозглашенного Ф. Бэконом, заключалась в едином требовании ко всем конкретным наукам исходить в познании законов природы из изучения отдельных фактов и явлений, добываемых с помощью наблюдения и эксперимента. В переходе психологии от традиционных для средневековья общих рассуждений о сущности души к анализу конкретных психических явлений, получаемых на основе опыта, и состоял положительный результат реализации идей Ф. Бэкона в области психологии.

Однако сам по себе эмпиризм, заменивший представление о душе как особой неделимой сущности на представление о ней как совокупности психических явлений, не решал однозначно вопрос о методе и путях их познания. Понятие опыта в эмпирической психологии трактовалось в тесной связи с вопросом о взаимоотношении психических явлений с физическом миром и материальным субстратом. Отсюда в определении метода психологии кардинальное значение приобретало то или иное решение психофизической и, прежде всего, психофизиологической проблемы.

5.4.2. Психофизиологическая проблема в психологии. Варианты решения психофизиологической проблемы. Решение психофизиологической проблемы в русле идеалистической философии. Теория психофизиологического параллелизма: философская основа построения экспериментальной психологии на Западе. Материалистическая линия в психологии: изучение психики естественнонаучными методами

Психофизическая и психофизиологическая проблема решалась в истории психологии либо в духе дуализма (теория внешнего взаимодействия Р. Декарта, теория параллелизма Г. Лейбница), либо в духе монизма в его материалистической (Б. Спиноза, французские и русские материалисты), или в субъективно-идеалистической форме (Д. Беркли, Д. Юм). Для всех разновидностей идеализма в решении психофизической и психофизиологической проблемы характерно обособление или отрыв психического от физического и физиологического, сведение мира психических явлений к замкнутой системе фактов сознания, недоступных объективному наблюдению. Единственным методом проникновения в сознание провозглашались лишь внутренний опыт, интроспекция, самонаблюдение.

В XIX веке в западноевропейской философии и психологии наиболее распространенной формой решения вопроса об отношении души и тела была теория параллелизма, согласно которой психическое и физиологическое рассматривались как два независимых ряда явлений, но имевших между собой функциональное соответствие. Такой способ рассмотрения психофизиологической проблемы в известной степени допускал возможность судить о психических состояниях по сопровождающим их телесным изменениям и, таким образом, выступал в качестве теоретической предпосылки введению естественнонаучных методов в психологию в рамках идеализма. Именно концепция психофизиологического параллелизма стала философской основой построения экспериментальной психологии на Западе, инициатором создания которой явился В. Вундт. Оставаясь на позициях субъективной психологии, В. Вундт и его последователи не могли признать за объективным методом решающего значения в познании психики. Ведущая роль по-прежнему отводилась интроспекции, а привлечение физиологических методов рассматривалось ими лишь как средство ее контроля, как способ повышения надежности данных самонаблюдения. Интроспективным теориям сознания на протяжении многих столетий противостояла материалистическая линия в психологии, которую в XVIII-XIX веках представляли в Англии Д. Толанд, Д. Пристли, во Франции Ж. Ламетри, Д. Дидро, П. Гольбах, К. Гельвеции, в России М.В. Ломоносов, А.Н. Радищев, А.И. Герцен, В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Рассматривая психическое в качестве природного свойства, философы-материалисты утверждали, что психические явления могут и должны изучаться теми же средствами и методами, которыми пользуются естественные науки, т.е. наблюдением и экспериментом. Эти идеи философского материализма нашли свое выражение в материалистической программе перевода психологии на естественнонаучные основы и методы, которая была разработана с позиций рефлекторного учения крупным русским ученым И.М. Сеченовым.

6. СТАНОВЛЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ НАУКИ

6.1. ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ СТАНОВЛЕНИЯ ПСИХОЛОГИ

6.1.1. Развитие нервно-мышечной физиологии и рефлекторной теории. Я. Сваммердам: понятие «нервной возбудимости». Рефлекторный атомизм. Г. Бургав: переход произвольных движений в непроизвольные. А. Галлер: автономность мышечного сокращения. Р. Витт: объединение автоматических и произвольных реакций в одном неврологическом принципе. Ф. Блейн: разграничение проблем физиологии и психологии. И. Прохазка: биологический смысл рефлекторного акта как орудия приспособления организма к среде. Ч. Белл и Ф. Мажанди: открытие двигательных и чувствительных нервов

Выдвинутое философами-материалистами положение о возможности и необходимости изучать психику человека и животных, опираясь на методы естественных наук, не могло быть реализовано прежде, чем не достигли определенного уровня развития производство, техника, а в связи с ними и естествознание.

Б.Ф. Ломов пишет в этой связи: «Известно, что психология как самостоятельная область науки начала формироваться позднее других (если не всех, то многих) фундаментальных наук. И этот факт не случаен. Он вполне закономерен. Ее формирование не могло начаться прежде, чем другие науки не достигли определенного уровня развития, т.е. прежде чем не была создана необходимая научная база, которая позволила бы вычленить собственно психологические проблемы и наметить пути их решения» [Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. М., 1974, с. 20].

Важнейшей естественнонаучной основой психологии является физиология. И поэтому прежде всего от ее состояния зависели судьбы психологии. Развитие физиологии, в свою очередь, определялось успехами физики, химии, механики, биологии, подъем и расцвет которых обусловливался растущими потребностями производства в научных знаниях, а также торжеством идей философского материализма, победой материалистических направлений в науках о природе. К. Тимирязев отмечал, что все блестящие успехи физиологии были тесно связаны с распространением на нее и нередко с талантливым усовершенствованием в применении к ее более сложным и более тонким задачам экспериментальных методов физики и химии.

К середине XIX в. отдельные специальные области физиологии развились настолько, что они вплотную подошли к экспериментальной разработке проблем, издавна относящихся к ведению психологии. К таким дисциплинам, в которых началось распространение экспериментального метода на область психических явлений, относятся нервно-мышечная физиология, физиология органов чувств, анатомия и физиология головного мозга. Наряду с ними проникновению экспериментального метода в психологию способствовали астрономия, физическая оптика и акустика, биология, психиатрия. Названные разделы естествознания и медицины составили те основные источники, из которых психология выросла как экспериментальная и самостоятельная область знаний.

На пороге XIX в. общая физиология в разработке своих проблем опиралась на экспериментальные методы. Полученные с их помощью новые факты, касающиеся работы различных систем организма, ставили на повестку дня вопрос о функциях нервной системы, поскольку все в большей степени обнаруживалось ее участие в различных физиологических актах. Интерес к проблемам физиологии нервной системы стремительно нарастал. Особенно быстро стала развиваться нервно-мышечная физиология - область, в которой рефлекторный принцип, выдвинутый Р. Декартом, впервые начинает подвергаться экспериментальной проверке и испытанию временем.

Разработка проблемы нервно-мышечных связей началась с критики представлений о наличии в нервной системе и мышцах «животных духов». Еще в XVII столетии английский ученый Я. Сваммердам, занимающийся сравнительной анатомией и физиологией, опытным путем установил, что объем мышцы при ее сокращении не изменяется. Этот факт ставил под сомнение существование «животных духов», которые, как полагал Р. Декарт, направляясь к мышцам, наполняли и раздували их, как меха, и приводили тем самым их в действие. Опираясь на учение Ф. Глисоона о раздражимости живых тканей, Я. Сваммердам приходит к выводу, что и нервная ткань обладает свойством возбудимости. С этого времени старое представление о «животных духах» заменяется понятием нервной возбудимости.

Многие опыты Я. Сваммердама касались также изучения ряда жизненных функций организма в связи с удалением головного мозга. Им было установлено, что многие из органических функций, в том числе и двигательные, после удаления головного мозга остаются сохранными в течение определенного времени. Это давало основание считать, что органические функции и непроизвольные движения с деятельностью мозга не связаны. Подобный взгляд на природу непроизвольных движений означал зарождение так называемого рефлекторного атомизма. Ему противостояла другая точка зрения, согласно которой все произвольные и непроизвольные акты имеют единую анатомо-физиологическую основу. Голландский врач Г. Бургав на основе многочисленных опытов обнаружил, что произвольные и непроизвольные движения осуществляются одними и теми же мышцами и характер сокращения их также одинаковый. В связи о этим Г. Бургав возражал против строгого разделения двигательных актов на произвольные и непроизвольные. Более того, он впервые описывает процесс перехода произвольных движений в непроизвольные. Важным для развития рефлекторной теории явилось подтверждение Г. Бургавом догадки александрийских врачей и Галена о чувствительных и двигательных нервах как анатомической основе движений, рефлекторного механизма.

До XVIII в. принцип машинообразности, выдвинутый Р.Декартом, оставался без названия. Лишь в 1736 г. Аструх Монпелье вводит термин «рефлекс», понимая его в физическом смысле как зеркальное отражение. С этого времени понятие рефлекса становится общепринятым.

В XVIII в. большую роль в развитии физиологии рефлекса сыграл А. Галлер. Продолжая линию Я. Сваммердама, А. Галлер вновь приходит к убеждению, что для мышечного сокращения участие головного мозга необязательно. Многочисленными опытами он установил автономный характер мышечного сокращения, что и свидетельствовало о полной безучастности центрально-мозговых структур в простейших элементарных нервно-мышечных реакциях. Под влиянием опытов и взглядов А. Галлера позиции рефлекторного атомизма еще более укрепились.

Против рефлекторного атомизма А. Галлера выступил английский ученый Р. Витт. Множество конкретных фактов, которыми располагал Р. Витт, убеждали его в том, что, с одной стороны, нельзя «втискивать разум» в каждый нервно-мышечный акт, но и, нет оснований сводить движения только к машинообразным, с другой. Чтобы разрешить это противоречие, Р. Витт вводит новый «чувственный принцип», как будто бы примиряющий принцип машинообразности с принципом участия души в нервно-мышечных реакциях. По его мнению, все двигательные акты, включая и непроизвольные, содержат в себе чувственные компоненты. При автоматизации сознательный компонент полностью не исчезает, в редуцированном виде он остается в каждом автоматизированном движении. Имея в виду, что часть рефлекторных движений сохраняется после удаления головного мозга, Р. Витт предположил, что «чувственный принцип» действует и на уровне спинного мозга. «Панчувствительная теория» Р. Витта вызвала острую критику, ибо она несла с собой опасность скатиться к витализму. Вместе с тем ценным во взглядах Р. Витта, как полагал П.К. Анохин, является попытка «объединить все многообразие машинных, автоматических и произвольных реакций в одном неврологическом принципе» [Анохин П. К. От Декарта до Павлова (Триста лет теории рефлекса). М., 1945, с. 49]. Р. Витт одним из первых обратил специальное внимание на возможность вызвать ряд органических рефлексов от одного вида внешнего предмета. Его догадки о «психических рефлексах» станут объектом экспериментального обоснования только через 150 лет в лабораториях И.П. Павлова. С именем Р. Витта связывают завершение первого периода в истории рефлекса, поскольку ему удалось рефлекторному принципу «придать такую четкость и такой физиологический смысл, какой уже не изменялся вплоть до классиков рефлекса XIX столетия» [Анохин П. К. От Декарта до Павлова (Триста лет теории рефлекса). М., 1945. с. 44].

Во второй половине XVIII в. тенденция ограничить действие рефлекторного механизма уровнем спинного мозга становится все заметнее. Особенно ярко она была выражена у П. Кабаниса и Ф. Блейна. Последний открыто призывал физиологов изъять проблему волевых, осознаваемых актов из круга вопросов, которыми должна заниматься физиология. После Ф. Блейна начинается официальное разграничение спинномозговой физиологии от психологии, которой полностью вверялся головной мозг как орган мыслящей субстанции, ее сознательных и произвольных актов.

Но точка зрения Ф. Блейна разделялась не всеми. Ей противостояла другая тенденция, в которой выражалось стремление распространить рефлекторный механизм на все уровни нервно-мозговой деятельности, что означало перенос его действия в области психических явлений. Из философов с такими взглядами выступал Ж. Ламетри, а из естествоиспытателей - чешский физиолог И. Прохаз-ка. Оба они развивали идею пригодности рефлекторного принципа для анализа психических явлений. Более того, у И. Прохазки рефлекторный принцип получил множество других важных оттенков. Так, в отличие от Р. Декарта, у которого отражательный механизм не включал психические компоненты, И. Прохазка, наоборот, полагал, что чувственные элементы, независимо от того осознаются они или не осознаются, обязательно входят в структуру рефлекторного акта. Они являются для организма «компасом жизни», позволяющим ему выделять полезные и вредные для него воздействия. Таким образом, рефлекторный механизм имеет для организма биологический смысл, поскольку он служит орудием приспособления к среде. После Р. Витта И. Прохазка олицетворял высший научный авторитет в области физиологии рефлекса. Он является автором классической формулировки рефлекса, которая была принята всеми физиологами XIX столетия. Анатомическую основу для рефлекторной схемы И. Прохазки установили независимо друг от друга английский физиолог Ч. Белл и французский ученый Ф. Мажанди. Экспериментальным путем им удалось определить, какой из нервов несет чувствительную функцию, а какой - двигательную. Открытие сенсорных и моторных нервов дало мощный толчок к дальнейшему развитию рефлекторного учения. Новым для теории рефлекса было открытие Ч. Беллом регулирующей функции мышечного чувства в построении различных движений. Это новое открытие изложено Ч. Беллом в его теории «нервного круга».

6.1.2. Достижения анатомии и физиологии головного мозга. Френологическая система Ф. Галля: соответствие психологических способностей определенным участкам головного мозга. Ж. Флуранс: метод экстирпации, предположение об эквипотенциальности мозга. П. Брока: открытие центра речи. Фрич и Гитциг: наличие моторных центров в коре головного мозга. Карта моторных центров. К. Гольджи: сетевидное строение нервной системы. Аналитическое и синтетическое направления в нейрофизиологии. Психоморфологизм. Учение И.П. Павлова о динамической локализации центров головного мозга

Проблема соотношения сознания и материи, психического и физического, души и тела интересовала философов, психологов и естествоиспытателей с древних времен. При решении ее особое значение приобретал вопрос об органе души или ее субстрате и носителе, поскольку открытие такого субстрата неизбежно должно было вести к признанию зависимости психических явлений от телесного основания.

На границе XVIII - XIX вв. особую популярность приобретает френологическая система Ф. Галля, согласно которой каждой психологической способности соответствует определенный участок мозга, являющийся самостоятельным органом данной способности. Ф. Галль выделял 37 способностей души, для каждой из которых имеется свое место в «мозговой карте». Аффективные способности, а их - 21, помещались в различные участки заднего мозга, а интеллектуальные способности (их - 16) - в разные области переднего мозга. Ф. Галль предполагал, что уровень развития каждой способности определяется объемом мозгового вещества того участка, который отвечает за ту или другую способность. Это находит свое отражение в черепно-мозговой топологии, в соотношении выступов и впадин на черепе головного мозга, по которым и предлагалось определять индивидуальную структуру психических способностей и меру их развития.

