Государство в истории общества - Д.Н. Лелюхин, Ю.В. Любимов. / Государство в истории общества - 2001 - 342 - Бокщанин - 2

БОКЩАНИН А.А.

СЛОЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННО-АДМИНИСТРАТИВНЫХ ИНСТИТУТОВ

В КИТАЕ (ЭПОХА ШАН-ИНЬ, XVI - СЕРЕДИНА XI ВВ. ДО Н.Э.)

По уточнённым датировкам с XVI в. до н.э. можно говорить о существовании на Северо-Китайской равнине вполне реального, подтверждённого как письменными, так и археологическими данными государственного образования. В его основе лежало объединение племён во главе с племенем Шан, и соответственно оно получило в исторической традиции название Шан, а позднее - ещё одно наименование Инь. Традиционное китайское историописание включало государство Шан в общую схему, где оно рассматривалось как один из этапов развития китайского общества в цепи предшествующих, якобы существовавших ранее государственных образований - мифических владений Трёх властителей и Пяти императоров и легендарной династии Ся. Поэтому во многих древнекитайских текстах, составлявшихся спустя несколько столетий после падения Шан, содержится известный налёт идеализации и мифологизации данного вполне достоверного исторического периода. Относя последний к “золотому веку”, древнекитайские, а вслед за ними и более поздние авторы рисовали идеализированную картину состояния государственно-административных порядков, в равной мере распространявшуюся и на время легендарного прошлого, и на времена Шан. В качестве примера можно привести следующий отрывок из канонизированного “Шу цзина”: “Прежние государи были в состоянии соблюдать наставления Неба, сановники были в состоянии пользоваться установленными правилами. Различные чиновники совершенствовались в помощи [правителю] ...

Каждый год [с наступлением] первого месяца весны глашатаи оповещали [об этом] людей на улицах с помощью колокольцев с деревянным языком. Чиновники - все

[блюли положенные] правила, советники государя1 достигли совершенства в увещеваниях. Для тех, кто недобросовестно исполнял [свой долг], в стране были

установлены наказания”2.

Связь государства Шан с легендарным периодом китайской истории прослеживается и в приобщении предков шанских правителей к роду мифологического героя - государя Хуан-ди. По преданию, предки основателя династии Шан Чэн Тана (Тянь-и) вели начало от “императора” Ку, который, в свою очередь происходил от одного из сыновей Хуан-ди3. В равной мере к потомкам Хуан-ди по традиции относились легендарные правители Яо и Шунь, государи

1В тексте употреблен иероглиф “гун” - “работник, ремесленник, мастеровой”, но по смыслу фразы в данном случае сокращенно передается бином “цзянь гун” - “советник государя”, ибо именно иероглиф “цзянь” - “увещевать” употреблен для характеристики деятельности отмеченных “гун”.

2Шу цзин. (Книга документов). - Сы шу у цзин (Четверокнижье и Пять Канонов). Т. 1. Пекин, 1989,

с. 41.

3Сыма Цзянь. Исторические записки / Пер. Р.В. Вяткина и В.С. Таскина/. Т. 1. М., 1972, с. 166.

династии Ся, а также вполне реальные властители из сменившего шанских владык дома Чжоу. Здесь, несомненно, прослеживается стремление последующей исторической традиции закрепить законность права на власть всех перечисленных правителей. Имя Ку встречается в шанской эпиграфике - на гадательных костях и панцирях черепах - как почитаемого первопредка, которому приносились жертвоприношения4. В письменных же источниках оно упоминается наряду с иными божествами5. Иначе говоря, здесь прослеживается сакрализация первопредка, отразившая истоки культа предков, столь характерного для всей последующей духовной жизни китайского народа. Связь с легендарной традицией выступает в письменных источниках весьма зримо: вслед за сыном Ку-Се, получившим владение Шан, перечисляется стройная генеалогическая линия последующих властителей этого владения вплоть до упомянутого Чэн Тана6. При этом в именах данных властителей встречаются иероглифы, обозначавшие различные природные явления. Деятельность же некоторых из предков Чэн Тана сопрягается с героико-хозяйственными инновациями, а также с исполнением чиновно-должностных обязанностей при мифологизированных правителях Яо и Шуне7. И то, и другое свидетельствует о легендарном характере упомянутой родословной, хотя историчность личности самого Чэн Тана вряд ли подлежит сомнению.

