4. Советская власть и церковь в Гражданской войне

Большинство духовенства в годы Гражданской войны встало на сторону противников богоборческой Советской власти. Правда, официально церковное руководство не поддерживало ни ту, ни другую сторону. Патриарх Тихон отказался дать свое благословение «белому делу» даже при условии, что это сохранится в тайне⁶³. Лишь осенью 1918 г. в связи с развертыванием красного террора он выступил с посланием, в котором, обращаясь к большевистской власти, писал: «Не наше дело судить о земной власти, отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры. … А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая, и от меча погибнете сами вы, взявшие меч».

В ответ патриарха заключили под домашний арест. Вскоре он был вынужден обратиться с посланием, призывая священнослужителей сохранять нейтралитет и не вмешиваться в политику. «Не подавайте никаких поводов, оправдывающих подозрительность Советской власти, подчиняйтесь и ее велениям»,— писал Тихон. Однако при публикации из этой фразы были выброшены ключевые слова: «поскольку они не противоречат вере и благочестию».

Стремясь покончить с «религиозным дурманом», Советская власть развернула невиданную кампанию дискредитации религии. Чтобы подорвать почитание нетленных мощей святых, большевики вскрывали раки⁶⁴, глумились над православными реликвиями. Почти все монастыри были закрыты. Нередко случались погромы церквей и убийства священников. По современным оценочным данным только в 1918 г. было расстреляно 3 тыс. духовных лиц, в 1919 г. — 1 тыс. Правда, убийства священнослужителей далеко не всегда происходили по инициативе властей или местных коммунистов. Война и вызванные ею всеобщее озлобление и разгул насилия всколыхнули темные инстинкты, обратили ярость недавних верующих на церковь, призванную отстаивать «устаревшие» нравственные ценности. Особенно беспощадна к «попам» была рабочая и крестьянская молодежь, в то время как старшее поколение, случалось, силой препятствовало закрытию церквей.

5. Большевики и правые социалисты

Политические противники большевиков из числа правых социалистов не сумели воспользоваться массовым недовольством большевистской политикой со стороны крестьян и рабочих.

В июне 1918 г. большевики исключили соперников — правых социалистов — из Советов, закрыли их газеты. Фактически эсеры и меньшевики оказались на нелегальном положении. Но все же большевики относились к ним иначе, чем к кадетам и другим буржуазным политикам, поскольку еще не забыли о солидарности в борьбе против самодержавия.

С другой стороны, и сами социалистические партии в условиях Гражданской войны оказались в сложном, двойственном положении. Они отвергали большевистскую диктатуру, но, оставаясь революционерами, еще больше опасались диктатуры правой.

В конце октября 1918 г. ЦК меньшевиков провел в Москве конференцию, которая признала Октябрьскую революцию исторической необходимостью, отвергла «политическое сотрудничество с враждебными демократии классами» и заявила о поддержке «военных действий Советского правительства, направленных к освобождению оккупированных территорий России». Вместе с тем, меньшевики требовали «отмены органов политических репрессий и чрезвычайных трибуналов» и «прекращения политического и экономического террора».

В ответ на такое проявление лояльности ВЦИК 30 ноября 1918 г. отменил исключение меньшевиков из Советов, оставив его в силе лишь по отношению к тем меньшевикам, «которые продолжают находиться в союзе с русской и иностранной буржуазией против Советской власти».

В январе 1919 г. меньшевики получили возможность выпускать газету «Всегда вперед». Однако после выхода нескольких номеров газета была закрыта за критику красного террора.

В феврале 1919 г. примеру меньшевиков последовали эсеры, не примирившиеся с колчаковским переворотом. Конференция ПСР в Петрограде «решительно отвергла попытку свержения Советской власти путем вооруженной борьбы» и осудила «империалистические страны Согласия». Членам партии предписывалось приложить все усилия для свержения правительств Колчака и Деникина, от которых, по мнению эсеровского руководства, исходила угроза восстановления монархии. Вместе с тем эсеры заявляли, что их уступки не означают признания власти большевиков. Единства среди эсеров не было. Сторонники Чернова провозгласили создание «третьей силы, равно чуждой большевизму и реставрации». Единомышленники Савинкова по-прежнему оставались решительными противниками большевистского режима. 25 февраля 1919 г. ВЦИК допустил эсеров к участию в Советах, за исключением «групп, которые прямо или косвенно поддерживают внешнюю и внутреннюю контрреволюцию».

Присутствуя в качестве гостя на VII Всероссийском съезде Советов в декабре 1919 г., лидер меньшевиков Дан приветствовал «единый революционный фронт». Мартов, протестуя против большевистской политики, выдвинул требования: «Восстановление действия Советской конституции… Свобода печати, союзов и собраний… Неприкосновенность личности… Отмена бессудных расправ, административных арестов и правительственного террора».

Ленин отреагировал на слова Мартова крайне жестко, ясно дав понять, что ожидать смягчения диктатуры не приходится: «Когда мы слышим такие декларации от людей, заявлявших о сочувствии нам, мы говорим себе: нет, и террор, и ЧК — вещь абсолютно необходимая».

В течение 1920 г. меньшевики действовали легально: имели в Москве клуб, партийные учреждения, выпускали листовки, проводили заседания ЦК, партийную конференцию, активно работали в профсоюзах. Но постепенно отношения власти с правыми социалистами ухудшались. В конце 1920 г. их в последний раз допустили на съезд Советов. Лидеры меньшевиков и эсеров постепенно уезжали в эмиграцию, рядовые социалисты следовали их примеру, или отходили от политической деятельности. Политическая система Советской России обретала однопартийный характер.