Представления Ф. Галля, основанные на клинических наблюдениях, а в большей степени, просто, на умозрительных построениях, казались в тот период как будто бы правдоподобными. Вместе с тем в ряде отношений френология Ф. Галля не выдерживала критики, которая в исчерпывающем виде и с материалистических позиций была дана в свое время Н.А. Добролюбовым, Ф. Энгельсом, а также передовыми представителями естествознания. Ошибка Ф. Галля состояла в том, что он пытался механически наложить систему психических способностей на морфологическую конструкцию мозга. При всей своей несостоятельности френология, как отмечают многие авторы [Лурия А.Р. Высшие корковые функции человека. М., 1969, Boring E. A history of experimental psychology. N.Y. 1929 и др.], сыграла и позитивную роль в том отношении, что она устанавливала принадлежность психических функций материальному органу, а именно - головному мозгу, а также формировала и утверждала идею о специфической мозговой локализации. Это тем более важно отметить, что в тот период этой идее противостояла сохранившаяся от античного времени точка зрения, согласно которой отдельные психические способности локализуются в разных частях тела. Например, М. Биша относил познавательные способности (интеллект, память, восприятие, воображение) к головному мозгу, а эмоции и аффекты локализовал во внутренних органах. Итак, вопрос о связи психических способностей с головным мозгам оставался открытым и требовал своего научного, а точнее экспериментального разрешения.

Первый шаг к экспериментальному обоснованию проблемы локализации психических функций был осуществлен французским анатомом и физиологом Ж. Флурансом, известным в истории физиологии как отец метода экстирпации. Проведя многочисленные опыты по удалению и нарушению отдельных мозговых участков у птиц и кур, он пришел к выводу о том, что в отношении различных психических способностей головной мозг эквипотенциален, т.е. все его участки одинаково причастны к любой из психических функций. Таким образом, Ж. Флуранс экспериментально подтвердил выдвинутое еще во второй половине XVIII в. А. Галлером положение о том, что мозг представляет собой не совокупность автономных органов, отвечающих за какую-либо одну из множества психических способностей, а единое однородное целое, не имеющее четко выраженной специализации.

Общие выводы Ж. Флуранса были построены на том основании, что при удалении различных участков мозга любые нарушенные психические функции с течением времени восстанавливались. В то время ученым не было еще известно, что у низших позвоночных, с которыми имел дело Ж. Флуранс, кора головного мозга почти не дифференцирована, а психические способности не все представлены в коре. Вот почему при разрушении различных участков головного мозга у низших позвоночных происходит примерно одинаковое восстановление нарушенных психических функций.

Экспериментальные работы Ж. Флуранса важны тем, что они заставили посмотреть на мозг как на единую динамическую систему, обратили внимание ученых на компенсаторные и викарные функции мозга. Для психологии значение исследований Ж. Флуранса состоит том, что они впервые экспериментально выявили зависимую связь психических явлений с мозгом. Современная нейропсихология должна быть весьма признательна Ж. Флурансу как основателю экспериментального направления в этой области.

Последующие клинические и экспериментальные исследования вновь выдвигают на передний план идею мозговой дифференциации и специализации. Даже еще при жизни Ж. Флуранса его соотечественник Ж. Буйо заявлял в своей работе «Клинический и физиологический трактат о мозге» (1825): «… если бы мозг не состоял из отдельных центров.., было бы невозможно понять, каким образом поражение одной из частей мозга вызывает паралич одних мышц тела, не затрагивая других» (цит. по [Лурия А.Р. Высшие корковые функции человека. М., 1969], с. 12). В 1861 г. П. Брока на основе клинических наблюдений открыл в головном мозгу центр речи. Он обнаружил, что поражение задней трети нижней лобной извилины мозга сопряжено с нарушением артикулированной речи. Этот факт послужил для П. Брока основанием для обобщающего выводу, смысл которого сводился к тому, что каждая из интеллектуальных функций имеет строго ограниченное место в головном мозгу. В подтверждение этой точки зрения за короткое время после открытия П. Брока были найдены в мозгу «центры зрительной памяти» (А. Бастиан, 1869), «центры письма» (З. Экснер, 1861), «центры понятий» (Ж. Шарко 1887) и др.

Открытия различных мозговых центров основывались, пока что на клиническом материале и поэтому положение о строгой локализации психических функций продолжало носить гипотетический характер. Но вскоре позиции локализационной теории мозга укрепились благодаря экспериментальным исследованиям Фрича и Гитцига в 1870 г. Методом электрической стимуляции некоторых участков головного мозга у кроликов и собак им удалось установить наличие в коре головного мозга двигательных центров. Их последующие исследования и опыты других физиологов позволили составить целую карту моторных центров.

С изобретением микроскопа широко развернулись гистологические исследования мозговых структур, благодаря чему стало известно о клеточном строении мозгового субстрата. Т. Мейнерт (1867, 1868) показал, что корковый слой мозга состоит из огромного множества клеток, каждая из которых, по его мнению, несет свою психическую функцию. В тот же период К. Гольджи выдвинул гипотезу о сетевидном строении нервной системы. Теперь мозг стал представляться как сложный агрегат, состоящий из большой массы клеток, соединенных нервными волокнами. Новое представление о строении мозга совпадало с традиционной схемой строения и работы сознания с точки зрения ассоциативной психологии. Обнаруженное сходство и аналогия в строении мозга и сознания способствовало утверждению мысли о непосредственной отнесенности психических элементов сознания с морфологическими структурами головного мозга.

Однако наряду с исследованиями, подтверждающими высокую дифференциацию головного мозга в отношении разнообразных психических функций, имели место другие исследования, вытекающие выводы из которых были прямо противоположны и говорили в пользу эквипотенциальности мозга. Речь идет об опытах Ф. Гольца, которые подтверждали первоначально выдвинутые идеи Ж. Флуранса. В начале XX столетия к сходным результатам и выводам пришел К. Лешли, изучавший особенности изменения навыков у крыс в зависимости от разрушения определенных участков мозга. Эти выводы состояли в том, что степень нарушения навыков зависит, главным образом, от массы удаленного мозга, и что различные его участки имеют равное отношение к образованию и восстановлению разнообразных навыков, как сложных форм поведения.

Любопытно заметить, что представители целостного подхода к мозгу также находили аналогию, но уже в других психологических представлениях о душе как о единой и неразложимой на части сущности. Поэтому вновь появляются попытки прямого соотнесения психологической и анатомической картины работы сознания, с одной стороны, и мозга, - с другой. «Правда, - замечает А.Р. Лурия, - на этот раз «целостное поведение» сопоставляется с «целостным мозгом», который начинает пониматься как однородная масса, действующая по целостным законам «поля» [Лурия А.Р. Высшие корковые функции человека. М., 1969, с. 17.].

Таким образом, в решении проблемы локализации психических функций выделяется два противоположных направления - аналитическое и синтетическое. Представители первого выступали за отнесение отдельных психических функций к определенным мозговым структурам, сторонники другого, наоборот, рассматривали различные психические явления как функцию всего мозга. Общая ошибка обоих направлений состояла в том, что психические функции проецировались прямо на мозг, минуя функциональный уровень анализа его работы, в то время как связь психического со структурой мозга всегда опосредована физиологической деятельностью. Психоморфологизм в решении вопроса о мозговых механизмах психической деятельности был преодолен только после работ наших русских ученых И.М. Сеченова, В.М. Бехтерева и И.П. Павлова.

После И.М. Сеченова, В.М. Бехтерев настолько вперед продвинул знания в области анатомии и физиологии головного мозга, что его современники в России и за рубежом отзывались о нем как об ученом, больше и лучше которого никто не знал устройство и функции головного мозга. Подобную оценку можно в равной мере отнести и к И.П. Павлову, учение которого о динамической локализации центров головного мозга сыграло определяющую роль в понимании анатомо-физиологических механизмов психических явлений.

Благодаря И.М. Сеченову, В.М. Бехтереву, И.П. Павлову и их предшественникам в Европе, было твердо установлено, что мозг есть орган психики и поэтому все рассуждения о психических явлениях вне связи с мозгом, функцией которого они являются, становились бесплодной мистикой. Анатомо-физиологические исследования головного мозга равно как и опыты в нервно-мышечной и сенсорной физиологии явились важным условием для перевода умозрительной психологии на естественнонаучные рельсы, предпосылкой объективного изучения психики животных и человека.

6.1.3. Революция в биологии Ч. Дарвина. Естественный отбор как фактор выживаемости видов. Наследственность и изменчивость. Адаптация. Психические функции как элементы адаптации организма к среде. Изменение взглядов на предмет психологии: соотношение «организм-среда» как определяющее психический склад индивида. Понятие об индивидуальных вариациях: зарождение дифференциальной психологии. Зарождение зоопсихологии и этологии. Инстинкты, их связь с эмоциями. Первичность эмоций по отношению к сознанию. Г. Спенсер: адаптация как отношения организма с внешней средой. Ассоциации как связь между внутренними образами внешних объектов и реакциями организма на них. Теоретические предпосылки бихевиоризма и рефлексологии

Революцию во всем строе биологического и психологического мышления произвело учение английского натуралиста Чарльза Дарвина (1809-1882). Его труд «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859) называют одним из самых важных в истории западной цивилизации. В книге излагалась новая теория развития животного мира. Сам по себе принцип развития издревле направлял размышления о природе, обществе и человеке (в том числе и о душе). У Дарвина этот принцип воплотился в величественное учение, укорененное в «Монблане фактов».

Это учение опровергало библейский догмат о том, что все виды живых существ раз и навсегда сотворены Богом. Нападки церковников на Дарвина достигли апогея после выхода в свет его труда «Происхождение человека» (1870), из которого следовало, что человек создан не по образу и подобию божьему, но является выходцем из обезьяньего стада.

Дарвиновское учение ознаменовало крутой поворот от одной формы детерминизма к другой. Прежний детерминизм мыслил все мироздание в категориях механики. Новый детерминизм в отличие от прежнего являлся биологическим (сокращенно их можно обозначить как механодетерминизм и биодетерминизм.)

Какие же признаки вводил этот новый стиль мышления? Прежде всего, Дарвин указывал на естественный отбор как фактор выживания организмов в постоянно угрожающей их существованию среде. В ходе эволюции выживают только те, кто смог наиболее эффективно приспособиться. Опорным в этой объяснительной схеме является фактор наследственности. Те животные формы, которые выжили в борьбе за существование, передают свои свойства потомству. Между особями, образующими данный вид, существуют биологически предопределенные различия. Без изменчивости не было бы и развития. Выживают же те, кому удалось лучше приспособиться (адаптироваться). Естественный отбор безжалостно истребляет все, что не способствует выживанию, адаптации.

Со времен Аристотеля загадкой для всех мыслящих людей являлась целесообразность устройства, функций и поведения живых существ в отличие от неорганических объектов. Не находя другого решения, полагали, что в живом организме изначально заложена цель. (По Аристотелю, им управляет энтелехия.)

Дарвин дал точное научное объяснение целесообразности, не обращаясь к понятию о врожденной цели. Все эти нововведения произвели переворот не только в биологии, но и в психологии.

Поскольку естественный отбор отсекает все не нужное для жизни, то он истребил бы и психические функции, если бы они не способствовали приспособлению. Это побудило рассматривать психику как элемент адаптации организма к окружающей среде. Психика не могла более представляться изолированным «островом духа». Определяющим для психологии взамен отдельного организма становится отношение «организм - среда». Это порождало новый системный стиль мышления, который в дальнейшем привел к выводу, что предметом психологии должно быть не сознание индивида, но его поведение во внешней среде, изменяющей (детерминирующей) организм и психический склад индивида.

Понятие об индивидуальных вариациях является непременной составной частью эволюционной теории Дарвина. Стало быть, к ним относятся и вариации в сфере психики. Это придало мощный импульс разработке нового направления в психологии, предметом которого стало изучение индивидуальных различий между людьми, обусловленных законами наследственности. Это направление, инициатором создания которого стал кузен Дарвина Френсис Гальтон, превратилось в разветвленную ветвь дифференциальной психологии. Наконец, дарвинизм стимулировал изучение психики в животном мире, став основанием еще одного нового направления в науке - зоопсихологии. Отвергнув версию о непроходимой пропасти между человеком и животным, эволюционная биология стала предпосылкой широкого изучения с помощью объективных экспериментальных методов механизмов психической регуляции поведения на таких объектах, как животные (белые крысы, собаки, обезьяны и др.).

Дарвин подверг специальному анализу инстинкты как побудительные силы поведения. С фактами в руках он подверг критике версию об их разумности. Вместе с тем без этих слепых побуждений, корни которых уходят в историю вида, организм не может выжить. Инстинкты связаны с эмоциями. К ним Дарвин также подошел не с точки зрения их осознания субъектом, а опираясь на объективные наблюдения за выразительными движениями. Некогда эти движения имели практический смысл, о чем напоминают сжатие кулаков или оскал зубов у современного человека. Были времена, когда эти агрессивные реакции означали готовность к борьбе, (подробнее эти вопросы изучаются этологией - разделом зоопсихологии, основанной К. Лоренцем). Традиционная психология считала чувства элементами сознания. Теперь же эмоции, захватывающие индивида, выступили в качестве феноменов, которые, хотя и являются психическими, однако первичны по отношению к его сознанию.

Наряду с Дарвином и одновременно с ним идеи новой эволюционной биологии развивал английский философ Герберт Спенсер (1820-1903).

Следуя доминировавшей в Англии традиции, он был приверженцем ассоцианизма. Однако последний претерпел в труде Спенсера «Основы психологии» (1855) существенную трансформацию. В нем жизнь определялась как «непрерывное приспособление внутренних отношений к внешним». Происходящее внутри организма (стало быть, и сознание) может быть понято только в системе его отношений к внешней среде. Отношения же - это не что иное, как адаптация. С этой точки зрения должны быть поняты и ассоциации как связи между элементами психической жизни.

Во всей своей прежней истории психология, если и искала телесный субстрат ассоциаций (от Аристотеля до Гартли), то обращалась только к одному направлению, а именно - физиологическому. Строились различные предположения о процессах внутри организма, проекцией которых становятся связи между психическими явлениями. Принцип адаптации требовал «покинуть» изолированный организм и искать «корень» ассоциаций в том, что происходит во внешнем мире, к которому организм повседневно приспосабливается.