Всё сказанное выше приведено в качестве примера того, что письменные данные древнекитайских источников о периоде Шан в целом и государственноадминистративном строе того времени в частности требуют определённого критического подхода. Именно в этом ключе следует воспринимать сведения о возвышении династии Шан на исторической арене, как о военном противостоянии двух государственных образований, завершившемся победой Шан над Ся, что, однако, не повлекло отстранения сяской аристократии от её прежней административной службы8. Однако сам факт столкновения интересов племён Ся и Шан в борьбе за преобладание в районе нижнего течения реки Хуанхэ современными историками признаётся вполне возможным.

Следует также иметь в виду, что данные археологических изысканий свидетельствуют о весьма заметных различиях между культурой, которую можно относить к раннему периоду существования государства Шан, и реалиями позднешанского времени. Первая представлена раннебронзовой культурой эрлитоу-эрлиганского археологического комплекса (в уезде Яньши и близ г. Чжэньчжоу в современной провинции Хэнань), вторые - аньянским комплексом (близ г. Аньян в той же провинции). Косвенные свидетельства упомянутых различий можно проследить и по письменным источникам. В частности, упоминается, что первоначально ставка шанских правителей неоднократно перемещалась с места на место, в чём можно усмотреть реминисценции полукочевого образа жизни ранних шанцев. Особенно подробно описывается

4Фань Вэньлань. Древняя история Китая. М., 1958, с. 26.

5Ли цзи (Записки о нормах поведения). - Сы шу у цзин (Четверокнижье и Пять Канонов). Т. 2.

Пекин, 1989, цз. 23, с. 252.

6Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 1. с. 166-167.

7Фань Вэньлань. Древняя история Китая, с. 45-46.

8Там же, с. 46-47.

подобное переселение во времена властителя Пань-гэна (предположительно на рубеже XIV-XIII вв. до н.э.)9. При этом деятельность Пань-гэна связывается исторической традицией с неким “возрождением” пришедшего ранее в упадок государства, что отразилось даже в изменении его названия - с этого времени наряду с Шан употребляется название Инь10. Аньянский же период, наступающий спустя не очень длительное время после Пань-гэна (предположительно в 30-х годах XIII в. до н.э.), характеризуется стабильной оседлостью, заметным ростом поселений городского типа - “и”. В этой связи высказываются даже предположения, что основавшиеся здесь шанцы несколько (хотя и не радикально) отличались от своих предшественников - обитателей эрлитоу-эрлиганского комплекса11. Однако интересующие нас сведения о государственноадминистративных структурах даются в письменных памятниках применительно ко всему периоду Шан-Инь в целом. Скорее всего эти сведения отражают именно позднюю стадию шан-иньского государства и общества, то есть имеются основания предполагать, что отмеченные в письменных источниках структуры сложились в результате эволюции, имевшей место в раннешанский период, датируемый XVI-XIV вв. до н.э. Тем не менее, отмеченные различия несомненно следует учитывать при определении общих параметров шан-иньской цивилизации, ибо это имеет непосредственное отношение к характеристике существовавших тогда государственно-административных порядков.

Государственное образование Шан-Инь представляло собой объединение различных племён вокруг собственно шанцев и их территории. Это объединение обозначалось иероглифами “бан” - “страна” и реже “го” - “государство”. Иногда в целях самовозвеличивания к обоим названным компонентам добавлялось

определение “да” - “большой, старший, главный, могущественный”12 . В письменных памятниках, в частности в “Шу цзине”, термин “бан” встречается в самых различных вариациях-сочетаниях: “цзюэ бан” - эта страна, “во бан” - наша страна, “чжэнь бан” - моя страна (только от имени государя), “эр бан” - твоя или же ваша страна, “вань бан” - множество стран, “бан цзюнь” - правитель страны, “цзя бан” -семьи (кланы) и страна13. Различные племена, как подконтрольные шанскому владыке, так и не подчинявшиеся ему обозначались термином “фан”, собирательно - “вань фан”, избирательно с соответствующим названием, например Жэнь-фан, Юй-фан, Цзюань-фан и т.д. Вожди этих племен обозначались терминами “фан-бо” или же “бан-бо”.

