Ученики Зенона

(Ас. II, 41, 126) Клеанф, стоик как бы старшего поколе слушатель Зенона, думает, что солнце господствует и облает властью над всем.

(Sat. 1, II, 41) ...и раб Зенона Стоика, который звался Персеем... прожили свой век не безвестными философами.

(Ас. II, 27, 73) Кто не предпочитает этого философа [Демокрит, Клеанфу, Хрисиппу, остальным [философам] младшего поколе По сравнению с ним они кажутся мне второстепенными (философами).

(39, 123) В таком случае избавлен от подобной насмешки Сократ, избавлен Аристон Хиосский, который думает, что невозможно ничего знать об этих [природных явлениях].

(42, 130) Если мы пренебрегаем этими [философами] и считаем их уже заброшенными, то мы определенно меньше должны пре­зирать других, [например]. Аристона, который, после того как по­слушал Зенона, показал смысл (re) того, что тот [выражал] в сло­вах, [а именно], будто нет никакого блага, кроме доблести, и [ника­кого] зла, кроме того, что противоположно доблести. [Аристон] счи­тал, что в среднем, [между доблестью и ее противоположностью], совсем нет той привлекательности, которую допустил Зенон. Соглас­но ему [Аристону] высшее благо — это ни в коем случае не волно­ваться из-за того, что он сам называет adiaphoria [безразличным].

(129) Я пропускаю то, что кажется уже забытым, Герилла [на­пример] , который полагает высшее благо в размышлении и позна­нии. Хотя он был учеником Зенона, ты видишь, насколько [сильно] он разошелся с ним в мнении и насколько немного [он разошелся в мнении] с Платоном.

(22, 71) Какое из двух (нижеследующих положений] постиг тот самый Дионисий Гераклийский благодаря достоверной примете [по­знания] (nota), с которой, вы говорите, надобно соглашаться: то ли [положение] наставника Зенона, которого он придерживался многие годы, что добродетель (honestum) является единственным благом, или то [положение], которое он защищал позднее, что понятие добродетели бессодержательно, а величайшим благом является наслаждение.

Хрисипп

Этика

(Ас. II, 45, 138) Хрисипп многократно доказывает, что есть только три мнения о пределах блага, которые можно защищать. Множество [других мнений] он ограничивает и отсекает, ибо пределом [блага] является или добродетель, или наслаждение, или то и другое [вмес­те] . <...>Итак, он оставил три мнения, которые, он думает, можно защищать с большой вероятностью.

(46, 140) Таким образом, осталась одна пара, которая сражается, — наслаждение с добродетелью. По поводу этого, насколько знаю, у Хрисиппа не было большой [внутренней] борьбы: если ты следуешь за иным, [не за добродетелью], многое разрушается и больше все [разрушается] общение с человеческим родом, уважение, дружбы справедливость, остальные доблести, из которых ни одна не может существовать, если не будет бескорыстной. Ибо то, что подталкивает ся к [исполнению] обязанности наслаждением словно какой-то платой, — это не доблесть, а ее обманчивый образ и подобие.

(Frag. fat. 1) Хрисипп, раздражаясь и пребывая в затруднение [совсем] запутывается, [когда] объясняет некоторым образом, что судьбой все совершается и [в то же время] есть в нас нечто [cвoбoдное].

Логика.

Чувственное познание. (Ас. II, 24, 75) Но зачем ми собирать их, [Стилпона, .Диодора, Алексина], когда у меня ест Хрисипп, который, считают, является столпом портика стоиков' Сколь многое он [собрал, направленное] против ощущений, против всего того, что одобряют согласно обычаю! Однако он это опровергал. Мне-то не кажется, [что нужно опровергать], но он решительно опровергал. Наверное, он не собрал бы столь многое, что обманывал нас вследствие большой вероятности (probabilitate), если бы не видел, как нелегко этому сопротивляться.

(27, 87) Теперь бы я изложил взятые в совокупности вопросы, которыми наполнены свитки не только благодаря нашим (академикам), но и Хрисиппу. Стоики обыкновенно жалуются на него [потому], что он, усердно отыскивая все, [направленное] против ощущений и очевидности (perspicuitatem), против любого обычая и против умозаключения (rationern), сам оказался слаб по части возражений и таким образом вооружил Карнеада.

Разные вопросы логического учения. (Ас. II, 4 143) По сколь многим вопросам [диалектики] Хрисипп расходится с Клеанфом, своим учителем!

(29, 93) — Но сориты порочны, — [заметил Лукулл]. — Так разрушьте их, если можете, чтобы они не мешали. И они будут [существовать], если вы не остерегаетесь.

— Остереглись, — сказал он. —Ведь когда постепенно спрашивают, например, “три — это мало или много?” — Хрисипп решает задремать (quiescere), то есть, как говорят, hesychadzein, несколько раньше, чем он дошел бы до многого.

— Что касается меня, — говаривал Карнеад, — так ты можешь даже храпеть, а не только дремать. Да и что [этим] достигаете [Ведь тот], кто бы тебя разбудил, стал бы спрашивать тем же самым способом: “Если к тому числу, на котором ты замолчал, я бы прибавил единицу, много ли будет [или мало] ?” И ты вновь продвигаешься, пока [тому не] покажется [достаточно].

(30, 96) Это [все] Хрисиппово не распутано даже им самим. Ведь что бы он сделал относительно этого умозаключения: “Если светло, то светло; светло, следовательно, светло?” Он бы, разумеется, уступил.