Чтобы выжить, организм вынужден устанавливать связь между объектами этого мира и своими реакциями на них. Случайные, несущественные для выживания связи он игнорирует, а связи, необходимые для решения этой задачи, прочно фиксирует, сохраняет «про запас», на случай новых конфронтаций со всем, что может угрожать его существованию. Но очевидно, что адаптация в данном случае означает не только приспособление к новым ситуациям органов чувств как источников информации о том, что происходит вовне (на манер того, как, например, изменяется чувствительность глаза в темноте). Утверждался новый вид ассоциаций - между внутренними психическими образами и реализующими адаптацию целостного организма мышечными действиями.

Здесь свершился крутой поворот в движении психологической мысли. Из «поля сознания» она устремилась в «поле поведения».

Отныне не физика и химия, как прежде, а биология становится путеводной звездой в разработке ассоциативной доктрины, обретающей, как мы увидим, новый облик в бихевиоризме и рефлексологии.

Спенсер стоял у истоков того пути, по которому продвигались Сеченов, Торндайк, Павлов, Бехтерев, Уотсон и другие пионеры объективной психологии.

6.1.4. Ф. Гальтон: генетика индивидуальных различий. Генетика поведения: генетическая предопределенность индивидуальных различий. Зарождение дифференциальной психологии. Психогенетика как наука об этиологии индивидуальных различий. «Закон уклонения от средних величин»: Гауссово распределение людей по умственным дарованиям. Наследственная природа таланта. Близнецовый метод в психогенетике

Главные достижения в разработке этих методов применительно к психологии связаны с творчеством Френсиса Гальтона (1822-1911).

Находясь под глубоким впечатлением идей своего кузена Ч. Дарвина, он решающее значение придал не фактору приспособления отдельного организма к среде, а фактору наследственности, согласно которому приспособление вида достигается за счет генетически детерминированных вариаций индивидуальных форм, образующих этот вид. Опираясь на данный постулат, Гальтон стал пионером в разработке генетики поведения.

Благодаря его неутомимой энергии широко развернулось изучение индивидуальных различий. Эти различия постоянно давали о себе знать в экспериментах по определению порогов чувствительности, времени реакции, динамики ассоциаций и других психических феноменов. Но поскольку основной целью являлось открытие общих законов, различиями в реакциях испытуемых пренебрегали. Гальтон же сделал основной упор именно на различиях, считая, что они генетически предопределены.

В книге «Наследственный гений» (1869) он доказывал, ссылаясь на множество фактов, что выдающиеся способности передаются по наследству. Используя наличные экспериментально-психологические методики, присоединив к ним изобретенные им самим, он поставил их на службу изучению индивидуальных вариаций. Это относилось как к телесным, так и. психическим признакам. Последние считались не в меньшей степени зависящими от генетических детерминант, чем, скажем, цвет глаз.

В его лаборатории в Лондоне каждый желающий мог за небольшую плату определить свои физические и психические способности, между которыми, по Гальтону, существуют корреляции. Через эту антропологическую лабораторию прошло около 9000 человек. Но Гальтон, которого иногда называют первым практикующим психологом, держал в уме более глобальный замысел. Он рассчитывал охватить все население Англии с тем, чтобы определить уровень психических ресурсов страны.

Свои испытания он обозначил словом «тест», которое широко вошло в психологический лексикон. Гальтон стал пионером преобразования экспериментальной психологии в дифференциальную, изучающую различия между индивидами и группами людей. Непреходящей заслугой Гальтона явилась углубленная разработка вариационной статистики, изменившей облик психологии как науки, широко использующей количественные методы.

Гальтон был первым, кто сделал индивидуальные различия между людьми специальным предметом исследования, создал измерительные процедуры и начальный статистичексий аппарат для оценки различий; собрал большой экспериментальный материал, касавшийся, как мы теперь сказали бы, разных уровней в структуре индивидуальности - соматического, физиологического, психологического; он даже поставил вопрос о происхождении индивидуальных особенностей и попытался решить его.

В. Штерн в 1900 г. в книге «О психологии индивидуальных различий (идеи к дифференциальной психологии)» впервые ввел в употребление сам термин «дифференциальная психология» для обозначения новой области, отпочковавшейся от материнской науки - общей психологии. Сформулированные Штерном методологические и экспериментально-методические подходы, базовые понятия, многие статистические приемы, несмотря на прошедшие 100 лет, верны и сейчас.

В 1869 г. вышла в свет книга Ф. Гальтона «Наследственный гений: исследование его законов и последствий». В этой книге Ф. Гальтон пытался решить проблему наследуемости одаренности, анализируя родословные выдающихся деятелей науки, юриспруденции, спорта, военного дела, искусства, «государственных людей» и многих других с помощью, как теперь сказали бы, генеалогического метода психогенетики.

Выделив три степени даровитости и одновременно использовав экзаменационные оценки, полученные поступавшими в Королевскую военную коллегию, он применил к этому материалу уже существовавший тогда закон Кетле (1796 - 1874) - «закон уклонения от средних величин». По аналогии с распределением роста людей он предположил «существование некоторого постоянного среднего уровня умственных способностей. Отклонение от которого как в сторону гениальности, так и в сторону идиотизма должно следовать закону, управляющему уклонением от всякого рода средних величин». Результаты он резюмировал так: «…мы приходим к неоспоримому, хотя, быть может и неожиданному для нас заключению, что люди выдающейся даровитости по отношению к посредственности стоят настолько же высоко, насколько идиоты стоят ниже ее» (т.е. намечено Гауссово распределение людей по «умственным дарованиям»).

Затем Ф. Гальтон перешел к анализу родословных трехсот семейств, насчитывавших до 1000 выдающихся людей, в числе которых 415 знаменитых. «Если только существует нечто вроде положительного закона о распределении гения в семействах, - писал Гальтон, - то он, очевидно, должен обнаружиться при статистическом изучении такого значительного числа примеров». И статистика показала, что в 300 семьях, давших более одного «замечательного человека», таковых насчитывалось 977, и они по-разному распределялись между областями деятельности и разными степенями родства. Первому факту Ф. Гальтон не придал большого значения, поскольку либо видел различные объективные причины, мешавшие, например, полководцам иметь детей, либо считал, что некоторые группы, например поэтов, слишком малы. Второй же факт снижение числа даровитых людей со снижением степени родства - он констатировал вполне отчетливо, как доказательство наследственной природы таланта.

Биологической теорией для объяснения полученных свидетельств наследуемости послужила теория пангенезиса Ч. Дарвина. Согласно этой теории, человек, как и любой живой организм, состоит из бесчисленного количества независимых частиц - «геммул», которые «управляются исключительно естественным сродством» друг с другом, что и определяет «дивное строение живущей формы». Ф. Гальтон понимал, что эта теория - лишь гипотеза, но считал, что она, тем не менее, «оказывает огромную услугу для всех изучающих законы наследственности», поскольку создает единую базу для объяснения многочисленных форм воспроизведения. Эта теоретическая база позволяла ему считать, что «в каждом живом существе находится большее количество задатков, чем мы можем определить, и на каждый явный элемент приходится бесчисленное множество скрытых», т.е. таких, геммулы которых пока вытеснены их антагонистами в борьбе за точки прикрепления». Она же подвела Ф. Гальтона к мыслям о существовании неизменной части наследственности, обеспечивающей устойчивое равновесие в органическом мире, и - на этом фоне - «индивидуальной изменчивости». Более того, он в метафорической форме описал и тот феномен, который впоследствии был назван в генетике «нормой реакции».

Выдающийся английский математик, глава биометрической школы в статистике, ученик и друг Ф. Гальтона К. Пирсон оценил эту книгу как одну из великих «не столько тем, что она доказывает, сколько тем, к чему она побуждает».

К тому времени уже существовали гипотетические представления о том, что близнецы бывают двух типов (в современной терминологии - моно- и дизиготные); эти представления основывались, главным образом, на изучении эмбриогенеза при многоплодной беременности. Было установлено, что пары близнецов различаются по количеству околоплодных оболочек: пары с одним хорионом стали считать однояйцевыми (ОБ), с разными - разнояйцевыми (РБ). Эту точку зрения подтверждали и начавшиеся микроскопические исследования половых клеток и оплодотворения. Однако Ф. Гальтону эти работы были, очевидно, неизвестны, и он самостоятельно сформулировал гипотезу о том, что «туманное слово» «близнецы» объединяет два совсем разных феномена: развитие детей из разных или из одного яйца. В последнем случае они однополы и имеют одну оболочку. В однополых парах близнецы могут быть очень похожими, мало похожими или совсем непохожими. Совершенно ясно, что речь идет о современных монозиготных («однояйцевых», МЗ) и дизиготных («разнояйцевых», ДЗ) близнецах. Факт их существования Ф. Гальтон и использовал, впервые в науке, как метод для оценки влияния «природы» и «воспитания».

Он разослал определенное количество анкет с просьбой сообщить некоторые сведения о близнецах: их внешнем сходстве, почерке, характерах, способностях, манере общаться и т.д. Полученные ответы показали, что 35 пар внешне практически неразличимы, 20 - внутрипарно непохожи и что первая из этих групп (т.е. МЗ) по психологическим характеристикам имеет значительно большее внутрипарное сходство, чем вторая (т.е. ДЗ).

Очень интересное наблюдение Гальтона об увеличении с возрастом различий в некоторых близнецовых парах, а также его гипотеза, объясняющая этот феномен тем, что не все унаследованные свойства проявляются сразу, многие из них в молодости «спят». Это вполне соответствует современным представлениям о неодновременной активности всех частей генома, об их последовательном «включении» и «выключении». «Единственный элемент, который варьирует в различных индивидуумах, но постоянен в каждом из них, это природная тенденция» - таков первый в психогенетике вывод, сделанный Гальтоном по результатам исследования близнецов.

Все это позволило В. Томпсону и Г. Уайльду утверждать, что Ф. Гальтон с большим правом, чем кто-либо другой, может быть назван основателем генетики поведения, а его работы вместе с работой Ч. Дарвина «Выражение эмоций у человека и животных» отнесены ими к I фазе истории генетики поведения.

В те же десятилетия появилась и стала развиваться психологическая диагностика. Начало ей положил опять-таки Ф. Гальтон, который, изучая наследственность таланта, естественно пришел к необходимости измерения психических качеств людей - от сенсорных (в теперешней терминологии) функций до типов мыслительной деятельности и характера.

6.1.5. Роль психиатрии в становлении психологии. Психики и соматики. Средневековое мистическое представление о причинах психических заболеваний. Ф. Пинель: гуманизация психиатрии. Нансийская школа и школа «Сальпетриер». Ж. Шарко: соматический подход к душевным заболеваниям, влияние гипноза. Естественнонаучные методы изучения природы психических заболеваний. Психиатрия в России: И.М. Балинский. И.П. Мержеевский: режим полного нестеснения душевнобольных. Открытие первых кафедр и психологических лабораторий. В.М. Бехтерев: организация экспериментальной психологии в России. С.С. Корсаков: зависимость патопсихологических явлений от повреждения центральной нервной системы. Борьба направлений в психиатрии. Роль психиатров в естественнонаучном преобразовании психологии

Развитие знаний о душевных болезнях и их причинах сыграло также немаловажную роль в оформлении психологии как науки. Более того, забегая вперед скажем, что в ряде стран, и прежде всего в России и Франции, психиатры выступят инициаторами преобразования психологии в экспериментальную область знаний.

Первые научные попытки объяснить психические заболевания отмечаются в VI в. до новой эры. Наиболее распространенной в этот период была мозговая теория душевных болезней. Пифагор, например, связывал эпилепсию с расстройством и заболеванием головного мозга. Эта точка зрения была поддержана Алкмеоном и Гиппократом. Гиппократ видел источник душевных болезней в нарушении мозговой деятельности, вызываемом диспропорцией основных четырех видов жидкостей, пропитывающих мозговое вещество. Александрийские врачи также считали, что психические заболевания вызываются нарушениями мозга и нервной системы. Гуморально-мозговую теорию психозов развивал и Гален.

Однако под влиянием Сократа и Платона, а в период раннего христианства - Плотина и Августина, появляются попытки найти причины психических отклонений внутри самой душевной деятельности. Таким образом, уже в древней психиатрии как в первых представлениях о природе душевных заболеваниях, так и в первых их классификациях, наметилось два противоположных течения - органическое (школа соматиков) и чисто психическое (школа психиков) направления, борьба между которыми не будет затухать на протяжении всех последующих столетий. В области практической психиатрии роковую роль сыграли некоторые указания древних врачей из школы психиков, особенно Цельса, по обращению с душевнобольными. В качестве мер излечения ими предлагались такие лечебные показания как голод, избиение, грубое насилие, цепи, наручники и др. Перечисленные формы терапии станут в странах Западной Европы общепринятыми нормами обращения с душевнобольными вплоть до XIX столетия.

В средневековый период естественнонаучное объяснение психических болезней полностью сменяется мистическим представлением об их причинах. Душевные заболевания начинают рассматриваться как результат поселения в душу дьявола, как следствие злонамеренного колдовства. Для изоляции душевнобольных стали учреждаться специальные заведения, похожие на тюрьмы, где больных секли розгами, кололи иглами, шпагами с целью изгнания из души поселившегося дьявола и освобождения человека от колдовства. Если до эпохи Возрождения такие меры воздействия на больных не находили сочувствия со стороны светских и духовных властей, то с XV -XVI вв. церковь сама становится во главе массовой расправы с теми, кто отдал свою душу дьяволу. Издавались специальные буллы с указанием способов распознавания и истребления одержимых.

Но даже тогда, когда костры инквизиции горели по всей Европе, раздавались здравые голоса протеста. Достаточно упомянуть имя немецкого врача XVI столетия И. Вейера, призывавшего заменить трибунал инквизиции лечением больных, твердо веря античным заветам: в здоровом теле - здоровый дух, а стало быть, укрепляя тело, можно вылечить и душу. Как правило, для сторонников соматического направления были характерны не только материалистические тенденции в области теории душевных болезней, но и стремление к гуманному обращению с душевнобольными в психиатрической практике. Физические истязания лишь усугубляют и без них болезненное тело и душу человека. Подобные прогрессивные взгляды выражали итальянские врачи XV -XVI вв. Монтанус, Веттори, Меркуриали, Платер и др. Уже тогда Ф. Платер утверждал, что мозг есть орудие мысли и всякое его повреждение ведет к душевным извращениям. Излечивая мозг, можно устранять и психические отклонения.

В XVII в. психиатрия, подобно другим наукам, испытывает сильное влияние материалистических тенденций Р. Декарта и Ф. Бэкона. Так, например, Ш. Ляпуа связывал психические заболевания с расстройством нервной системы, полагая, в частности, что в основе истерических припадков лежат процессы механического сжатия и расширения мозговых оболочек.