Ввиду неоднородности государственного образования Шан, различна была и формировавшаяся здесь структура управления. Достаточно четко различаются две зоны - внутренняя (“нэй фу”), непосредственно подконтрольная шанскому властителю, и внешняя (“вай фу”), управляемая через посредство местной

9Шу цзин, с. 53-58.

10Фань Вэньлань. Древняя история Китая, с. 47.

11Васильев Л.С. Древний Китай. М., 1995, с. 167, 169. В описанном аспекте интересна также и характеристика Л.С.Васильевым доаньянской фазы развития государственности в Шан как “простое чифдом” (вождество), а аньянского периода - как “составное (то есть сложное - А.Б.) чифдом” (Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайского государства. М., 1983, с. 97).

12Фань Вэньлань. Древняя история Китая, с. 57.

13Шу цзин, с. 44, 47, 48, 51, 55, 57, 58, 63.

передачи власти от отца к сыну15.

Упомянутая выше сакрализация вана давала ему весомые преимущества над всеми иными причастными к власти. В частности, именно вану принадлежало решающее слово в толковании результатов мантической практики (гаданий с помощью вопросов к высшим силам), сопровождающей в те времена все скольконибудь значимые намерения и действия в процессе управления. По мнению некоторых китайских исследователей, такую специфическую форму решения государственных дел можно назвать определяющей для периода Шан. При этом немалое влияние на точку зрения самого вана должно было оказывать мнение (или же подсказка) жрецов, призванных осуществлять отмеченные гадания16. Таким образом, отмеченная практика, возвышая вана с одной стороны, несколько ограничивала его власть - с другой.

Имеется достаточное количество сведений, позволяющих сделать заключение, что весьма значительную роль в деле управления во времена Шан-Инь играли выбираемые непосредственно ванами и приближаемые ими к себе советники или же помощники. Первыми из них называются “левый” и “правый” советники основателя династии Чэн Тана И-инь и Чжун-хуэй. Их влияние было несоразмерно, роль основного советника играл И-инь. Традиция сохранила предание о неординарном пути этого человека к вершинам власти. Он называется выходцем из невольников, который прославился своими кулинарными способностями. Прислуживая женщине из рода Шэн, которая попала затем в гарем к Чэн Тану, он вместе с ней оказался при дворе. Здесь, освоив ремесло заклинателя, связанное с отмеченной выше мантической практикой, он вошёл в доверие государя и получил ряд высоких должностей. Через какое-то время в его руках сосредоточилось реальное управление страной, так как Чэн Тан, по свидетельству автора первой всеобъемлющей истории Китая Сыма Цяня, “поручил ему управление делами государства”17.

Влияние И-иня сохранялось и после смерти основателя династии: через семь лет, после смены трёх властителей, ему удалось возвести на престол внука Чэн Тана - Тай-цзя, который, ввиду несоблюдения требуемых от правителя норм, был отправлен И-инем в ссылку. Во время заточения, продолжавшегося три года, И-инь единолично правил страной. Затем “исправившийся” государь был возвращён им на престол, а И-инь по-прежнему оставался при нём советником. После смерти И- иня по его образцу стал “наставлять” народ и правителя некто Гао-шань18.

Первым советником при десятом по счёту ване Тай-у называется И-чжи. О его деятельности известно меньше, но упоминается, что ван воздавал ему хвалу в храме государевых предков и ставил его выше всех остальных сановников. В свою очередь И-чжи выдвинул своего преемника У-сяня, который при ване Цзу-и “с успехом управлял государственными делами”19. Из последующих советников традицией выделяются Фу-юэ и Гань-пань. Последний был учителем вана У-дина,

15Ван Ханьчан, Линь Дайчжао. Чжунго гудай чжэнчжи чжиду ши люэ (Краткая история политического строя древнего Китая). Пекин, 1985, с. 10-12.

16Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 37-38.

17Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 1, с. 167.

18Там же, с. 170-171.

19Там же, с. 171.

итот доверял ему командование войсками, а также хранение дворцового архива. История с возвышением Фу-юэ также весьма примечательна в интересующем нас плане. Сообщается, что У-дин долгое время безуспешно искал помощника в деле возрождения страны после предшествующего упадка. Целых три года ван лишь наблюдал за порядками, а делами государства управлял не названный по имени высший сановник. Наконец в вещем сне вану явилось откровение, кого нужно искать. Так был найден среди “колодников”, то есть подневольных людей, некто Юэ, которому было дано звание советника -“фу”, ставшее компонентом его имени,

икоторый действительно стал первым советником при дворе20.

Институт обладавших значительным влиянием помощников сохранялся вплоть до конца династии Шан, ибо последний её представитель Чжоу Синь, по

свидетельству того же Сыма Цяня, “привлекал к управлению” неких Фэй-чжуна и Э-лая21.

Здесь, конечно, отразилось влияние последующей конфуцианской традиции, поощрявшей надобность при государе мудрых советников.

При этом и сами государи, имевшие советников, почитались как мудрые22. Однако даже при некотором налёте легендарности приведённых выше сведений, они свидетельствуют о том, что существование при шан-иньских владыках всесильных соправителей было если не правилом, то и отнюдь не исключением. Гипотетическим объяснением этому явлению может служить либо необходимость поддержания особого, сакрализированного статуса вана, либо расширяющийся круг обязанностей первого лица в государстве, связанный со становлением профессиональной администрации, то есть детализацией и усложнением процесса управления.

Взатронутом плане интересны приписываемые вану Пань-Гэну упоминания

осовместном с высокопоставленными лицами управлении, имевшем место как при нём самом, так и его предшественниках. Он, в частности, говорил: “В древности, предшествующие мне ваны основательно продумали планы назначения людей из старых [родов] для совместного управления (гун чжэн)… Вот вы, занимающие

равное со мною (тун вэй) положение в делах управления….”23 Знаменательно пояснение комментатора, прославленного мыслителя XII в. Чжу Си, что в первом случае речь идет о “потомственных сановниках из старых родов”, а во втором - о сановниках, вершащих политические дела вместе с тем, кто восседает на престоле24.

В связи с вышеизложенным представляется несколько неоправданным вывод некоторых исследователей о “неограниченности” власти шан-иньских ванов, сделанный на основании сохранившихся в письменных источниках угроз

20Там же, с. 173.

21Там же, с. 176.

22Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 46.

23Шу цзин, с. 53, 56.

24Там же, с. 54, 56. Фань Вэньлань высказывал предположение, что под “старыми людьми” в данном тексте следует понимать упоминаемых Пань-Гэном в конце его речи сановников “банбо”, “шичжань” и “байчжиши”, однако это предположение не подкреплено какими-либо аргументами. (Фань Вэньлань. Чжунго тунши цзяньбянь (Краткая всеобщая история Китая). Т. 1. Шанхай, 1953,

с. 39).

жестокими наказаниями из уст этих ванов в адрес своих подданных25. Экзекутивным правом ваны обладали, но это не противоречит известному ограничению их прав посредством традиции разделения власти с “помощниками”. Отмеченная традиция, как представляется, более соответствует реальности, нежели некая “абсолютная власть” в условиях возникавшего на базе родоплеменных структур государственного администрирования.

