Эпикурейцы

Учение

Этика. (Pis. XXVIII, 68) Вы слышали, конечно, как говорят, что эпикурейские философы оценивают мерой удовольствия все то, чего следует желать человеку.

(Par. 1, 3, 14) Они крепко держатся и упорно защищают то, что удовольствие является высшим благом. Мне кажется, это глас жи­вотных, а не людей.

(15) Что же находится в их удовольствии? Делает ли оно мужа хорошим и достойным похвалы? Или кто-нибудь, гоняясь за удо­вольствиями, добивается славы и похвалы? Но если наслаждение, которое обороняется благодаря покровительству многих [людей], и чем оно больше, тем сильнее выводит дух из его положения и со­стояния, не должно иметь места среди благ, то, стало быть, нет ни­какого другого [пути] для хорошей и счастливой жизни, кроме того, чтобы жить честно и правильно.

(Ас. II, 46, 140) Послушай, напротив, тех, кто говорит, что они даже не представляют смысла добродетели, если только мы хотим назвать добродетелью то, что является славным у толпы, а [именно], что источник всех благ находится в теле; что таково указание, пра­вило, предписание природы; что тому, кто от этого отклонился, не за чем будет следовать в жизни.

Логика. (Ас. П, 6, 17) Но то, что мы, [Лукулл-антиоховец], собираемся теперь сделать, а именно спорить против академиков, не­которые из философов, и притом незаурядные, совсем не считают нужным делать. И, верно, нет никакого смысла спорить с теми, кто ничего не одобряет. Они порицали стоика Антипатра, который был неутомим в этом [споре], и говорили, что нет необходимости определить то, чем являлось бы познание, восприятие или схватывание (comprehensio), — таковое слово нужно употребить], если только мы хотим буквально [передать] то, что те [греки] называют katalepsin. И они утверждали, будто неумно делают re, кто хотел бы убедить, что существует нечто такое, которое можно схватить (conprehendi) и воспринять, потому что не было ничего яснее enargeia, как [гово­рят] греки, а мы называем это, если угодно, отчетливостью (perspi-cuitatem) или очевидностью (evidentiam) и образуем, если будет нужно, [новые] слова. <. . . > Притом же, они думали, что никакие слова не могут быть яснее самой очевидности, и считали, будто не следует определять то, что является столь ясным.

Персоналия

Колот. (Corn. 1, 2, 3) Все [это] содружество эпикурейцев, от­далившееся от истины вследствие всегдашнего (aequo semper) за­блуждения и считающее, что нужно подвергать осмеянию то, чего оно не знает, осмеяло священный свиток [Платона “Государство”] и величественнейшие явления природы. Действительно, Колот (Соlotes), весьма известный среди слушателей Эпикура, [своей] говор­ливостью, даже внес в книгу то, над чем он подшутил особенно кол­ко. Однако [то] прочее несправедливое, что он обозначил в книге, так как оно не касается сновидения, о котором тут идет речь, в данном месте нам следует опустить. Мы станем преследовать ту клевету, которая, если она не будет растоптана, останется общим [поноше­нием] Цицерона с Платоном.

(4) Он говорит, что философ не должен сочинять басен (fabulam), так как вещателям истины не приличествует никакой вымысел (figmenti). “Почему же,—спрашивает он,—если [вы хотите научить нас] пониманию небесных явлений (rerum caelestium notionern), если вы хотите научить нас [знанию] обиталища душ (habitum... animarum), не сделаете это путем простого и свободного проникно­вения [внутрь вопросов]? Но, подыскав [какого-нибудь] человека, и придумав [какое-то] необычное происшествие, и логически вы­строив (scaena) какой-нибудь придуманный вымысел, они ложью осквернили сам вход в исследование истины”.

(5) Так как за это же [самое] они осуждают сновидение нашего спящего Африкана и набрасываются на платоновского Эра — ибо тот и другой показались подходящими для высказывания и были подобраны в соответствии с содержанием сочинений — мы сопротив­ляемся напирающему [врагу] и опровергаем ошибочно обличающе­го, чтобы при разрушении клеветы на одного, сочинения того и дру­гого сохранили, насколько [это] возможно, невредимыми [свои] достоинства.

(5,1) Мы рассмотрели то, что было поставлено эпикурейцами упрек Платону.

Мюс. (Sat. 1, II, 42)... и [раб] Эпикура, имя коему было Мюс Мys), прожили свой век не безвестными философами.

Т им а гор. (Ас. II, 25,80) Поэтому эпикуреец Тимагор отрицает, что ему когда-либо казались два огонька светильника, после того как он отвел [от него] взгляд. [Он], конечно, [считал], что это ошибка мнения, а не глаз. Как будто [его] спрашивают о том, что Деть, а не о том, что кажется. Он, пожалуй, подобен прежним [эпи­курейцам] .

Полиен. (Ас. П, 33, 106) Рассказывают, что Полнен, который был крупным математиком, после того как согласился с Эпикуром, уверовал, будто вся геометрия является ложной. Неужели он забыл то, что знал?

Скирон. (Ас. II, 33, 106) Скирон помнит все догмы (dogmata) Эпикура.

Филодем и Федр. [Pis. XXVIU, 68) Он — грек, который живет вместе с ним, человек (homo) — насколько я узнал — воспи­танный (humanus).

(XXIX, 70) Притом этот [грек], о котором я говорю, обучение только философии, но также и другим занятиям [поэзии], которые, говорят, прочие эпикурейцы оставляют почти совсем без внимания.

(Phill. V. V, 13) А Лисиада Афинского знали многие [из нас] . Ведь [он] сын именитого философа (philosophi nobilis)Федра...