В XVIII в. центром передовой и научной психиатрии становится Франция. Реформатором французской психиатрии является Филипп Пинель. Мировоззрение Ф. Пинеля складывалось под непосредственным влиянием французских материалистов XVIII в. Ему хорошо были знакомы работы Ж. Ламетри, П. Гольбаха, К. Гельвеция. Он был лично знаком с П. Кабанисом. Прогрессивные взгляды французских материалистов легли в основу всей практической и теоретической деятельности Ф. Пинеля. Выдвинутые им основные принципы клинической психиатрии сводились к следующему: уничтожение тюремных режимов, гуманизация мер успокоения и усмирения больных, снятие с них железных цепей и наручников, создание благоустроенных больниц, преобразование психиатрии в опытную науку по образцу других областей естествознания, введение объективных методов изучения причин душевных заболеваний.

Ф. Пинель но только провозгласил новые принципы в теории и практике психиатрии, но и сам сделал первые шаги к построению психиатрии как науки. Им было предпринято первое массовое обследование 200 больных, давшее ему возможность построить новую классификацию психических заболеваний. Эта классификация включала пять основных видов душевных расстройств: мания, мания без бреда, меланхолия, слабоумие и идиотизм. В основу классификации был положен психологический принцип, т.е. в учет принимались особенности нарушения интеллекта, чувств и воли. Среди главных причин, вызывающих психические нарушения, им указывались два их вида - это причины предрасполагающие, к которым Ф. Пинель относил наследственные факторы и индивидуальные склонности к психозам, и причины производящие, включающие физические травмы и органические нарушения мозга, с одной стороны, и моральные потрясения, - с другой.

Дело, начатое Ф. Пинелем, нашло своих продолжателей, как в самой Франции, так и за ее пределами. В Англии подлинным реформатором психиатрии становится Д. Конолли. В области практической психиатрии он пошел даже дальше Ф. Пинеля. С именем Д. Конолли связано начало повсеместного движения против всякого стеснения душевнобольных. Если Ф. Пинель, сняв цепи и наручники с душевнобольных, оставил на них смирительные рубашки, то Конолли уничтожил и их. В Бельгии в этот же период передовые позиции в организации психиатрического дела занимал Ж. Гислен. Своей прогрессивной деятельностью он завоевал право называться бельгийским Пинелем.

В отличие от Франции, Англии и Бельгии развитие психиатрии в Германии в конце XVIII и первой половине XIX в. характеризуется противоположными тенденциями. Начиная с И. Канта, психиатрия в этой стране выступала как придаток философии. Теоретическую психиатрию развивали философы далекие от практической психиатрии, и поэтому она носила умозрительный характер. Господствующее положение занимали взгляды, согласно которым душевные болезни понимались как собственные порождения духа, как результат злого начала в душе. Такая точка зрения по существу возрождала идеи средневековой психиатрии, распространению которой в значительной мере способствовала укоренившаяся в Германии философская традиция рассматривать материальный мир продуктом духовного. Все телесные болезни относились на счет извращенного духа и злой воли. Для укрощения злой воли или ее исправления сторонниками идеалистического крыла в науке о душевных болезнях (Гейнрот, Иделер, Бенеке и др.) предлагали применять механическую, болевую, тошнотворную и водную терапию, представлявшую собой самые изощренные приемы истязания душевнобольных людей. Так, в технику механотерапии входили специальные смирительные мешки, рубашки, стулья, кровати, кожаные маски и деревянные груши против стона и криков больных. Особую популярность приобрели вращательные машины, кровати, колеса, на которых больных вращали до наступления тошноты, рвоты, удушья, непроизвольного мочеиспускания и дефекации. Кроме этих средств применялись также принудительное стояние, напоминающее распятие на кресте, прижигание каленым железом, плетки и др. Значительное место в терапевтической практике занимала гидротерапия в ее самых различных формах. Больного с помощью особых устройств и приспособлений внезапно погружали или сбрасывали с большой высоты в студеную воду, ставили под ледяной душ или водяную струю, падающую на голову больного с большой высоты в течение длительного времени. Считалось, что все эти меры призваны изгнать у душевнобольного дурные идеи, перегруппировать в нужном направлении представления и чувства, заменить безумные акты на разумные.

Против такой потрясающей терапии выступили в Германии представители соматического направления в немецкой психиатрии. Среди них особенно выделяется известный немецкий врач Г. Гризингер. Ему принадлежит заслуга в переводе национальной психиатрии из области умозрительных схем в естественнонаучное русло. Он считал, что в основе всякого психического заболевания лежат патологические процессы в головном мозгу. Его работа «О психических рефлекторных актах» (1843) предвосхитила рефлекторное учение И.М. Сеченова и положила первые основы рефлекторного направления в психиатрии.

Во второй половине XIX столетия под влиянием эволюционных идей Ч. Дарвина внутри соматического направления в европейской психиатрии начинает неоправданно переоцениваться роль наследственного фактора в психопатогенезе. Появляются учения весьма реакционные по своему содержанию. Наиболее сильное влияние на европейскую психиатрию оказала теория дегенерации французского психиатра Б. Мореля. В своем «Трактате о вырождениях» (1857) он развивал положение о постоянном усилении болезненных свойств при передаче их от одного поколения к другому. Концепция вырождения получила поддержку и в других странах, особенно в Германии (Г. Шюле, К. Эбинг и др.).

Во французской же психиатрии второй половины XIX в. более передовые позиции занимали Нансийская школа и школа Ж. Шарко, известная под названием «Школа Сальпетриер». В них обеих развивался соматический подход к душевным заболеваниям, активно внедрялась практика гуманного обращения с больными, интенсивно разрабатывались проблемы гипноза и внушения. Именно с этими двумя научными школами и прежде всего со школой Ж. Шарко связано возникновение во Франции экспериментальной психологии.

Первые опыты по внушению были проведены еще в конце XVIII в. Месмером, выступившим впоследствии с теорией животного магнетизма. Согласно этой теории предполагалось, что от магнетизера исходят невидимые флюиды, которые проникают в организм больного и несут с собой целительное действие. Несколько позднее было открыто, что магнетическими пассами можно вызвать искусственный сон. Английский врач Д. Бред на основании многочисленных опытов пришел к выводу о том, что ведущую роль в возникновении искусственного или гипнотического сна играют не магнетические пассы сами по себе, а утомление органов чувств при длительном на них воздействии.

Иного понимания гипноза придерживались французские психиатры. Представитель Нансийской школы П. Льебо, написавший книгу «Лечение внушением и его механизм» (1891), связывал явление гипноза со свойством внушаемости, которым характеризуются все люди без исключения только в разной степени. Ж. Шарко, в свою очередь, также опираясь на большое количество опытных данных, полученных им совместно со своими сотрудниками, придерживался иной точки зрения. Ж. Шарко заметил сходство в картинах развития гипнотических состояний, с одной стороны, и истерии, - с другой. Отсюда восприимчивость к гипнозу стала рассматриваться в школе Ж. Шарко как признак предрасположения к истерическим заболеваниям. Занимаясь практикой гипноза, Ж. Шарко вводит два ведущих принципа гипнотической техники. По мнению Ж. Шарко, гипнотическое состояние наиболее эффективно вызывается либо сильным внезапным раздражителем, либо слабым по интенсивности, но монотонным и длительным по времени. Широкую известность приобрели исследования у больных памяти и подразделение ее на три основных разновидности - моторную, зрительную и слуховую. Ж. Шарко принадлежит приоритет в выделении основных форм неврозов - истерии, неврастении и психастении, возникновение которых, как впрочем, и всех других психических заболеваний, связывалось с органическими и функциональными расстройствами нервной системы и головного мозга. В целом научное лицо психиатрической школы Ж. Шарко определяли сравнительные исследования психической нормы и патологии, естественнонаучная ориентация в теории и методах исследования и лечения больных, систематическая разработка проблем гипноза и внушения, выступавших и как метод лечения, и как предмет научного анализа. Традиции школы «Сальпетриер» во многих отношениях определили характер и направление первых экспериментальных исследований в психологии. Более того, ближайшие ученики и последователи Ж. Шарко Т. Рибо, Ж. Дюма, Л. Бине, П. Жане и др. выступили инициаторами и организаторами экспериментальной психологии во Франции.

В определенном отношении судьбы экспериментальной психологии во Франции оказались сходными с историей возникновения экспериментальной психологии в России. Как и во Франции, пионерами русской экспериментальной психологии явились в основном невропатологи и психиатры.

Начало формирования научной психиатрии в России относится ко второй половине XIX столетия. Основателем отечественной психиатрии явился И.М. Балинский (1827- 1902). Его заслуга состоит прежде всего в том, что он своей неутомимой деятельностью создал организационные предпосылки построения в России научной психиатрии. И.М. Балинским были открыты первые в России кафедра (1857) и психиатрическая клиника (1867) в Петербурге. В основании кафедры и клиники И.М. Балинский видел реальный фундамент для развития новой науки. И.М. Балинский рано ушел в отставку, оставив широкое поле деятельности молодым ученым. Поэтому научная работа в созданных им психиатрических центрах развертывается во всей полноте его учениками во главе с И.П. Мержеевским.

Основной цикл исследований, проведенных как самим И.П. Мержеевским, так и его сотрудниками, был посвящен изучению душевных болезней в связи с патологическими изменениями в мозгу и в организме в целом. В диссертационном исследовании «Клиническое исследование неистовых» И.П. Мержеевским было показано, что в возбужденном состоянии у больного происходят резкие сдвиги во всех показателях обмена. Отсюда был сделан практический вывод о нецелесообразности помещения больных в тесные и душные изоляторы. Этот вывод имел огромное значение для того времени, поскольку он требовал кардинального пересмотра принципов и практики содержания душевнобольных и ухода за ними. Под руководством И.П. Мержеевского в психиатрической клинике выполнялись исследования по изучению влияния различных вредных воздействий на нервную систему. В конкретную проблематику исследований входило изучение влияния голода, отравлений фосфором, удаления щитовидной железы и других факторов, вызывающих нарушение в деятельности нервной системы. Одновременно проводились исследования экспериментальные анатомо-физиологические исследования мозга. В результате плодотворной научно-исследовательской работы в клинике И.П. Мержеевского было подготовлено около 30 диссертаций, опубликовано свыше 150 научных работ. Из стен первого в России психиатрического центра вышло более 50 квалифицированных специалистов-психиатров. Все это, несомненно, было большим первоначальным вкладом в развитие отечественной психиатрии.

Опыт работы И.М. Балинского и И.П. Мержеевского служил образцом и примером для развития психиатрической науки в других городах России. Новые психиатрические центры открываются в Казани, Москве, Харькове, Киеве. При этих центрах организуются и первые психологические лаборатории. Как известно, кафедра психиатрии была открыта при Казанском университете, которую с конца 1885 г. возглавил В.М. Бехтерев. В 1886 г. им организуется здесь и первая психофизиологическая лаборатория. Переехав в Петербург и сменив там ушедшего в отставку И.П. Мержеевского, В.М. Бехтерев открывает при кафедре психиатрии Военно-медицинской академии вторую психологическую лабораторию (1894). Как в казанский, так и в петербургский период, научная деятельность В.М. Бехтерева отличалась многогранностью. Его научный вклад в различные области - анатомию и физиологию головного мозга, невропатологию, психиатрию, психологию трудно переоценить. Во всех этих областях В.М. Бехтерев был выразителем передовых идей, последователем учения И.М. Сеченова, сторонником объективного подхода к изучению нервно-психической деятельности. Становление В.М. Бехтерева как ученого с мировым именем проходило после открытия им собственной лаборатории и тем более вундтовской лаборатории в Лейпциге (1879), поэтому более полная характеристика его научных взглядов и их оценка должны бить отнесены хронологически к периоду, связанному с развитием психологии уже как самостоятельной науки. Сейчас же важно подчеркнуть, что В.М. Бехтерев, как представитель медицины и естествознания, выступил после И.М. Сеченова не только идейным вдохновителем естественнонаучной и экспериментальной психологии, но и ее непосредственным организатором в нашей стране.

Начало Московской психиатрической школы было положено А. Кожевниковым, организовавшим в 1837 г. на частные пожертвования психиатрическую клинику. Руководителем ее стал С.С. Корсаков, с именем которого связаны многие важные вехи как в психиатрии, так и в психологии. Прежде всего С.С. Корсаков является вождем отечественного движения против всякого стеснения душевнобольных. Его научная работа о полиневритическом психозе, о которой он доложил в 1889 г. на международном медицинском конгрессе, принесла С.С. Корсакову мировое признание. Значение этой работы состояло, главным образом, в обосновании зависимости патопсихологических явлений от повреждения мозга и нервной системы вообще. Кроме того, С.С. Корсакову, как и В.М. Бехтереву, принадлежит заслуга в утверждении материалистических позиций в психиатрии и психологии, объективного подхода к изучению психики и отклонений в ней, наконец, в практическом осуществлении мероприятий по преобразованию психологии в экспериментальную науку. Как известно, по его инициативе в 1895 г. в Москве создается еще одна психологическая лаборатория в России.

Значительный вклад в развитие русской психиатрии, а также в подготовке и основании русской экспериментальной психологии внесли образовавшиеся психиатрические центры в Киеве, Харькове, Юрьеве во главе с П.И. Ковалевским, И.А. Сикорским, В.Ф. Чижом - видными русскими учеными, врачами-невропатологами и психиатрами.

Из краткого обзора истории психиатрии видно, что ее развитие проходило в длительном противоборстве соматического и спиритуалистического направлений, развитие, которое, по верному замечанию Ю.В. Каннабиха, представляло собой форму борьбы двух мировоззрений - материализма и идеализма, борьбу двух подходов к пониманию причин душевных болезней, двух ориентации в методах их изучения и лечения. Не будет преувеличением, если скажем, что все лучшие достижения в области психиатрии были связаны в основном с естественнонаучным направлением, утверждавшим детерминистическое знание о природе психических расстройств, именно психосоматическая, психоневрологическая линия в психиатрии способствовала переносу идеи природного детерминизма и в область психологии, утверждению в ней объективного подхода к изучению психики в ее нормальном и болезненном состоянии. Но заслуга передовых естествоиспытателей, врачей-невропатологов и психиатров определяется не только формированием ими теоретических предпосылок естественнонаучного преобразования психологии, но и непосредственным участием в ее обновлении, особенно в России и Франции.

6.2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПЕРВЫХ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫХ РАЗДЕЛОВ ПСИХОЛОГИИ

6.2.1. Психофизика. Э. Вебер: зависимость динамики ощущений от изменения интенсивности внешнего стимула. Основание психофизики. Психофизика как наука о связи раздражений и ощущений. Задачи психофизики. Правило Э. Вебера. Закон Вебера-Фехнера, его критика. Понятие «порога ощущений». Пороги временные и пространственные. Абсолютные и разностные пороги. Методы психофизики

Прежде чем были изобретены объективные методы изучения целостного поведения, научно-психологическая мысль добилась крупных успехов в экспериментальном анализе деятельности органов чувств. Эти успехи были связаны с открытием закономерной, математически исчислимой зависимости между объективными физическими стимулами и. производимыми ими психическими эффектами - ощущениями.

