2. Точные и естественные науки

В послевоенные годы государство не жалело средств на научные исследования, особенно имевшие оборонное значение. Во второй половине 40-х гг. в Академии Наук СССР появились новые научно-исследовательские институты: атомной энергии, ядерных проблем, точной механики и вычислительной техники, радиотехники и электроники, прикладной геофизики, физической химии и др. Общее число научно-исследовательских институтов (НИИ) в СССР увеличилось с 2061 в 1946 г. до 2848 в 1950 г. Численность научных работников возросла до 162,5 тыс. Президентом АН СССР в 1945 г. был избран С.И. Вавилов, а после его смерти в 1951 г. — А.Н. Несмеянов.

Особое внимание после войны уделялось развитию ядерной физики. В декабре 1946 г. в СССР впервые была осуществлена ядерная цепная реакция в атомном реакторе. Параллельно с работами по созданию атомной бомбы, которые возглавлял И.В. Курчатов, под руководством А.И. Алиханова, И.Е. Тамма, Д.И. Блохинцева началась разработка важнейших основ атомной энергетики. В 1954 г. в СССР вошла в строй первая в мире атомная электростанция мощностью 5 тыс. киловатт.

В Ленинградском физико-техническом институте под руководством А.Ф. Иоффе велись исследования в области физики полупроводников, давшие возможность создать принципиально новые радио- и геодезические приборы, фото- и термоэлементы.

Продолжались начатые еще до войны работы в области ракетостроения. В 1948 г. была запущена первая дальняя управляемая ракета Р-1, созданная в КБ под руководством С.П. Королева.

В начале 50-х гг. началось создание отечественной вычислительной техники. В 1952 г. появилась первая большая электронно-счетная машина (БЭСМ). Однако дальнейшее развитие электронно-вычислительной техники сковывалось нехваткой средств из-за негативного отношения властей к кибернетике, объявленной фашистской буржуазной лженаукой.

Важнейшие химические исследования в те годы велись в области органического синтеза и изучения теории строения вещества. Были созданы новые жаропрочные сплавы, появились материалы с заданными свойствами: пластики, смолы, металлоорганические соединения.

До 1948 г. успешно развивалась советская биологическая наука, но разгром генетики на сессии ВАСХНИЛ и торжество лысенковщины (см. §58) нанесли ей исключительно тяжелый удар.

3. Гуманитарные и общественные науки

Общественные науки рассматривались советским государством как инструмент пропаганды и идеологической борьбы. Они особенно сильно зависели от политических и идеологических кампаний.

В 1946 г. прошла «дискуссия» по книге Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии». Автор, начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), был известен своими националистическими взглядами. Еще во время войны он бдительно следил за национальным составом театральных и музыкальных коллективов. Оказалось, однако, что, по мнению кремлевского начальства, он недостаточно резко нападал на буржуазных философов, за что подвергся грубому разносу со стороны Жданова и вынужден был оставить свой высокий пост. Правда, проверенному партийному чиновнику нашли теплое место: его назначили директором Института философии.

Как всегда, тяжелое давление идеологии ощущала историческая наука. В §58 уже говорилось о проработках историков-«космополитов». Однако застрахован от неприятностей не был никто. Так, авторов учебника по истории СССР М.Н. Тихомирова и С.С. Дмитриева обвинили в буржуазном объективизме.

Под влиянием политической конъюнктуры пересматривались исторические концепции. Так, лидер освободительного движения кавказских горцев имам Шамиль, до войны изображавшийся как народный герой, в 1950 г. превратился в английского и одновременно турецкого шпиона, а авторы, ранее положительно отзывавшиеся о нем, либо мгновенно изменили свое мнение, либо вынуждены были молча сносить оскорбления в печати.

Выдающийся исследователь русского средневековья С.Б. Веселовский подвергся самой настоящей травле за попытки противостоять возвеличиванию Ивана Грозного и демонстративное нежелание следовать марксистским схемам. Только в 1963 г., через одиннадцать лет после смерти ученого, вышли из печати подготовленные им «Исследования по истории опричнины».

Любое исследование по истории (как и по философии, политической экономии, литературоведению) могло выйти в свет только при условии обильных ссылок на Сталина, иногда без всякого повода. Сталина ухитрялись цитировать, даже говоря о монгольском иге: «Глубокую оценку отрицательного значения татаро-монгольского ига для русского народа дал И.В. Сталин в связи с характеристикой нашествия австро-германских империалистов на Украину в 1918 году. “Империалисты Австрии и Германии,— писал И.В. Сталин,— несут на своих штыках новое иго, позорное иго, которое ничем не лучше старого, татарского”».

