2. Карательная политика режима

Соответственно, переход к нэпу, по мнению Ленина, требовал не «размягчения» диктатуры, а еще более жесткого контроля за потенциальными политическими противниками. В ответ на предложения Мясникова Ленин в августе 1921 г. заявил: «Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свободу политической организации (= свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу. Мы самоубийством кончать не желаем и поэтому этого не сделаем».

В начале 20-х гг. произошло некоторое смягчение власти. Окончание Гражданской войны вызвало своеобразную «усталость от крови». Даже в ЧК заговорили о необходимости сменить «устаревшие методы работы», и приступили к пересмотру ранее вынесенных приговоров⁷⁹. Срок тюремного заключения в то время не превышал 10 лет (в 1922 г. ограничивался 5 годами). Режим в местах заключения, особенно для социалистов, был сравнительно мягким. Заключенные даже могли свободно приходить в камеры друг к другу. Б.А. Бабина-Невская, левая эсерка, проведшая многие годы в советских лагерях, так вспоминала о своей «первой тюрьме», куда она попала в начале 1922 г.: «“Социалистический корпус” был заперт снаружи, внутри же царило полное самоуправление. … В одном из коридоров тюрьмы важно заседал Совет старост, состоящий, главным образом, из членов ЦК правых эсеров… Перед ними лежал длинный список новоприбывших, и они распределяли всех по камерам: мужу с женой полагалась отдельная, одиночкам — общая. … Войдя к ним [знакомым правым эсерам — Л.К.] в камеру, я застыла от изумления… На стене, над койкой, висел ковер, и небольшой коврик лежал также на полу, перед кроватью. Постель была застлана домашним одеялом, и на ней разбросано было несколько подушек в цветных наволочках… Аркадий Иванович сидел на кровати, наигрывая что-то на гитаре».

В феврале 1922 г. ЧК была преобразована в Главное политическое управление (ГПУ) НКВД. Полномочия новой организации были существенно урезаны. Однако, как свидетельствует мемуаристка, «период либерализма» оказался недолгим. И не случайно. Уже 3 марта 1922 г. в письме Каменеву Ленин предупреждал: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому».

На XI съезде РКП(б) он настаивал: «За публичное оказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать».

15 мая 1922 г. Ленин писал наркому юстиции Д. Курскому: «По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)… ко всем видам деятельности меньшевиков, с.-р. и т.п., найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с международной буржуазией и ее борьбой с нами (подкупом печати и агентов, подготовкой войны и т.п.).

Через два дня вождь уточнил свои соображения: « Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально ясно, без фальши и без прикрас».

В августе 1922 г. был принят декрет об административной высылке, предоставивший НКВД право с согласия Президиума ВЦИК без суда подвергать «лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям» высылке в «определенные местности» на срок до трех лет или высылать их за границу. В октябре в связи с разгулом преступности ГПУ получило право самостоятельно применять смертную казнь за бандитизм. Таким образом, возрождалась практика внесудебных репрессий.

Продолжался рост числа лагерей: осенью 1923 г. их было уже 315. Самым страшным из них был СЛОН — Соловецкий лагерь особого назначения, где в 1923 г. находились 4 тыс. заключенных. В официальных отчетах НКВД утверждалось, что в 1923 г. концлагеря были ликвидированы или преобразованы в места заключения общего типа. На самом деле лагеря сохранились в ведении ГПУ, которое в сентябре 1923 г. было переименовано в Объединенное государственное политуправление (ГПУ), выделено из НКВД и подчинено непосредственно Совнаркому. Вся информация о деятельности ГПУ, в том числе и о лагерях, была строго засекречена.