Именно это направление сыграло решающую роль в превращении психологии в самостоятельную экспериментальную науку.

К новым открытиям пришел исследователь органов чувств - физиолог Эрнст Вебер (1795-1878). Он задался вопросом: насколько следует изменять силу раздражения, чтобы субъект уловил едва заметное различие в ощущении. Таким образом, акцент был перемещен. Предшественников Вебера занимала зависимость ощущений от нервного субстрата, Вебера - зависимость между континуумом ощущений и континуумом вызывающих их внешних физических стимулов. Обнаружилось, что существует вполне определенное (для различных органов чувств различное) отношение между первоначальным раздражителем и последующим, при котором субъект начинает замечать, что ощущение стало уже другим. Для слуховой чувствительности, например, это отношение, составляет 1/160, для ощущения веса - 1/30 и т.д.

Опыты и математические выкладки стали истоком течения, влившегося в современную науку под именем психофизики. Психофизика начинала с представлений о, казалось бы, локальных психических феноменах. Но получила огромный методологический и методический резонанс во всем корпусе психологического знания. В него внедрялись эксперимент, число, мера. Таблица логарифмов оказалась приложимой к явлениям душевной жизни, поведению субъекта, когда ему приходится определять едва заметные различия между внешними объективными влияниями.

Прорыв от психофизиологии к психофизике был знаменателен и в том отношении, что разделил принцип причинности и принцип закономерности. Ведь психофизиология была сильна выяснением причинной зависимости субъективного факта (ощущения) от строения органа (нервных волокон), как этого требовало «анатомическое начало».

Обойдя его, психофизика доказала, что в психологии и при отсутствии знаний о телесном субстрате могут быть строго эмпирически открыты законы, которым подвластны ее явления.

Во второй половине XIX в. отдельные вопросы и проблемы, лежащие на границе физиологии и психологии, становятся предметом специальных и систематических исследований, которые затем обособляются и оформляются в относительно самостоятельные научные направления. Одной из первых таких областей и явилась психофизика, созданная немецким физиком, физиологом и философом Г. Фехнером (1801-1887).

Психофизика была задумана Г. Фехнером как наука о всеобщей связи физического и духовного мира. Опираясь на философию Шиллинга, Г. Фехнер выступил с учением о тождестве психического и физического, выдвинул принцип всеобщей одушевленности природы. Он полагал, что психическое разлито по всей вселенной, а все космические объекты в ней являются обратной стороной духа. Связь духовного и материального, психического и физического рассматривалась Г. Фехнером в духе параллелизма, как два ряда явлений, имевших между собой лишь функциональное соответствие. По мнению Г. Фехнера, должна быть создана специальная наука, которая с помощью эксперимента и математики могла бы доказать выдвинутую им философскую концепцию. Такой наукой и является психофизика, которая определялась им как точное учение о функциональных отношениях между телом и душою.

Согласно Г. Фехнеру, психофизика должна заниматься экспериментально-математическим изучением различных психических процессов (ощущений, восприятий, чувств, внимания и т.п.) в их отношении, с одной стороны, к физическим факторам, что должно составить предмет внешней психофизики, с другой, - в отношении к анатомо-физиологическим основаниям, что должно было представить предмет внутренней психофизики.

Однако Г. Фехнеру пришлось ограничить собственные исследования лишь областью внешней психофизики, поскольку в тот период наиболее доступными для экспериментально-математического обоснования оказались вопросы, связанные с отношением психических явлений с внешними физическими условиями. Особую роль здесь сыграли исследования Э. Вебера по изучению осязания и порогов чувствительности. Именно опыты Э. Вебера показали, что существует определенная зависимость между физическим и психическим, в частности, между раздражением и ощущением, и что обнаруженные отношения между ними поддаются экспериментальному измерению. Интерес к исследованиям Э. Вебера возрос у Г. Фехнера еще и потому, что итоговые результаты его опытов как будто бы соответствовали закону логарифмической функции, который был выдвинут Г. Фехнером в качестве предварительной гипотезы о характере возможной связи между психическим и физическим. По словам В.Вундта, Г. Фехнер «давно искал принципа, который определял бы отношение между телесным и духовным миром и мог бы, быть может, служить свидетельством в пользу всеобщего одушевления вещей и будущих судеб души. Такой принцип он думал найти в законе Вебера, а доказательство для своего метафизического мировоззрения, прежде всего в явлении порога, тесно связанном, по его мнению, с этим законом» [Вундт В. Основания физиологической психологии. (Пер. В.Кандинского). Ч. 1-2. М., 1880-1881, с.280].

Немалое значение для определения специфики новой науки сыграли идеи И. Гербарта, в частности, его учение о порогах сознания и обоснование возможности применения математики в психологии. До И. Гербарта было принято считать, что психическое имеет лишь одно измерение - временную длительность или последовательность. Для применения же математических процедур необходимо, по крайней мере, соотношение двух рядов переменных. В качестве такой второй переменной, т.е. другой измеряемой характеристики представлений, выступает в психологии И. Гербарта интенсивность. Различия представлений по интенсивности ведут к тому, что часть из них подавляется и переходит в зону, стоящую ниже порога сознания. Сумма задержанных, заторможенных и подавленных представлений и была у И. Гербарта предметом тщательных математических вычислений.

В отличие от И. Гербарта, у которого понятие интенсивности было приписано оторванной от внешнего мира духовной сущности, Г. Фехнер приложил это понятие к ощущениям, поставив последние в связь с внешними раздражениями. Г. Фехнер полагал, что посредством измерения силы раздражения можно измерять и интенсивность ощущений подобно тому, как измеряем аршином кусок полотна, несмотря на то, что и аршин и полотно являются вещами разной физической природы. Итак, путь к измерению ощущений был, по существу, открыт, поскольку они становились функцией раздражений, которые можно легко подвергнуть физическому измерению. Так как ощущения оказались наиболее доступными для измерения, Г. Фехнер сосредотачивает все свое внимание именно на установлении функциональной зависимости между раздражением и ощущением, рассматривая отношения между ними как частные случаи «вселенской психофизической корреляции». Психофизика, следовательно, становилась наукой о связи раздражений и ощущений, т.е. общая проблема связи духовного и физического мира стала выступать в форме связи интенсивности ощущений и раздражений. Установленные Г. Фехнером положения об измеримости психофизических отношений и о возможности применения математического закона к ним, ставило на передний план проблему разработки специальных методов психофизического измерения и способов математического анализа и описания психофизических отношений. В целом, общая программа построения психофизики включила, таким образом, три главных задачи:

а) установить, какому закону подчиняются отношения психического и физического мира на примере связи раздражении и ощущений;

б) дать математическую формулировку этому закону; и

в) разработать психофизические методы измерения.

Впервые с идеей создания новой экспериментально-математической науки - психофизики - Г. Фехнер выступил в 1851 г. Последующие годы он был занят практическим осуществлением своей психофизической программы. И вот в 1860 г. в свет выходит основная работа Г. Фехнера «Элементы психофизики». Несмотря на то, что труд Г. Фехнера целиком был основан на эксперименте и математике, ученый мир первоначально не принял этой работы, обойдя ее вниманием. Лишь спустя некоторое время книга Г. Фехнера становится предметом повышенного интереса. Сам же Г. Фехнер от проблем психофизики устраняется и приступает к занятиям по эстетике, внося и в эту область дух точной науки. Результаты проведенных многочисленных экспериментов и измерений, связанных с изучением элементарных эстетических чувств были сведены и обобщены им в книге «Введение в эстетику» (1876). Появление этой работы Г. Фехнера знаменовало открытие другой точной области знаний - экспериментальной эстетики. Как и в психофизике, Г. Фехнер и здесь показал себя большим новатором. Разработанные им методы изучения эстетических чувств оказались пригодными для психологии и в скором времен были использованы В.Вундтом для исследования элементарных эмоций. Предложенные Г. Фехнером методы изучения эстетических чувств и эмоций вошли в историю психологии под названием «методы впечатления».

В результате возникших острых споров и многосторонней критики, развернувшихся вокруг «Элементов психофизики» в тот период, когда Г. Фехнер занимался экспериментальной эстетикой, он вновь вынужден был вернуться к своему прежнему предмету и написать ряд статей по психофизике, наиболее значительной из которых является «Ревизия основ психофизики» (1882).

Переходя к рассмотрению главных достижений Г. Фехнера, следует указать, что одной из существенных его заслуг является установление им основного психофизического закона. Исходным материалом для его выведения, как уже упоминалось, явились опыты Э. Вебера по определению порогов. Напомним, что Э. Вебером на ряде анализаторов было обнаружено правило, согласно которому минимальная величина прироста, необходимая для того, чтобы одно ощущение воспринималось как отличное от другого, представляет величину постоянную. Другими словами, правило Э. Вебера можно выразить таким образом: равным относительным различиям в раздражениях соответствуют равные различия в ощущениях. Этому установленному правилу недоставало математического описания. Математическое оформление открытого Э. Вебером закона и составило для Г. Фехнера первостепенную задачу, на решение которой он приложил все свои усилия, выполнив огромное число (25000) разнообразных психофизических опытов. Общие результаты, полученные Г. Фехнером с помощью разработанных им трех основных психофизических методов, подтвердили открытую Э. Вебером зависимость между ощущением и раздражением, которая и была названа Г. Фехнером как «закон Вебера». Теперь этому закону нужно было дать математическое выражение. Для этого Г. Фехнер обратился к принципам интегрального и дифференциального исчисления и с их помощью вывел уравнение, названное им «психофизической измерительной формулой», известной в современной психологии, под названием основного психофизического закона Вебера - Фехнера. Согласно этому закону интенсивность ощущений возрастает пропорционально логарифму внешнего раздражения.

Г. Фехнер был убежден в том, что он нашел незыблемый закон, выражающий отношение между телесным и духовных миром. Однако впоследствии другие ученые, занявшиеся психофизическими исследованиями, вынуждены были поставить под сомнение закон Вебера - Фехнера, причем по самым разным основаниям. Так, ряд физиологов стал склоняться к тому, что этот закон является вовсе не психофизическим, а чисто физиологическим, полагая, что он выражает не отношение между ощущением и раздражением, а связь между раздражением и нервным возбуждением. В свою очередь, психологи и, в частности В. Вундт, наоборот, считали что закон Вебера - Фехнера есть чисто психологический закон, выражающий взаимные отношения внутренних состояний сознания.

Другое направление критики было связано с вопросом о границах и пределах действия закона Вебера - Фехнера. Г Ауберт (1865) и Г. Гельмгольц (1867) нашли, что в области зрения происходят уклонения от основного психофизического закона, причем отношение разности сохраняется только при средних степенях интенсивности света, тогда как при слабых и сильных: яркостях это отношение увеличивается. Аналогичные отклонения от основного психофизического закона были обнаружены и на других видах чувствительности, и, таким образом, еще при жизни Г. Фехнера был поставлен вопрос о непригодности математической формулировки закона Вебера. Стали предприниматься попытки внести определенные поправки в психофизическую формулу Г. Фехнера. Более всего против формулы Г. Фехнера выступал Дельбеф, написавший в 1873г. книгу «Этюды психофизики», где он предлагал либо полную замену формулы, либо ее иного истолкования.

Особые недоумения вызывал логарифмический закон Фехнера в связи с наличием подпороговых, «отрицательных ощущений», которые обнаруживаются при графическом изображении логарифмической функции. Предлагались самые различные способы и приемы избавления от «немыслимых» ощущений. Наконец, большое число возражений касалось математического аппарата к вводимым Г. Фехнером новым психофизическим методам измерения.

Столь многоплановая критика, направленная с разных сторон в адрес Г. Фехнера, ставила на карту судьбы психофизики. Но как показали дальнейшие события, эта критика не столько подорвала психофизику, сколько стимулировала ее последующее развитие. Г. Фехнер и сам вполне отдавал себе отчет в том, что начатое им дело до конца еще не доведено. Вместе с тем он не сомневался в прочности фундамента, который был им заложен для новой экспериментальной науки. По этому поводу он писал: «Вавилонская башня не была закончена, потому что строители не могли сговориться как вести дело: психофизика остается, потому что критики не могут согласиться как подорвать ее» (цит. по [Вундт В. Основания физиологической психологии. (Пер. В.Кандинского). Ч. 1-2. М., 1880-1881], с. 487). Г. Фехнер оказался прав. Его пророческие слова и ныне остаются в силе. Несмотря на самые различные подходы, которые имеют место в современной психофизике, она остается одной из наиболее фундаментальных и разработанных областей в общей и экспериментальной психологии.

В тесной связи с основным психофизическим законом находится учение Г. Фехнера о порогах. Понятие порога было заимствовано Г. Фехнером у И. Гербарта, который понимал его как границу перехода слабых и смутных представлений в ясные и осознанные. В отличие от И. Гербарта Г. Фехнер применил понятие порога не к сознанию в целом, а только к ощущениям и в связи с этим понятие «порога сознания» было заменено па понятие «порога ощущений».

Наряду с порогами ощущений по их интенсивности, Г. Фехнер вводит понятие экстенсивных порогов, к которым он относил пороги временные и пространственные. Кроме того, пороги различались им на абсолютные и разностные. Определение абсолютных и разностных порогов для интенсивных и экстенсивных характеристик ощущений и составляют, по Г. Фехнеру, основную задачу психофизики. Проведенные самим Г. Фехнером основные психофизические измерения касались, главным образом, определения тяжестей, различий по светлоте, зрительной и осязательной оценки расстояний.

В своих опытах Г. Фехнер пользовался тремя основными методами, которые занимают в его психофизике видное место. Этими методами были - метод минимальных изменений, метод средних ошибок и метод верных и ложных случаев. Исторически и генетически первым из них является метод минимальных изменений. Им пользовались еще задолго до Э. Вебера астрономы для определения остроты зрения. Он заключался в том, что испытуемый должен был отходить, удаляться от двух протянутых параллельно нитей на такое расстояние, при котором эти нити начинают восприниматься как одна. Используя этот принцип, Э. Вебер сконструировал свой знаменитый циркуль (1830), с помощью которого производились опыты по измерению кожных пространственных порогов. Апробированный Э. Вебером метод астрономов был доведен до большего совершенства в процедурном и математическом отношении Г. Фехнером. Он же дал ему и имя, назвав его «методом минимальных изменений».

