9. Диссиденты и общественность

Диссиденты всячески подчеркивали, что их противостояние режиму носит не политический, а именно правозащитный характер. Они принципиально действовали открыто, отрицая право властей преследовать людей за мысль и слово. Правозащитное движение охватывало очень узкий круг — всего несколько сот человек, решившихся на героическое противостояние казавшемуся несокрушимым режиму. Но оно пользовалось широким сочувствием, прежде всего в среде интеллигенции. Узнавая из самиздата и передач зарубежного радио о деятельности правозащитников и репрессиях властей, люди, которые сами никогда не решились бы на открытые выступления, проникались глубоким уважением к тем, кто сумел преодолеть страх. В среде либерально настроенной интеллигенции стал складываться своеобразный «кодекс чести»: неприлично было отказаться перепечатать самиздатский материал, не взять на хранение документы и т.п.

Постепенно были налажены каналы передачи за границу самиздата. Потом они возвращались в СССР уже в виде изданного типографским способом «тамиздата», который, в свою очередь, размножался, но уже не на пишущей машинке, а гораздо более простым и производительным способом — с помощью фотоаппарата и увеличителя. Правда, за эту деятельность полагалась в лучшем случае ст. 190³, а в худшем — ст. 70 УК РСФСР.

Еще с 60-х гг. начала формироваться система материальной помощи политзаключенным и их семьям. Из небольших добровольных пожертвований (1–5 руб.). складывались средства для закупки и отправки в лагеря продуктовых и вещевых посылок⁴⁶³. По данным КГБ, ряд крупных ученых на свои средства создали в этих целях специальный негласный фонд. С 1976 г. значительные средства стали поступать из-за рубежа через основанный А.И. Солженицыным Русский фонд для помощи политзаключенным. Распорядители фонда постоянно менялись, так как КГБ последовательно арестовывал их.

Режим сам толкал к диссидентству писателей, которым не давали печататься в СССР. Боясь повторить скандал, вызванный судом над Синявским и Даниэлем, власти предпочитали не арестовывать писателей, а вынуждать их к эмиграции. В 1971 г. из Союза писателей был исключен А. Галич. Затем его изгнали из Литфонда и Союза кинематографистов. В 1974 г. поэт вынужден был эмигрировать из СССР, а в 1978 г. трагически погиб от несчастного случая в Париже. Вслед за Галичем были исключены из Союза писателей и вскоре эмигрировали поэт Н. Коржавин, писатель В. Максимов, не отрекшийся, несмотря на давление КГБ, от своего романа «Семь дней творения», изданного за рубежом, и автор «Ивана Чонкина» В. Войнович, которому пригрозили арестом после вступления в русскую секцию «Международной амнистии». В 1974 г. из Союза писателей изгнали Л. Чуковскую. В 1980 г. — В. Корнилова, опубликовавшего повести в эмигрантских журналах. Тогда же эмигрировал «метрополец» В. Аксенов, исключенный из Союза кинематографистов за выступление в защиту Сахарова.

Из статьи историков советской культуры П. Вайля и А. Гениса «Миф о застое»

«Никакого застоя в русской культуре 70-х годов не существовало. Культура просто перебралась в самиздат, а оттуда — за границу…

Застой в советской литературе стал апогеем литературы в изгнании. Как раз в самые мрачные, бесцветные годы появились книги, составившие гордость нашей современной словесности. Если окинуть взглядом все лучшие произведения, вышедшие за рубежом в 70-е годы, то концепцию тотального застоя придется похоронить. Никакого кризиса русская культура не переживала. Вместо приспособленных к официальным стандартам сочинений, вместо написанных на уже приевшемся эзоповом языке книг литература обрела свободу — не только политическую, но и эстетическую.

Перечислим несколько книг, вышедших в свет в самые мрачные времена застоя: А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ, 1974; Г. Владимов. Верный Руслан, 1975; А. Синявский. Прогулки с Пушкиным, В тени Гоголя, 1975; В. Войнович. Жизнь и необыкновенные приключения солдата Ивана Чонкина, 1976; И. Бродский. Конец прекрасной эпохи, Часть речи, 1977; А. Зиновьев. Зияющие высоты, 1977; Саша Соколов. Школа для дураков, 1976; В. Аксенов. Ожог, 1980; С. Довлатов. Компромисс, 1980.

Список мог бы быть куда длиннее, особенно если прибавить к нему сочинения писателей, живших в Советском Союзе, но печатавшихся на Западе, вроде «Москва—Петушки» Вен. Ерофеева, «Пушкинского дома» А. Битова или полного «Сандро из Чегема» Ф. Искандера. Однако даже этих, первых пришедших в голову названий хватает, чтобы убедиться — никакого застоя русская культура не знала. Ее лишь выдавили с родины в самиздат и на Запад. К концу 70-х годов в русском зарубежье процветало свободное слово».

Травля обрушилась на знаменитых музыкантов Г. Вишневскую и М. Ростроповича, на даче которых долгое время жил опальный Солженицын. В 1974 г. они добились разрешения выехать за границу, а через два года были лишены советского гражданства за «систематические действия, наносящие ущерб престижу советского Союза».

Из открытого письма М. Ростроповича и Г. Вишневской Л.И. Брежневу

«Советское правительство имеет возможность издеваться над ныне живущими в России… и Вы, наверное, думаете, что выбросили нас на свалку, куда в свое время выбросили Рахманинова, Шаляпина, Стравинского. В Ваших силах заставить нас переменить место жительства, но Вы бессильны переменить наши сердца…»