В этом же плане представляется интересным фиксируемое большинством письменных источников обращение Пань-гэна к сановникам и народу по случаю инициируемого им переселения шанцев в иные места (на противоположный берег р. Хуанхэ). При всех применяемых им угрозах в случае непослушания, его речь - это прежде всего попытка убедить своих подданных в правильности принятого решения. “Разве я принуждаю вас силой?”- вкладывают древние авторы в уста Пань-гэну при описании его обращения к подвластному ему люду26. Естественно, здесь опять-таки следует делать скидку на легендарность и определённую заданную тенденциозность традиции. Но тем не менее сам факт обращения властителя к своим подданным с разъяснением своих планов выглядит весьма знаменательным в свете рассуждений об абсолютности его власти. Упомянутый факт обращения Пань-гэна к народу может быть подвергнут сомнению, но здесь важно само представление древней традиции о возможности и не исключительности чего-либо подобного.

Иначе говоря, приведённые выше материалы могут служить косвенным свидетельством тому, что нарождающаяся единодержавная власть в течение определённого (и, очевидно, отнюдь не короткого) времени была вынуждена считаться с амбициями и прерогативами родовой верхушки в целом и отдельных причастных к управлению её представителей в частности.

Отмеченная причастность к управлению в исследуемые времена выражалась в существовании определённого круга людей, обличённых различного рода полномочиями и получавших соответственно определённые должности или звания. Со временем их полномочия приобретали всё более ярко выраженный служебный характер. Эти служащие существенным образом отличались от той немногочисленной прослойки, которая так или иначе ведала общественными делами в рамках отдельного рода или племени в эпоху родоплеменного строя. Вопервых, их полномочия теперь санкционировались и подтверждались высшей инстанцией в лице вана, а не определялись лишь доверием сородичей и соплеменников. Во-вторых, они исполняли свои обязанности уже не как доверенные “слуги” того или иного коллектива, а как стоявшие над ним управители. Наконец, в-третьих, с расширением пределов, охваченных шаниньским объединением, их стало значительно больше в чисто количественном отношении. Естественно также, что их деятельность так или иначе материально вознаграждалась за счет располагаемых обществом ресурсов, а само их положение предполагало постепенное приобретение определенных привилегий по сравнению с остальными членами коллектива.

Первоначально, насколько можно судить по иньским гадательным надписям,

25А.И.Рогожин, Н.Н.Страхов. История государства и права рабовладельческого Китая. М., 1960, с.

26Древнекитайская философия. Т. 1. М., 1972, с. 103.

выделявшаяся служилая прослойка не воспринималась как некое собирательное целое. Речь, как правило, шла о конкретных деятелях, но уже в ранних письменных памятниках появляется такая обобщающая терминология. Представляется, что, несмотря на известную модернизированность, по сути, это отвечало складывавшимся в шан-иньском обществе реалиям. В частности, в качестве таких собирательных терминов употребляются “чэнь” - “слуги [вана], сановники”, “цюнь чэнь” - “все сановники”, “лян чэнь” - “хорошие сановники”, “гуань” - “чиновники”, “бай гуань” - “всевозможные чиновники”, “цзо ю” – “приближенные [вана]”27.

Что касается общей численности администраторов периода Шан-Инь, то судить об этом можно лишь с большой долей приблизительности. Один из известных исследователей иньских гадательных и посвятительных надписей Чэнь Мэнцзя выделил шестьдесят один термин, относившиеся к исполнителям должностных обязанностей28. Около десятка таких терминов можно насчитать в главах “Шу цзина”, посвященных данному периоду29. Еще больше - в письменных памятниках более позднего времени. У современных китайских ученых встречается цифра в 100-200 человек, составлявших костяк центральной шаниньской администрации30. Однако ни выделение подобного костяка, ни подсчет упомянутых терминов не могут дать точное представление о ее количественном составе в целом, поскольку здесь надо учитывать по крайней мере две вещи. Вопервых, как справедливо отмечает Л.С.Васильев, некоторые из упоминаемых в источнике должностных лиц могли иметь не упоминаемых помощников, слуг и исполнителей, которые также были причастны к управленческому процессу. Причастными к власти в различных ее проявлениях могли оказываться и различные группы воинов, ремесленников, домочадцев, власть имущих и т.п31. Вовторых, как отмечалось выше, ранний период Шан заметно отличался от позднего Шан-Иньского, что не могло не отражаться и на развитости, а следовательно, и на количественном составе административного аппарата. К этому нужно добавить, что какое-то число людей, наделенных управленческими функциями, существовало также при вождях не-шанских племен, входивших в шан-иньское объединение. Однако, даже не имея возможности точно определить заданные выше количественные параметры, можно согласится с мнением практически всех исследователей, что административный аппарат названного периода не был ни многочисленным, ни громоздким. Это определяется той ранней стадией развития государственности, которая была присуща Китаю тех далеких времен.