Метод минимальных изменений наиболее прост и достаточно точен при определении абсолютных и разностных порогов. Его иногда называют прямым, поскольку при его использовании непосредственно переходят от одной интенсивности к другой и определяют величину, при которой наступает едва заметное ощущение или едва заметное различие между двумя из них. Метод минимальных изменений удобен и в том смысле, что не требует слишком большого числа опытов, чтобы с известной точностью определить величину порога. Наряду с достоинствами, методу минимальных изменений присущи и определенные недостатки, которые обнаружились при первых же измерениях. Эти первоначальные опыты показали, что пороговые величины, получаемые с помощью названного метода, подвержены большим колебаниям, как у разных испытуемых, так и у одного и того же субъекта в зависимости от различных неконтролируемых внешних и внутренних факторов. Величина порога имеет как бы известную «растяжимость» или определенный диапазон, в пределах которого происходит колебание порога. Г. Фехнер полагал, что пороги сами по себе являются величинами постоянными и все отклонения от их абсолютного значения оценивались как ошибки наблюдения. Чтобы устранить эти ошибки и снять влияние различных факторов на величину порога, Г. Фехнер разрабатывает два других метода - метод средних ошибок, а также метод верных и ложных случаев.

Предлагая эти методы, Г. Фехнер исходил из того, что переменные ошибки (единичные колебания пороговых величин) подчиняются кривой нормального распределения К. Гаусса. Впоследствии Г. Фехнер стал использовать двусторонний закон Гаусса или ассиметричную кривую частоты. Отсюда смысл всех многократных измерений должен был сводиться к определению средней ошибки или средней величины, вокруг которой колеблются единичные пороговые значения. С вычислением указанных средних уклонений и связаны были вновь предлагаемые психофизические методы.

Применение статистического подхода требовало специфических изменений в процедуре проведения психофизического эксперимента. Так, при методе средних ошибок дается одновременно два раздражителя, один из которых изменяют по интенсивности до тех пор, пока он не вызовет ощущение сходное с первым. Когда к данному раздражению находят равное ему, то здесь обычно допускаются ошибки или отклонения в ту или в другую сторону. После многократных замеров вычисляют общую среднюю ошибку. Мерой разностной чувствительности служит переменная ошибка, определяемая удалением постоянной ошибки из общей средней. Подобно методу минимальных изменений, метод средних ошибок был перенесен в психофизику из астрономии и физики для изучения глазомера и кожных порогов. Г. Фехнер придал этому методу завершенный в математическом и методическом отношении вид. То же самое было сделано Г. Фехнером и в отношении метода верных и ложных случаев.

Для метода верных и ложных случаев характерно предъявление двух раздражителей, разница по интенсивности между которыми малозаметна. От испытуемого требуется установить их различие. Субъекту может показаться в одном случае, что первое раздражение больше второго, в другом случае, - наоборот, второе - больше первого, в третьем случае они могут быть субъективно оценены как равные. В конечном итоге, после большой серии опытов определяют число верных и ложных случаев. Мерой разностной чувствительности является отношение числа верных и ложных случаев к общему числу измерений.

Выдвинутые Г. Фехнером психофизические методы также не были обойдены критикой. Впоследствии они подвергались некоторым усовершенствованиям и видоизменениям и, главным образом, в области их математического аппарата. Однако при всех модификациях основная процедурная схема методов с их математическим приложением дошла до наших дней. Разработкой психофизических методов Г. Фехнер внес огромный вклад в историю психологии, который состоит в том, что он положил начало математической и экспериментальной психологии. В.Вундт писал об этом: «Фехнеру принадлежит та заслуга, что он первым указал путь, на котором до известной степени возможно осуществление «математической психологии». Этот путь состоит именно в экспериментальном воздействии на сознание путем чувственных раздражений…» [Вундт В. Основания физиологической психологии. (Пер. В.Кандинского). Ч. 1-2. М., 1880-1881, с.47].

6.2.2. Г. Гельмгольц: экспериментальная психофизиология органов чувств. Экспериментальное изучение психических явлений в их связи с физиологией органов чувств. Физиологическая акустика: учение о диссонансе и консонансе. Резонансная теория слуха. Психофизиология зрения: преломление света и смешение цветов. Трехкомпонентная теория цветового зрения. Генетическая теория зрительного восприятия пространства. Учение о «бессознательном умозаключении». Значение работ Г. Гельмгольца для развития экспериментальной психологии

Центральной фигурой в создании основ, на которых строилась психология как наука, имеющая собственный предмет, был Герман Гельмгольц (1821-1894). Его разносторонний гений преобразовал многие науки о природе, в том числе о природе психического. Им был открыт закон сохранения энергии. Мы все дети Солнца, говорил он, ибо живой организм, с позиции физика, - это система, в которой нет ничего, кроме преобразований различных видов энергии. Тем самым из науки изгонялось представление об особых витальных силах, отличающих поведение в органических телах от неорганических.

Но, занявшись таким телесным устройством, как орган чувств, Гельмгольц принял за объяснительный принцип не энергетическое (молекулярное), а анатомическое начало. Именно на последнее он опирался в своей концепции цветового зрения. Гельмгольц исходил из гипотезы о том, что имеются три нервных волокна, возбуждение которых волнами различной длины создает основные ощущения цветов: красное, зеленое и фиолетовое.

Такой способ объяснения оказался непригодным, когда он от ощущений перешел к анализу восприятий целостных объектов в окружающем пространстве. Этот анализ побудил ввести два новых фактора:

а) движения глазных мышц;

б) подчиненность этих движений особым правилам, подобным тем, по которым строятся логические умозаключения.

Поскольку эти правила действуют независимо от сознания, Гельмгольц дал им имя «бессознательных умозаключений». Тем самым экспериментальная работа столкнула Гельмгольца с необходимостью ввести новые причинные факторы. До того он относил к этим факторам либо превращения физической энергии, либо зависимость ощущения от устройства органа.

Теперь к этим двум причинным «сеткам», в которые наука улавливает жизненные процессы, присоединялась третья. Источником психического (зрительного) образа выступал внешний объект, в возможно более отчетливом видении которого состояла решаемая глазом задача.

Выходило, что причина психического эффекта скрыта не в устройстве организма, а вне его. В опытах Гельмгольца между глазом и объектом ставились призмы, искажавшие восприятие объекта. Однако посредством различных приспособительных движений мышц глаза организм стремился восстановить адекватный образ этого объекта. Выходило, что движения глазных мышц выполняют не чисто механическую, а познавательную (даже логическую) работу.

В зоне научного анализа появились феномены, которые говорили об особой форме причинности: не физической и не физиолого-анатомической, а психической. Намечалось разделение психики и сознания. Опыты говорили, что возникающий в сознании образ внешнего предмета порождается независимым от сознания телесным механизмом.

В то время, когда Г. Фехнер был всецело поглощен психофизическими измерениями, большая группа физиологов вплотную подошла к экспериментальной разработке проблем психофизиологии органов чувств. Его влияние в развитии психофизиологии было решающим. И.М. Сеченов писал: «Слава Гельмгольцу за его шаг в психологическую область, - из него выросла наиболее разработанная часть современной физиологической психологии» [Сеченов И.М. Избранные философские и психологические произведения. М., 1947, с.374].

Если Г. Фехнер сосредоточия главное внимание на вопросах внешней психофизики, не дойдя до психофизики внутренней, то Г. Гельмгольц восполняя этот пробел, основное усилие направляет на экспериментальное изучение психических явлений в их связи с анатомией и физиологией органов чувств.

Центральное место в экспериментальных исследованиях Г. Гельмгольца занимали вопросы психофизиологии зрения и слуха. К изучению физиологии зрения Г. Гельмгольц приступает почти сразу же после известных его опытов по измерению скорости проведения нервного возбуждения (1851). Уже в 1856 г. в свет выходит первый том его «Физиологической оптики». Последующие второй и третий тома выходят соответственно в 1860 и 1866 гг. С точки зрения психологии наибольший интерес представляют последние два тома, поскольку во втором томе подробнейшим образом излагается его трехкомпонентная теория цветового зрения, а третий том содержит широко известные общую эмпирическую теорию зрения, учение о «бессознательном выводе» и теорию об «ощущениях иннервации». С 1856 г. Г. Гельмгольц начинает заниматься и физиологической акустикой. В 1863 г. он публикует обобщающий труд, в котором приводит обширный материал по экспериментальному изучению тонального состава гласных звуков, тембра, комбинационных тонов, выдвигает учение о диссонансе и консонансе, излагает свою резонансную теорию слуха.

В области психофизиологии слуха опыты Г. Гельмгольца были начаты в связи с изучением тонального состава гласных звуков. У многих физиологов того времени эти опыты вызывали изумление, поскольку они производили впечатление говорящей машины. И.М. Сеченов называл их «чудом экспериментального искусства» [Сеченов И.М. Избранные философские и психологические произведения. М., 1947, с.366]. «Чудо» состояло в том, что при одновременном действии множества отдельных резонаторных трубок, изготовленных самим Г. Гельмгольцем, достигалось звучание определенного гласного звука. Подобные эксперименты позволили Г. Гельмгольцу установить, что гласные звуки представляют собой сочетание многочисленных тонов. С помощью тех же настроенных резонаторных трубок Г. Гельмгольц открыл существование комбинационных тонов (суммарного и разностного). В других опытах с применением органных трубок Г. Гельмгольцу удалось обнаружить эффекты слияния (консонанса) и биения (диссонанса) тонов. Суть консонанса заключается в том, что два звучащих тона одинаковой высоты и силы дают ощущение непрерывного тона удвоенной интенсивности в том случае, если их полуволны понижения и повышения совпадают. Несовпадение полуволн повышения и понижения первичных тонов ведет из-за явлений интерференции к нарушению тонального движения, периодически его то усиливая, то ослабляя. В результате этого ощущение непрерывности звучания тона пропадает. Явление, связанное с взаимным нарушением двух волн было названо в отличие от консонанса биением или дрожанием тонов.

На основе многочисленных опытов по изучению простых и сложных тонов, Г. Гельмгольц приходит к выводу о резонансной природе звукового и слухового аппарата у человека. Согласно Г. Гельмгольцу ротовая полость выполняет функцию резонатора, придающего гласным звукам характерные им различия. Слуховой же аппарат представляет, по Г. Гельмгольцу, систему резонаторов, настроенных на восприятие определенных тонов. Он полагал, что различные окончания волокон слухового нерва чувствительны только к определенным тонам, действие которых вызывает возбуждение лишь в соответствующих им нервных окончаниях. Первоначально наличие нервных окончаний Г. Гельмгольц относил к кортиеву органу, затем стал считать, что нервные окончания, настроенные на определенные тона находятся не в кортиевом органе, а в слуховой улитке.

В тот период, когда создавалась резонансная теория слуха, физиология головного мозга была мало разработанной областью. Как известно, заслуга в поднятии этого раздела физиологии принадлежит русским ученым и, прежде всего, И.М. Сеченову, В.М. Бехтереву и И.П. Павлову. Поэтому до них работа слухового аппарата, равно как и других органов чувств, рассматривалась в отрыве от деятельности центральной нервной системы. В этом отношении Г. Гельмгольц подобно другим физиологам в развитии своей теории слуха и зрения оставался на позициях рецепторной концепции.

Однако по сравнению с тем, что было известно в области слуха до Г. Гельмгольца, его научные достижения представляли значительный шаг вперед. Результаты его исследований не только зафиксировали новый уровень знаний, но и дали сильный толчок к развертыванию в области психофизиологии слуха многих новых теоретических и экспериментальных исследований.

Еще больший научный вклад, а также эффект в смысле стимуляции дальнейшей исследовательской работы, имеют опыты Г. Гельмгольца в области психофизиологии зрения. Диапазон исследуемых проблем, которыми занимался Г. Гельмгольц в области физиологической оптики, обширен. К наиболее крупным из них следует отнести вопросы преломления света и смешения цветов, природа последовательных образов и явлений контраста, измерение остроты зрения и глазомера, изучение иллюзий, бинокулярного и стереоскопического зрения и др. Опираясь на собранный огромный экспериментальный материал, Г. Гельмгольц выдвинул ряд общих теорий - трехкомпонентную теорию цветового зрения, генетическую теорию зрительного восприятия пространства и связанное с ней учение о «бессознательном умозаключении», учение об «ощущениях иннервации». В этих теориях наиболее ярко проявились философско-методологические позиции Г. Гельмгольца.

Значительная часть исследований Г. Гельмгольца была связана с изучением цветового зрения. За предварительную гипотезу, направлявшую эти исследования, была принята выдвинутая еще в 1801 г., Т. Юнгом трехкомпонентная теория зрения. Многочисленные опыты по смешению цветов путем преломления света, а также с помощью цветовых дисков, пигментов, дали основание Г. Гельмгольцу окончательно присоединиться к теории Т. Юнга, согласно которой было принято считать, что имеется три основных цвета (красный, зеленый и фиолетовый), из смешения которых возникает все многообразие цветовой гаммы.

Естественным образом поднимался вопрос о происхождении самих основных цветов. В данном случае Г. Гельмгольц отталкивался от известной теории И. Мюллера о специфической энергии нервов. С позиций этой теории сенсорные качества рассматривались как прирожденные свойства нервов. В отличие от И. Мюллера Г. Гельмгольц перевел принцип специфический энергии с нервов на рецепторные образования, полагая, что нервные волокна сами по себе индифферентны к формированию различных качеств ощущений. Сравнивая их с телеграфными проводами, Г. Гельмгольц приписывал нервам лишь проводящую функцию. Самые же ощущения есть врожденные качества рецепторных образований. В частности, световые и цветовые ощущения ставились в зависимость от особенностей различных элементов сетчатки глаза.

Если ощущения есть эффекты априорного (доопытного, врожденного) происхождения, становится неясным вопрос о том, в каком отношении к ним стоят внешние раздражители. С точки зрения И. Мюллера ощущения не зависят от свойств и физической природы внешнего объекта. Г. Гельмгольц, придерживаясь этого положения, также считал, что наши восприятия ощущения в качественном отношении не представляют собой изображения внешних предметов или их свойств. В то же самое время Г. Гельмгольц прекрасно осознавал предметную отнесенность ощущений и их функцию различения объектов окружающего мира. Напрашивалось два крайних вывода: либо отбросить принцип специфической энергии чувств и признать ощущения и восприятия производными от объектов, либо оставаться на позиции теории И. Мюллера, с которой так явно расходились экспериментальные факты. В качестве выхода из возникших противоречий Г. Гельмгольц выдвигает теорию символов, согласно которой отношение ощущений и восприятий к внешним предметам имеет знаковую форму. Отрицая по-прежнему сходство между объектом и его психическим образом, Г. Гельмгольц писал, что наши ощущения есть только знаки внешних объектов, но не воспроизведение с тою или другою степенью сходства [Гельмгольц Г. Сочинения, т. 1-5. СПб., 1895-1897, с. 96]. Однако следует подчеркнуть, что знаковая теория Г. Гельмгольца не преодолевала разрыва между ощущениями и внешним миром, она придавала идеям И. Канта и И. Мюллера лишь иную форму, вовсе не затрагивая их существа, представляла новую модификацию физиологического идеализма.

