Суфражистское движение

Один из наиболее важных (а в ретроспективе и наиболее интересных) аспектов реформы касался политических прав женской половины общества. Вопрос об избирательном праве для женщин поднимался не впервые, но прежние активистки (такие как Элизабет Кэйди Стэнтон) формулировали свои требования, исходя из принципов равноправия и свободы. По мнению той же Стэнтон, право голосовать является естественным правом женщины, которого ее самым бессовестным образом лишили. Если бы этого не случилось, то женщина могла бы самостоятельно решать собственную судьбу, а не быть рабой мужских желаний. Подобные смелые утверждения шли вразрез с традиционными представлениями об изначальном предназначении женщины как хранительницы (и служительницы) домашнего очага. Экстравагантность суфражистских требований не испугала американских законодателей, и в 1869–1914 годы десять западных штатов даровали женщинам избирательные права. В 1913 году к ним присоединился и один из восточных штатов – Иллинойс.

Тем временем кампания за внесение в конституцию поправки, которая узаконила бы женское избирательное право, ширилась и набирала силу. Это происходило отчасти благодаря прецеденту западных штатов, отчасти из-за улучшения организации движения за реформы. Но немалую роль в этом сыграла и более сдержанная и менее вызывающая форма аргументации, к которой прибегали организаторы нынешней кампании: теперь они делали упор не на «природное право» женщины, а на ее особую натуру. Женщина, доказывали они, является естественным проводником высокой морали. Если допустить женщин к выборам, то они одним своим участием должны облагородить политическую жизнь страны и уравновесить жестокое и необузданное влияние испорченных мужчин. В 1912 году вышло заявление «Национальной американской ассоциации борьбы за право голоса для женщин», в котором говорилось, что такая поправка полностью отвечала бы «потребности государства в материнском влиянии». Далее члены комитета, достаточно ловко играя на привычных страхах американцев, развивали свою позицию. Они напоминали, что именно женщины составляют самую религиозную, самую высоконравственную и здравомыслящую часть населения, и вопрошали: почему мы должны отказывать женщине в праве голоса, если даруем его любому невежественному иностранцу, прибывшему к нашим берегам? Вот таким образом – благодаря общественному прогрессу и общественным предубеждениям – реформаторы добились в 1920 году принятия Девятнадцатой поправки к конституции, которая гарантировала женщинам равные с мужчинами избирательные права.

Хотя сам термин «прогрессизм» предполагает некое движение вперед, усовершенствование и передовое мышление, на деле реформа прогрессистов включала несколько аспектов, которые сегодня бы мы трактовали не иначе как реакционные и недемократические. В рамках борьбы с общественным «распадом» и «беспорядком» реформаторы ополчились в первую очередь против власть имущих с их богатством и особыми привилегиями. Однако так уж случилось, что рикошетом реформа ударила и по самой слабой и беззащитной категории населения – по иммигрантам. Основываясь на псевдонаучных выводах евгеников – об угрозе, которую якобы несет американскому генофонду приток заокеанской рабочей силы, – прогрессисты ратовали за жесткое ограничение иммиграции. Не менее парадоксальным видится исход борьбы за трезвый образ жизни. Начав с кампании за ограничение потребления спиртных напитков, реформаторы перешли к требованию полного их запрета. В результате в 1919 году была принята Восемнадцатая поправка к конституции, которая запрещала «производство, продажу и транспортировку отравляющих крепких напитков» на всей территории государства. И, наконец, белые прогрессисты в массе своей предпочитали закрывать глаза на систему сегрегации, сложившуюся по завершении реконструкции и ставшую позорным пятном в американской истории.