Начиная с Чэнь Мэнцзя, предлагалось несколько классификаций шан-иньских администраторов по роду их занятий и по положению. В частности, их делили на: а) слуг-управителей, военных и письмоводителей ; б) управителей-исполнителей, военных и жрецов; в) управителей, жрецов и исполнителей; г) жрецов и письмоводителей, родичей вана, домашних слуг вана; д) те же категории, что и в варианте “а)” с добавлением к письмоводителям надзирателей и гадателей, а также

27Шу цзин, с. 46, 51, 52, 58, 59, 60.

28Чэнь Мэнцзя. Инь сюй буцы цзуншу (Свод сведений о надписях на иньских гадательных костях).

Пекин, 1956, с. 503-522.

29Шу цзин, с. 43-64.

30Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 39.

31Васильев Л.С. Древний Китай, с. 191.

разряда “прочие”32. О предпочтительности той или иной классификации можно спорить. Но думается, что сюда следует добавить, как это делает Л.С.Васильев, деление на высший слой - административную элиту и остальной аппарат33. К тому же не следует забывать о различии в управлении в пределах двух упомянутых зон шан-иньского объединения - внутренней и внешней. К высшему административному слою можно отнести упомянутых родичей вана, помощниковсоветников, управителей отдельных территорий ( как присылавшихся двором вана, так и местных глав племен ), а также обладателей должности цзай (иначе чжунцзай), позже - цзайсян.

Этимологию термина “цзай” интересно сопоставить с эволюцией, которую претерпело его значение. В основе его лежит иероглиф “синь”, который в древности значил “клеймленый преступник”. Преступников обращали в рабов. Термином “цзай” обозначали подневольных работников, трудившихся в резиденции государя. Их руководитель назывался “чжунцзай”. Постепенно в его руки попало руководство всеми делами означенной резиденции. Вместе с тем он получил возможность влиять на вана своими советами и тем самым участвовать в государственных делах. Степень этого участия ко времени правления У-дина (конец XIII - начало XII вв. до н.э.) настолько возросла, что именно чжунцзай, как повествует традиция, управлял государственными делами в течение трех лет, пока ван искал себе первого советника. К концу периода Шан-Инь термин “цзай” окончательно утрачивает свое первоначальное значение и употребляется применительно к высшим сановникам при дворе вана, причем как в индивидуальном - человек, занимающий одноименную должность, - так и в плюралистическом смысле - высшие сановники при дворе в целом34.

Подобная эволюция положения и роли должностного лица позволяет еще раз подтвердить мнение о том, что в складывавшемся в Китае раннем государственном аппарате преимущественное значение приобретали личностные отношения с первым лицом - родственные связи и даже просто приближенность к вану. Здесь уместно вспомнить, что по крайней мере двое из прославленных традицией мудрых советников шанских ванов - И-инь и Фу-юэ - согласно той же традиции, были выходцами из невольников и достигли своего высокого положения исключительно благодаря благоволению вана. Кстати, среди должностей, приписываемых И-иню во время его пути наверх, называется и должность цзай35. В отмеченном плане становится еще более понятна та немаловажная роль, которую играли здесь в формировании аппарата власти слуги вана, они же служащие в его резиденции (“ши”) в целом. Недаром, как упоминалось выше, многие исследователи выделяют их в отдельную категорию должностных лиц. К этой

32Чэнь Мэнцзя. Цит соч., с. 503-522; Ли Чжаоган, Сун Сяохай, Ли Цзян. Чжунго гудай гуаньли чжиду цяньлунь (Очерк древней чиновничей системы в Китае). Пекин, 1989, с. 14; Ван Ханьчан, Линь Джайчжао. Цит. соч., с. 10-11; Чэнь Цзяянь, Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 173; Цзан Юньпу, Чжу Чунъе, Ван Юньду. Лидай гуаньчжи, бинчжи, кэцзюйчжи бяо ши (Чиновная, военная и экзаменационная система различных династий в таблицах и пояснениях). Цзянсу, 1988, с. 3.