Результаты последующих экспериментальных исследований в области восприятия пространства еще более расходились с теорией специфической энергии чувств, вследствие чего Г. Гельмгольц был вынужден отойти от ортодоксального нативизма и принять генетическую точку зрения на механизм возникновения чувственных образов.

Экспериментальное изучение явлений контраста, глазомера, иллюзий, механизмов бинокулярного зрения, восприятия направления и глубины привело Г. Гельмгольца к заключению о том, что все выше перечисленные зрительные функции есть не врожденные свойства глаза, а продукты опыта и упражнения, эффекты многократного повторения сенсомоторных связей и ассоциаций, образующихся при различных субъективных и объективных условиях пространственного видения.

Из общей эмпирической теории зрения вытекало и учение Г. Гельмгольца «о бессознательном умозаключении». Многочисленные факты, установленные в экспериментах, показывали, что многие перцептивные акты определяются не только характеристиками объекта, но что в них содержится значительная часть опытных данных, которые в стимуле непосредственно не представлены. Такие, например, явления, как иллюзии, константность восприятия, невозможно вывести только из свойств внешних предметов и их отношений.

С необходимостью вытекал вывод о существовании внутреннего дополнительного фактора или механизма, оказывающего влияние на то, где, как и какими мы видим внешние предметы. В качестве такого фактора Г. Гельмгольц и называет «бессознательные умозаключения», под которыми он имел в виду приобретенный в опыте путем многократного повторения ассоциативный синтез сенсомоторных компонентов. Действие этого механизма, по Гельмгольцу, осуществляется по образцу индуктивного умозаключения, но в отличие от последнего, протекает бессознательно. Отсюда и произошло столь специфическое название «бессознательное умозаключение», которое было дано Г. Гельмгольцем субъективному (психическому фактору восприятия).

Оценивая значение учения Г. Гельмгольца о «бессознательном выводе», М.Г. Ярошевский правильно отмечает ряд положительных следствий, вытекающих из этой теории. По его мнению, данная гипотеза утверждала факт реального существования неосознаваемой части психических процессов, действие которых недоступно интроспекции, а поэтому обнаружение их возможно лишь опосредованно, объективным путем. Далее, теория Г. Гельмгольца подчеркивала обусловленность всякого психического акта прошлым опытом. Наконец, для названной концепции характерно преодоление с одной стороны, разрыва между сенсорными и мыслительными процессами и между ощущениями и движениями, - с другой [Ярошевский М.Г. Психология в XX столетии. М., 1974].

Учение Г. Гельмгольца о «бессознательном выводе» был воспринято В. Вундтом, И.М. Сеченовым, И.П. Павловым как важный объяснительный принцип. И.М. Сеченов писал, что он «проложил путь в область самых высоких психических проявлений, именно в сферу мысли, открыв исходные формы зрительного мышления» [Сеченов И.М. Избранные философские и психологические произведения. М., 1947, с.365].

Появление теорий «бессознательного умозаключения» вызвало в лагере идеализма попытки обратить ее в свою пользу. Возможность идеалистической трактовки гипотезы Г. Гельмгольца содержались в его собственных теоретических взглядах. Если наши ощущения и восприятия, как полагал Г. Гельмгольц, есть только знаки действительности и их первичное истолкование представлено внутреннему психическому механизму - «бессознательному разуму», то объективный мир в таком случае оказывался оторванным и более того, производным от психического. Именно в этом направлении велась интерпретация теории Г. Гельмгольца представителями субъективного идеализма (А. Шопенгауэр, Г. Челпанов и др.).

Краткая характеристика научных взглядов Г. Гельмгольца показывает, что они были противоречивыми. Результаты конкретных экспериментальных исследований каждый раз наталкивались и приходили в конфликт с заранее принятыми идеалистическими концепциями, что, безусловно, вынуждало великого физиолога занимать в области теории и философии непоследовательную компромиссную позицию. Несмотря на ложность отдельных теоретических обобщений Г. Гельмгольца, его научный вклад в область экспериментальной психофизиологии велик и многогранен. Он стоит у истоков современной экспериментальной психологии. К этому необходимо добавить еще один важный момент, связанный с отношением Г. Гельмгольца к психологии. Психологию он рассматривал как такую науку, которая всецело должна строиться на основе экспериментальных и математических методов. В известной мере он был склонен, подобно И. Мюллеру, сводить психологию целиком к физиологии. Его попытки растворить психологию в физиологии следует считать ошибочными и механистическими. Но для той эпохи, в которой протекала его научная деятельность, они имели и позитивную сторону, поскольку были направлены на придание психологии естественнонаучной ориентации. В этом стремлении немецкий физиолог не был одинок. Как известно, И.М. Сеченов также видел в качестве неотложной задачи перевод психологии на физиологические методы и естественнонаучные рельсы. Поэтому Г. Гельмгольц, подобно И.М. Сеченову, своими научными взглядами и достижениями значительно приблизил и ускорил время практической перестройки психологии на естественнонаучные основы и, более того, принял непосредственное участие в этом прогрессивном движении.

6.2.3. Э. Пфлюгер: новое понимание рефлекса. Сенсорная функция как причина приспособительных реакций. Разграничение понятий «психика» и «сознание». Новое понимание рефлекса. Самосознание как одно из проявлений системы сознания

Введение психического фактора как регулятора поведения организма произошло и в работах физиолога Э. Пфлюгера. Он подверг экспериментальной критике схему рефлекса как дуги, в которой центростремительные нервы, благодаря связи с центробежными, производят одну, и ту же стандартную мышечную реакцию.

В XIX веке физиологические опыты ставились главным образом на лягушках. (По этому поводу в дальнейшем было даже предложено поставить лягушке памятник.) Обезглавив лягушку, Пфлюгер помещал ее в различные условия. Оказалось, что ее рефлексы вовсе не сводились к автоматической реакции на раздражение. Они изменялись соответственно внешней обстановке. На столе она ползала, в воде плавала и т.д. Пфлюгер сделал вывод о том, что даже у обезглавленной лягушки нет чистых рефлексов. Причиной ее приспособительных действий служит не сама по себе «связь нервов», но сенсорная функция. Именно она позволяет различать условия и, соответственно этому, изменять поведение.

Опыты Пфлюгера, как и других физиологов, открывали особую причинность - психическую. Ведь чувствование (то, что Пфлюгер называл «сенсорной функцией») - это не физиологическая, а психологическая причина. Функция, о которой идет речь, заключается в различении условий, в которых находится организм, и в регуляции, соответственно этим условиям, действий организма. В различении того, что происходит во внешней среде и реагировании на происходящее в ней, и состоит фундаментальное предназначение психики, ее главный жизненный смысл. Одновременно эти опыты подрывали принятое мнение о том, что психика и сознание одно и то же. О каком сознании у обезглавленной лягушки могла идти речь?

Через 50 лет создатель нового учения о психике И.М. Сеченов подчеркнул, что вывод Пфлюгера оказался в конце XIX века еще более справедливым, чем в середине этого века, когда он впервые был высказан в полемике с двумя группами исследователей: а) теми, кто считал рефлекс чисто механическим актом, связью нервов, которая ни в какой психике не нуждается, и б) теми, кто считал, что приспособительным поведением может управлять только сознание как знание субъекта о том, что он делает. Между тем история научных разработок показала, что нужно отказаться и от прежних представлений о рефлексе как акте чисто механическом, и от прежних представлений о сознании как способности субъекта дать самоотчет о своих мыслях, чувствах и т.п. Такая способность является лишь одним из проявлений сознания, (она называется самосознанием), но сознание представляет собой неизмеримо более сложную систему и к самосознанию не сводится.

Наряду с сознанием имеется огромная область неосознаваемой психики (бессознательного), которая не сводится ни к нервной системе, ни к системе сознания.

6.2.4. Психометрия как область измерения времени психических реакций. Личное уравнение. З. Экснер: измерение времени проведения нервного импульса на различных участках рефлекторной дуги. Изменения простой реакции в зависимости от различных условий. Понятие «время реакции». Ф. Дондерс: измерение психического звена реакции. Простая и сложная реакция (А- и В-реакции). Акт выбора и реакция различения. Измерение времени различения и выбора В-реакции. Выделение из физиологии экспериментальной психологии

Начатые астрономами исследования по измерению личного уравнения (было выведено астрономом Ф. Бесселем и отражало время задержки ответной реакции на различные раздражители) были продолжены многими физиологами, в том числе Ф. Дондерсом и З. Экснером, которые приступили к измерению времени собственно психических компонентов реакции.

З. Экснер измерял простейшие психические реакции как отдельные слуховые, зрительные и кожные. Особенности изменения простой реакции изучались им в зависимости от разных условий, в число которых входили возраст испытуемых, модальность и интенсивность раздражителей, влияние тренировки, утомления, действие алкоголя и т.д. Наибольшее внимание З. Экснер уделял определению времени проведения нервного импульса на различных этапах его распространения от органов чувств к центру и обратно. В результате измерения отдельных компонентов, из которых слагается общее время реакции, З. Экснер установил, что наибольшее время в длительности психофизиологических процессов наблюдается на уровне высших отделов центральной нервной системы, тогда как в периферических частях скорость протекания нервных процессов подвержена меньшим изменениям под влиянием того или другого воздействующего фактора. Эти данные позволили З. Экснеру сделать вывод о том, что время превращения центростремительного возбуждения в центробежное является одной из решающих причин, с которой связаны индивидуальные колебания общего времени реакции. В работах З. Экснера проблема личного уравнения все более выступала как физиологическая и даже как психофизиологическая. Ее старое название уже не отвечало новым представлениям и поэтому термин «личное уравнение» заменяется З. Экснером на понятие «время реакции».

В то время как З. Экснер занимался определением времени нервного возбуждения на различных участках рефлекторной дуги, другой физиолог Ф. Дондерс перешел к измерению собственно психического звена общей реакции. Первые его исследования были связаны с определением длительности реакций на раздражители разных модальностей. С помощью проведенных им опытов было установлено, что длительность психического компонента реакции не превышает 1/10 секунды. Это время было получено путем вычитания из общего времени всей реакции времени проведения нервного импульса, установленного ранее Г. Гельмгольцем. Вычисленный подобным образом временной интервал психического звена реакции носил приблизительный и предварительный характер, точное же время протекания конкретных психических актов оставалось не установленным. Необходимо было вести поиск адекватных путей для точной оценки времени психического компонента реакции.

Выход был найден довольно простой. Ф. Дондерс стал усложнять простую реакцию с помощью введения в нее новых дополнительных компонентов. Ими были акт различения и акт выбора. Суть нового опыта заключалась в следующем. Испытуемому необходимо было нажимать правый или левый ключ на экспериментальной панели соответственно тому, на какую сторону тела подавался раздражитель. В одном случае испытуемого предупреждали заранее на какую сторону будет подан сигнал, в другом случае такое предупреждение отсутствовало и раздражение поступало то на левую, то на правую сторону в случайном порядке. Опыты, проведенные по описанной схеме, показали, что время реакции при различении и выборе нужной стороны реагирования возрастало в среднем на 0,66 секунды.

Приведенный вариант эксперимента позволил Ф. Дондерсу замерить общее время для обоих психических актов - выбора и различения. Оставалась нерешенной задача раздельного их измерения. С этой целью он вводит новые изменения в процедуру опыта. Теперь испытуемый должен реагировать на какой-либо один из нескольких предъявляемых раздражителей. Благодаря данной модификации в экспериментальной процедуре Ф. Дондерс сумел измерить в отдельности и время различения и время выбора. Техника подсчета длительности различения и выбора выглядела следующим образом. Простую реакцию Ф. Дондерс назвал А-реакция. Реакцию, включающую одновременно и процесс различения и акт выбора, он назвал В-реакция. Реакция, которая была связана только о функцией выбора, была названа С-реакция. Поскольку время простой реакции было известно, было нетрудно определить величину прироста, вызванную вновь вводимыми психическими звеньями. Разностью В-реакции и А-реакции определялось общее время, необходимое на акты различения и выбора. Разность С-реакции и А-реакции показывала время, требуемое на процесс различения. Время, затрачиваемое на процесс выбора подсчитывалось путем вычитания времени акта различения из общего времени, определенного для обоих компонентов различения и выбора.

Как известно, Ф. Дондерс рассматривал свои исследования как чисто физиологические. На самом деле они имели непосредственно психологическую направленность и этим самым способствовали оформлению еще одного нового раздела будущей экспериментальной психологии. Работы З. Экснера и Ф. Дондерса во многих отношениях определили характер будущих исследований в области измерения психических реакций. Исследованиями З. Экснера и Ф. Дондерса практически завершается экспериментальный анализ реакций человека в рамках физиологии.

Оформление психофизики, психофизиологии, психометрии создало предпосылки для последующего выделения их из физиологии и объединения их в отдельную самостоятельную дисциплину, которая будет названа В. Вундтом первоначально физиологической, а позднее просто экспериментальной психологией. Эти три направления исследований займут центральное место в научной работе многих психологических лабораторий, которые в последней четверти XIX столетия появляются одна за другой в различных странах мира.

6.2.5. Психодиагностика. Экспериментальная психология как основа психодиагностики. В. Вундт: первая экспериментальная психологическая лаборатория. Ф. Гальтон: метод свободных словесных ассоциаций. Г. Эббингауз: экспериментальный метод изучения законов памяти. экспериментальное изучение навыков. Дж. Кеттелл: изучение объема внимания и навыков чтения. Феномен «антиципации». Дифференциальная психология. А. Бине: шкала ума, тесты интеллекта. В. Штерн: «коэффициент интеллекта». Формирование психодиагностических методик в рамках психологических школ. Бихевиоризм как методологическая основа тестов. Интроспекционизм как теоретическая основа появления опросников. Ассоцианизм и психоанализ как теоретические истоки проективных методик

Параллельно с развитием экспериментальной психологии, отвечая на разносторонние запросы практической жизни, стала активно развиваться новая отрасль психологии - психодиагностика.

Психодиагностика как особая научная дисциплина прошла значительный путь развития и становления. Рассмотрим основные этапы этого пути.

Психологическая диагностика выделилась из психологии и начала складываться на рубеже XX в. под воздействием требований практики. Ее возникновение было подготовлено несколькими направлениями в развитии психологии.

Первым ее источником стала экспериментальная психология, поскольку экспериментальный метод лежит в основе психодиагностических методик, разработка которых и составляет сущность психодиагностики. Психодиагностика выросла из экспериментальной психологии. А ее возникновение в 1850-1870 гг. связано с возросшим влиянием естествознания на область психических явлений, с процессом «физиологизации» психологии, заключавшемся в переводе изучения особенностей человеческой психики в русло эксперимента и точных методов естественных наук. Первыми экспериментальными методами психологию снабдили другие науки, главным образом физиология.