Что же говорить об исследованиях по новейшей отечественной и зарубежной истории, предельно пронизанных схемами «Краткого курса истории ВКП(б)» и увлеченно разоблачавших «буржуазных фальсификаторов», которыми заведомо считались все западные историки!

Впрочем, не все, на что обрушивался сталинский гнев, представляло научную ценность. Бывало и по-иному. Начиная с 30-х гг. в советском языкознании монопольно господствовало «новое учение о языке» академика Н.Я. Марра. Талантливый археолог и историк культуры, но не лингвист, Марр создал фантастическую теорию, согласно которой все слова всех языков земли состояли из четырех элементов: Сал, Бер, Йон, Рош. Так, по утверждению Марра, грузинское слово «цкали», армянское «джур», турецкое «су», китайское «шуй», означающие «вода», восходили к единому элементу Сал. На основании анализа элементов Марр устанавливал родство турецкого языка с грузинским, хеттским, мидийским, шумерским, халдейским и т.д. Совершенно анекдотически Марр объяснял, почему первоэлементов языка было именно четыре: потому что сторон света тоже четыре.

Провозгласив единство происхождения языков и процесса языкотворчества, Марр заявлял, что различие языков отражает разные стадии развития. Так, китайский язык он относил к первой стадии, угро-финские и тюркские— ко второй, кавказские («яфетические» по терминологии Марра), — к третьей, индоевропейские и семитические — к высшей, четвертой. Язык, по Марру,— явление классовое.

Все прежнее, дореволюционное языкознание, основывавшееся на сравнительно-историческом анализе языков, Марр решительно отвергал, его противники подвергались яростному шельмованию при полной поддержке властей. После смерти Марра его ученики постарались смягчить наиболее крайние утверждения созданной им теории, но основы марризма, в частности классовый подход к анализу языка, сохранились.

Поэтому когда в мае 1950 г. грузинский ученый А.С. Чикобава решительно выступил в «Правде» против идей Марра и началась дискуссия по вопросам языкознания, казалось, что марристы близки к окончательной победе. Во всяком случае, у некоторых ученых, осмелившихся поддержать Чикобаву, уже начинались неприятности. Никто не знал, что статья Чикобавы была заранее одобрена Сталиным. Все переменилось в один день, когда в конце июня 1950 г. Сталин сам внезапно выступил в «Правде» с изничтожающей критикой учения Марра. Вчерашние марристы наперебой каялись, редакция «Правды» была завалена письмами и телеграммами следующего содержания: «После статьи товарища Сталина отказываюсь от основных положений своей статьи, прошу ее не публиковать», «Прошу задержать мою статью “За полный разгром идеалистов и метафизиков в языкознании”… Считаю эту статью ошибочной и вредной», «Статью к лингвистической дискуссии не печатайте. На днях высылаю новую».

Последовало увольнение влиятельных марристов с руководящих должностей в научных институтах и Академии Наук, был ликвидирован Институт языка и мышления им. Н.Я. Марра. Опасность окончательного подавления отечественного языкознания псевдонаучными теориями исчезла. Но зато в языкознании надолго утвердился незыблемый авторитет нового «корифея всех наук». Любое мимоходом брошенное Сталиным слово (а ведь он был совершенным дилетантом в лингвистике) стало абсолютной истиной. Так, немало хлопот доставило ученым утверждение вождя о происхождении русского языка из орловско-курского диалекта. Именно тогда Юз. Алешковский написал иронические строки:

Товарищ Сталин, вы большой ученый —

В языкознаньи знаете вы толк,

А я простой советский заключенный,

И мой товарищ — серый брянский волк…

Историки до сих пор спорят о том, что заставило Сталина обрушиться на Марра, которого он так долго поощрял. Высказываются самые разные предположения: от своеобразной ревности вождя, не терпевшего каких бы то ни было культов, кроме своего собственного, до недовольства тем, что грузинский язык оказался в схеме Марра ниже индоевропейских и семитских (это особенно подчеркивал Чикобава в направленном Сталину докладе). Не исключено также, что, громя Марра, Сталин хотел польстить китайским коммунистам, обиженным пренебрежением марристов к китайскому языку. А может быть, вождю просто показались абсурдными рассуждения Марра о четырех элементах языка и захотелось продемонстрировать свои познания еще в одной области науки?