33Васильев Л.С. Древний Китай, с. 190-191.

34Сюй Синмай. Чжунго гудай гуаньчжи (Административный строй древнего Китая). Шанхай, 1989, с. 1-3; Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 44; Фань Вэньлань, Чжунго тунши цзяньбянь. Т. 1., с. 40.

35Чэнь Цзяянь, Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 174.

категории, помимо вышеозначенных цзай, относились также инь (доинь) и разного рода чэнь.

Инь - буквально “управитель” происходит от второго компонента из прозвания И-иня, которое можно трактовать как “управитель по имени И”. Чэнь - буквально “слуга, раб, подданный”, но именно в связи с возлагавшимися на них должностными функциями, этот термин приобретает еще одно, полностью противоположное первому значение - “сановник, вельможа”. Благодаря шаниньским надписям и аналогиям с реалиями последующих времен, представляется возможным в общем приближении обрисовать должностные обязанности этой категории администраторов. Ини выступали помощниками вана и в то же время наряду с цзаем, сохранявшим контроль над резиденцией вана, должны были обеспечивать сон и покой государя. В частности, высшие из них (в том числе И- инь) получали звания “э-хэн” - “опора справедливости” или же “бао-хэн” - “защита справедливости”, что в последствии трансформировалось в “тай бао” - “ великий охранник”36. Ини могли также выполнять любые поручения государя : командовать войсками в походах, ведать учетом пахотных полей, отправляться куда-либо посланцами и т.д.37.

Среди чэней называются: просто чэнь, чэньчжэн, сяочэнь, дочэнь, сяоцзичэнь, цзичэнь, мучэнь. Некоторые из них имели чёткий круг обязанностей, как, например, сяоцзичэнь(что скорее всего равнозначно цзи чэнь) от имени вана управляли сельскохозяйственными угодьями и занятыми на них тружениками, в том числе и рабами, или как мучэнь управляли пастбищами и пастухами. Другие могли исполнять самые разнообразные функции. В частности, сяочэнь составляли свиту вана, принимали участие в устраиваемых по его приказанию жертвоприношениях, военных походах, коллективных охотах. Они выполняли отдельные, самые различные поручения вана - составление описей сельскохозяйственных угодий и работников, надзор за теми или иными общественными и сельскохозяйственными работами, контроль за тюрьмами и наказаниями, распространение повелений вана и т.д. Они же использовались на внутридворцовой службе, участвовали в охране вана38.

На примере отрывочных данных относительно функций иней и чэней можно выявить одну из характерных черт администрирования рассматриваемой эпохи: отсутствие чёткого разделения служебных обязанностей между носителями управленческих функций. Всё было, по признанию исследователей, хаотично и запутанно39. Отсюда исполнение аналогичных по сути функций различными должностными лицами, практика появления особых должностей для выполнения какого-либо одного конкретного дела или поручения (то есть исполнения временных функций), переплетение чисто дворцовых и государственных дел, служебного и родственного по отношению к правителю положения, существование различных терминов для обозначения сходных или же совпадающих должностных обязанностей. В этом же ряду следует упомянуть такие явления, как отнюдь не

36Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 44.

37Там же, с. 44.

38Там же, с. 44; Цзан Юньпу, Чжу Чунъе, Ван Юньду. Цит. соч., с. 3.

39Ван Ханьчан, Линь Дайчжао. Цит. соч., с. 11; Цзо Яньдун. Цит. соч., с. 39.