Началом возникновения экспериментальной психологии условно считается 1878 г., так как именно в этом году В. Вундт основал в Германии первую лабораторию экспериментальной психологии. Вильгельм Вундт (1832-1920), намечая перспективы построения психологии как цельной науки, предполагал разработку в ней двух непересекающихся направлений: естественнонаучного, опирающегося на эксперимент, и культурно-исторического, в котором главную роль призваны играть психологические методы изучения культуры («психологию народов»). По его теории, естественнонаучные экспериментальные методы можно было применять только к элементарному, низшему уровню психики. Экспериментальному исследованию подлежит не сама душа, а только ее внешние проявления. Поэтому в его лаборатории изучались в основном ощущения и вызываемые ими двигательные акты - реакции, а также периферическое и бинокулярное зрение, цветоощущение и пр. По образцу лаборатории Вундта создаются подобные экспериментальные лаборатории и кабинеты не только в Германии, но и в других странах (Франции, Голландии, Англии, Швеции, Америке).

Развивающаяся экспериментальная психология вплотную подошла к изучению более сложных психических процессов, таких как речевые ассоциации (метод свободных словесных ассоциаций Ф. Гальтона). Сразу же после публикации Гальтона в 1897 г. Вундт использовал ассоциативную методику в своей лаборатории, хотя и считал высшие функции не подлежащими эксперименту. Получаемые в опытах индивидуальные различия во времени реакции объяснялись характером ассоциаций, а не индивидуальными особенностями испытуемых.

Однако автором, создавшим первый, собственно психологический экспериментальный метод, был Герман Эббингауз (1850-1909), который изучал законы памяти, используя для этого наборы бессмысленных слогов (искусственных сенсомоторных элементов речи, не имеющих конкретного значения). Он полагал, что полученные им результаты не зависели от сознания испытуемого, интроспекции (наблюдения индивида за тем, что происходит в его психике) и, следовательно, в большей степени удовлетворяли требованию объективности. Этим методом Эббингауз открыл путь экспериментальному изучению навыков.

Американский психолог Джеймс Кеттелл (1860-1944) исследовал объем внимания и навыки чтения. С помощью тахистоскопа (прибора, позволяющего предъявлять испытуемому зрительные стимулы на краткие отрезки времени) он определял время, необходимое для того, чтобы воспринять и назвать различные объекты - формы, буквы, слова и т.д. Объем внимания в его опытах составлял величину порядка пяти объектов. Проводя эксперименты с чтением букв и слов на вращающемся барабане, Кеттелл зафиксировал феномен антиципации («забегания» восприятия вперед).

Так на рубеже XX в. в психологии утвердился объективный экспериментальный метод, который начал определять характер психологической науки в целом. С внедрением в психологию эксперимента и появлением благодаря этому новых критериев научности ее представлений создались предпосылки для зарождения знаний об индивидуальных различиях между людьми.

Между тем, практика требовала информации о высших функциях в целях диагностики индивидуальных различий между людьми, касающихся приобретении знаний и выполнения сложных форм деятельности.

Дифференциальная психология стала еще одним источником психодиагностики. Вне представлений об индивидуально-психологических особенностях, которые являются предметом дифференциальной психологии, невозможно было бы возникновение психодиагностики как науки о методах их измерения.

Но дифференциально-психологическое изучение человека не было простым логическим развитием экспериментально-психологического. Оно складывалось под воздействием запросов практики, сначала медицинской и педагогической, а затем и индустриальной. Одной из основных причин, обусловивших зарождение психодиагностики, нужно считать выдвинутую врачебной практикой потребность в диагностике и лечении умственно отсталых и душевнобольных людей.

Одна из ранних публикаций, посвященных вопросам умственной отсталости, принадлежит французскому врачу Ж. Эскиролю, стремившемуся дифференцировать разные степени умственной отсталости. Другой французский врач Э. Сеген первым уделил внимание обучению умственно отсталых детей с помощью особых методик. Их работы внесли определенный вклад в разработку методов, помогавших определить умственную отсталость. Существенный шаг в решении этой задачи принадлежал французскому психологу Анри Бине (1857-1911). Он начинал с экспериментальных исследований мышления (испытуемыми служили две его дочери). Однако вскоре, по заданию правительственных органов, он стал искать психологические средства, с помощью которых удалось бы отделить детей способных к учению, но ленивых, от тех, кто страдает врожденными дефектами. Опыты по изучению внимания, памяти, мышления были проведены на многих испытуемых различных возрастов. Экспериментальные задания Бине превратил в тесты, установив шкалу, каждое деление которой содержало задания, выполнимые нормальными детьми определенного возраста. Эта шкала приобрела популярность во многих странах.

В Германии Вильям Штерн ввел понятие «коэффициент интеллекта» (IQ). Данный коэффициент соотносил «умственный» возраст (определяемый по шкале Бине) с хронологическим («паспортным»). Их несовпадение считалось показателем либо умственной отсталости (когда «умственный» возраст ниже хронологического), либо одаренности (когда «умственный» возраст превосходит хронологический). Это направление стало важнейшим каналом сближения психологии с практикой. Техника измерения интеллекта позволяла на основе данных психологии решать вопросы обучения, отбора кадров, профпригодности и др.

Между теоретическими положениями, развиваемыми в рамках общей психологии, и основами психодиагностики прослеживается тесная внутренняя взаимосвязь. Представления о закономерностях развития и функционирования психики являются отправным пунктом при выборе психодиагностической методологии, конструировании психодиагностических методик, их использовании в практике.

История психодиагностики - это и история появления основных психодиагностических методик, и развитие подходов к их созданию на основе эволюционирования взглядов о природе и функционировании психического.

В этой связи интересно проследить, как формировались некоторые важные психодиагностические методы в рамках основных школ психологии.

Тестовые методы принято связывать с бихевиоризмом. Методологическая концепция бихевиоризма основывалась на том, что между организмом и средой существуют детерминационные отношения. Организм, реагируя на стимулы внешней среды, стремится изменить ситуацию в благоприятную для себя сторону и приспосабливается к ней. Бихевиоризм ввел в психологию в качестве ведущей категорию поведения, понимая его как совокупность доступных объективному наблюдению реакций на стимулы. Поведение, согласно бихевиористской концепции, является единственным объектом изучения психологии, а все внутренние психические процессы должны быть интерпретированы по объективно наблюдаемым поведенческим реакциям. В соответствии с этими представлениями цель диагностики сводилась первоначально к фиксации поведения.

Особое направление в психологической диагностике связано с разработкой различных методов диагностики личности. С этой целью используются чаще всего не тесты, а особые методы, среди которых выделяются, прежде всего, опросники и проективная техника.

Опросники, вероятно, являются самыми первыми психодиагностическими методами, заимствованными психологами из естествознания (опросники использовал, например, Ч. Дарвин). Опросники - это большая группа методик, задания которых представлены в виде вопросов или утверждений, а задачей испытуемого является самостоятельное сообщение некоторых сведений о себе в виде ответов. Теоретической основой этого метода можно считать интроспекционизм. Возникший в глубокой древности в рамках религиозной идеологии, он содержал тезис о непознаваемости духовного мира, о невозможности объективного изучения психических явлений. Отсюда вытекало предположение, что, кроме самонаблюдения, нет иных способов изучения сознания человека. Метод опросников можно рассматривать в качестве разновидности самонаблюдения (так, например, считал А. Бине).

Проективные техники. Другим известным методом диагностики личности являются проективные техники. Их родоначальником традиционно считается метод словесных ассоциаций, возникший на базе ассоцианистских теорий. Ассоцианистская концепция в качестве ведущего принципа организации сознания человека использовала ассоциацию, понятие которой ведет свое происхождение от Аристотеля. Как целостная система ассоцианизм возник в XVIII в., хотя некоторые его принципы были открыты раньше.

Впервые ассоциация превращается в универсальную категорию, объясняющую всю психическую деятельность, у Гартли. Согласно его теории, идеи связаны между собой в соответствии с порядком и связью материальных процессов, происходящих в нервной системе. Детерминирующими факторами ассоциации Гартли считал смежность во времени и частоту повторений.

Помимо материалистического ассоцианизма в XVIII в. развивался субъективно-идеалистический ассоцианизм в учениях Беркли и Юма. Согласно их представлениям связь идей дана внутри самих элементов сознания и не требует никакой реальной основы. Их появление у человека подчиняется универсальным законам ассоциации, определяемым правилами самого сознания.

Возникновение метода свободных словесных ассоциаций связано с именем Френсиса Гальтона. В 1879 г. он опубликовал результаты своих ассоциативных экспериментов. Предлагая испытуемому отвечать на слово-раздражитель первой пришедшей в голову словесной ассоциацией, Гальтон составлял списки из 75 слов и по очереди открывал их перед испытуемым (иногда он сам выступал в качестве такового). С помощью секундомера он фиксировал время ответа. Позднее эта методика получила развитие в исследованиях Э. Крепелина (1892), К. Юнга (1906), Г. Кента и А. Розанова (1910) и других.

Большинство исследователей сегодня склонны рассматривать ассоциативный эксперимент в качестве приема для изучения интересов и установок личности. Однако следует отметить, что интерпретация получаемых результатов определяется теоретическими взглядами исследователей. Поэтому вопрос о валидности методики не может быть решен однозначно вне соотнесения с теоретическими позициями ее создателей.

Ассоциативный эксперимент стимулировал появление такой группы проективных методик, как «Завершение предложений».

Кроме ассоцианизма теоретические истоки проективных методов можно искать в психоанализе, ставящем во главу угла понятие бессознательного. Бессознательное принималось первоначально как скрытый двигатель личности, мотив, слепо действующий из таинственных глубин организма. Разум по отношению к бессознательному служит маскировочным механизмом. Для того чтобы прорваться в область бессознательного, понять скрытые в нем тенденции, необходимо было в эксперименте направить сознание на решение особых заданий, которые позволили бы непроизвольно проявиться бессознательному в личности. Такого типа задания и включались в проективные методики.

7. ОСНОВНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ

7.1. ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ НА РАЗЛИЧНЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ.

7.1.1. Кризис интроспективной психологии сознания. Влияние дарвинистской биологии на новое понимание психических процессов. Идеи развития. Введение в психологию новых объектов исследования. Появление новых методов исследования психики. Кризис психологии: разногласия по поводу предмета психологии

Чем успешнее шла в психологии экспериментальная работа, тем обширнее становилось поле изучаемых ею явлений, тем стремительнее росла неудовлетворенность версий о том, что уникальным предметом этой науки служит сознание, а методом - интроспекция. Это усугублялось успехами новой биологии. Она изменила взгляд на все жизненные функции, в том числе - психические. Восприятие и память, навыки и мышление, установки и чувства трактуются отныне как своего рода «инструменты», работающие на решение организмом задач, с которыми его сталкивают жизненные ситуации.

Рушилось воззрение на сознание как замкнутый в себе внутренний мир. Влияние дарвинистской биологии сказалось и в том, что психические процессы стали исследоваться с точки зрения развития.

На заре психологии главным источником сведений об этих процессах служил взрослый индивид, способный в лаборатории, следуя инструкции экспериментатора, сосредоточить свой «внутренний взор» на фактах «непосредственного опыта». Но стимулированное идеей развития расширение зоны познания ввело в психологию особые объекты. К ним невозможно было применить метод интроспективного анализа. Таковыми являлись факты поведения животных, детей, психически больных.

Новые объекты требовали и новых объективных методов. Только они могли обнажить те уровни развития психики, которые предшествовали процессам, изучаемым в лабораториях. Отныне уже невозможно было относить эти процессы к разряду первичных фактов сознания. За ними ветвилось великое древо сменяющих друг друга психических форм. Научные сведения о них позволили психологам перейти из университетской лаборатории в детский сад, школу, психиатрическую клинику.

Практика реальной исследовательской работы до основания расшатала взгляд на психологию как науку о сознании. Созревало новое понимание ее предмета. Оно по-разному преломилось в теоретических воззрениях и системах.

В любой области знания имеются конкурирующие концепции и школы. Такое положение нормально для роста науки. Однако при всех разногласиях эти направления скрепляют общие воззрения на исследуемый предмет. В психологии же в начале XX столетия расхождение и столкновение позиций определялись тем, что каждая из школ отстаивала отличный от других собственный предмет. Психологи, по свидетельству одного из них, почувствовали себя «в положении Приама на развалинах Трои». Между тем, за видимым распадом шли процессы более углубленного, чем в прежние времена, освоения реальной психической жизни, различные стороны которой отразились в новых теоретических конструктах. С их разработкой сопряжены революционные сдвиги по всему фронту психологических исследований.

7.1.2. Функционализм. Функционализм как антитеза структурализму. Расширение предметной области психологии. Философия прагматизма. В. Джемс: внутренний опыт как поток сознания. Вторичность эмоций по отношению к изменениям вегетативных функций организма

В начале XX века прежний образ предмета психологии, каким он сложился в период ее самоутверждения в семье других наук, сильно потускнел. Хотя по-прежнему большинство психологов считало, что они изучают сознание и его явления, эти явления все теснее соотносились с жизнедеятельностью организма, с его двигательной активностью. Лишь очень немногие продолжали вслед за Вундтом считать, что они призваны заниматься поисками строительного материала непосредственного опыта и его структурами.

Такому подходу, названному структурализмом, противостоял функционализм. Это направление, отвергая анализ внутреннего опыта и его структур, считало главным делом психологии выяснение того, как эти структуры работают, когда решают задачи, касающиеся актуальных нужд людей. Тем самым предметная область психологии расширялась, охватывая психические функции (а не элементы) как внутренние операции, которые производятся не бестелесным субъектом, а организмом с целью удовлетворить его потребность в приспособлении к среде.

У истоков функционализма в США стоял Вильям Джемс (1842-1910). Он известен также как лидер философии прагматизма (от греч. «прагма» - действие), которая оценивает идеи и теории исходя из того, как они работают на практике, принося пользу индивиду.

В своих «Основах психологии» (1890) Джемс писал, что внутренний опыт человека - это не «цепочка элементов», а «поток сознания». Его отличают личностная (в смысле выражения интересов личности) избирательность (способность постоянно производить выбор).

Обсуждая проблему эмоций, Джемс (одновременно с датским врачом Карлом Ланге) предложил парадоксальную, вызвавшую острые споры концепцию, согласно которой первичными являются изменения в мышечной и сосудистой системах организма (т.е. изменения вегетативных функций), вторичными - вызванные ими эмоциональные состояния. «Мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость, потому что бьем другого».

Хотя Джемс не создал ни целостной системы, ни школы, его взгляды на служебную роль сознания во взаимодействии организма со средой, взывающей к практическим решениям и действиям, прочно вошли в идейную ткань американской психологии. До недавних пор по блестяще написанной в конце XIX века книге Джемса учились в американских колледжах.