Экономический спад

А между тем уже надвигался подлинный кошмар – самый страшный экономический кризис за всю историю республики. В 1929–1933 годах экономика Соединенных Штатов переживала глубочайший спад, последствия которого сказывались до конца текущего десятилетия. Эти страшные четыре года Великой депрессии оказались неожиданным потрясением для нации. Как могло случиться, чтобы многообещающие успехи американского рынка обернулись столь сокрушительной катастрофой? Ответ прост: слишком шаткой и ненадежной была почва, на которой зиждилось процветание государства. Экономический строй оказался не в состоянии выдержать той экспансии, к которой стремились воротилы крупного бизнеса. Период расцвета не мог длиться вечно.

Главной причиной краха стало гибельное сочетание двух тенденций: перепроизводство товаров, с одной стороны, и недостаточное потребление – с другой. Число покупателей достигло своего пика в конце 1920-х годов. Потребительская экономика, в основе которой лежит бесконечное расширение сбыта, вдруг натолкнулась на непреодолимое препятствие – покупать стало некому. В 1927–1928 годах устойчивый спрос на потребительские товары внезапно застопорился, а затем и вовсе стал снижаться. И дело не в том, что американцы пресытились наконец материальными благами и все поголовно превратились в аскетов. Дело объясняется, скорее, снижением покупательной способности населения.

А причину следовало искать в неравномерности распределения доходов. На протяжении всего минувшего десятилетия деньги оседали в руках небольшой группы людей, и со временем эта тенденция только усиливалась. В 1929 году верхушка общества, составлявшая всего 1 % населения, владела почти шестой частью национального богатства; пятипроцентная прослойка держала в руках уже одну четверть национального достояния – столько же, сколько приходилось на долю всех низов общества (60 % населения). Две трети американских семей, не в состоянии приобрести даже предметы первой необходимости, были лишены элементарного комфорта. Народ попросту не имел денег на какие-либо покупки. Рост прибыли корпораций в два или три раза превышал прирост реальной зарплаты за тот же период времени. Производство ускорялось, выбрасывая на рынок новые партии товаров, но одновременно потребление этих товаров замедлялось. Самым разумным в подобных условиях было бы сокращение производства. Но сокращение производства означало временные остановки и закрытие предприятий, а это, в свою очередь, усиливало безработицу. Оказавшиеся на улице рабочие, естественно, становились неплатежеспособными и не могли позволить себе никаких покупок. В результате потребительский спрос падал еще больше.

Слабость прочих областей экономики усугубляла проблему снижения потребительского спроса. К сожалению, впечатляющий прогресс последнего десятилетия не затронул угледобывающую промышленность, железнодорожное сообщение и производство текстиля. Численность рабочих в профсоюзных организациях снизилась на 30 %. Нестабильность экономики болезненно сказалась и на банковском деле: свыше 5 тыс. банков потерпели крах и вынуждены были закрыться в 1920-х годах. Наиболее бедственное положение сложилось в сельском хозяйстве, где спад наметился еще в 1921 году. Прибыли, полученные во время военного бума, фермеры вложили в покупку земли и оборудования. Они рассчитывали, что успешная реализация будущих урожаев позволит им рассчитаться с долгами и выплатами по кредитам. Однако их ждало жестокое разочарование: в самом начале десятилетия цены на сельскохозяйственную продукцию резко упали, да так и не восстановились полностью. В результате американские фермеры оказались в бедственном положении. И не они одни. Серьезные проблемы возникли и у международных партнеров Соединенных Штатов. С одной стороны, американцы настойчиво добивались от бывших союзников погашения военных долгов, а с другой – повышали таможенные пошлины на европейские товары. Испытывая недостаток в наличных средствах (необходимых для расчета по долгам), европейцы сократили потребление американских товаров. Свои финансовые проблемы европейские нации «решали» путем новых займов, год от года становясь все более зависимыми от американских кредитов.

Хотя большинство американцев так и не сумели приобщиться к процветанию минувшего периода, некоторые еще больше разбогатели. К несчастью, способы, которым богачи тратили свои неправедно нажитые средства, приносили мало проку экономике в целом. Приобретение эксклюзивных предметов роскоши не могло выправить бедственного положения с потребительским спросом. Еще больше вреда приносили деньги, пущенные на спекулятивные операции.

В начале 1920-х годов, когда надежды на стабильный экономический рост казались обоснованными, многие инвесторы активно скупали на фондовой бирже акции промышленных корпораций. Тогда стоимость акций выглядела вполне разумной и обещала неплохие прибыли вкладчикам. Публикуемый в «Нью-Йорк таймс» индекс промышленных акций вырос за период 1924–1929 годов со 106 до 452 пунктов; объем акций, реализованных через Нью-Йоркскую биржу, увеличился в 4,5 раза, а общая рыночная стоимость акций в 1925–1929 годах утроилась. Инвесторы могли вкладывать в акции в расчете на минимальное десятипроцентное снижение. Остальное покрывалось дорогостоящими займами, полученными через биржевых маклеров, которые использовали акции как финансовое поручительство.

В 1926–1929 годах подобные брокерские займы выросли с 3,5 млрд до 8,5 млрд долларов (для сравнения: ежегодные затраты федерального правительства в тот период составляли всего 3 млрд долларов).

Надо сказать, в 1928–1929 годах рыночная стоимость акций слабо отражала истинное положение экономики: котировки росли вне зависимости от финансовых показателей компаний. Инвесторами, приобретавшими акции, двигало не желание оздоровить экономику, а стремление сорвать крупный куш в той спекулятивной игре, которая шла на бирже. Вся Уолл-стрит превратилась в одно огромное, подчиняющееся собственным правилам казино. Основной расчет делался на то, что экономический подъем будет сохраняться неопределенно долго. Федеральное правительство практически не вмешивалось в этот процесс обращения капитала. Более того, приняв закон, снижающий процентные ставки по кредитам (до 3,5–4%), оно даже сыграло на руку спекулянтам.

Однако к осени 1929 года появились первые предвестники беды: неуемное потребление – основа процветания общества – неожиданно снизилось, в ключевых отраслях экономики наметился явный спад. И тут же карточные домики Уолл-стрит посыпались, как осенние листья. Два роковых дня – 28 и 29 октября – ознаменовались падением основных индексов на 25 %. Все попытки поддержать рынок провалились, цены продолжали неудержимо ползти вниз. Акции «Дженерал электрик», которые в сентябре продавались по 400 долларов за штуку, в ноябре стоили всего 168 долларов. Падение цен растянулось на месяцы и даже годы, и в 1932 году все те же акции «Дж. Э» уже шли по 34 доллара. В 1933 году, на пике кризиса, промышленный индекс Доу– Джонса снизился на 83 % – с 365 до 63 пунктов.