Глава 8 Гражданская война и реорганизация Юга, 1861–1877 годы

Южане называли эту войну «войной между штатами», северяне – «войной против мятежников». Даже здесь, в названиях, обе стороны расходились. Однако это расхождение выглядело сущей ерундой по сравнению с той пропастью, которая всякий раз разверзалась меж американцами, коль скоро разговор заходил о свободе и статусе нации. Это позволило Натаниэлю Готорну сделать следующий печальный вывод: «Мы никогда не являлись единым народом, и на самом деле у нас не было государства со времен создания конституции». Гражданская война стала героической и трагической историей нового открытия Америки, только теперь предметом исследования являлась не земля, а принципы населявших ее людей. Война наглядно продемонстрировала американцам важность единства и позволила пересмотреть саму идею свободы, но за эти полезные уроки пришлось заплатить невероятно высокую цену.

Противостояние, растянувшееся на долгие четыре года, миллионы загубленных жизней, опустошение огромного, некогда плодородного края – таков печальный итог войны, приведшей к гибели не только Конфедерации, но и института рабства как такового. Война оставила множество нерешенных вопросов. В частности, оставалось неясно, как вновь объединить республику. И что делать бывшим рабам с вновь обретенной свободой? Как выяснилось, процесс послевоенной реконструкции нации породил не меньше противоречий и конфликтов, чем события, приведшие к войне. Этот период принес ожесточенные споры тех, кто предположительно победил; обновленную силу тем, кто, по-видимому, проиграл; и проблеск надежды тем, кто обрел свободу.

Причины гражданской войны

Непосредственной причиной, толкнувшей администрацию Линкольна к войне, стала настоятельная необходимость сохранить и защитить Союз. Разбойное нападение на федеральную собственность в форте Самтер означало мятеж против законного правительства Соединенных Штатов. Линкольн проявлял умеренность в вопросе о рабовладении: он твердо заявил, что не допустит распространения рабства на западе, но в то же время не собирался мешать «особому институту» Юга. Линкольн придерживался умеренных – в лучшем случае – взглядов по расовому вопросу: он полагал, что черные обладают элементарными правами, которые нуждаются в защите, но одновременно разделял распространенный взгляд на негров как на низшую расу. Однако там, где возникала угроза Союзу, Линкольн становился непреклонен. Конституционные принципы, соблюдение законности и само будущее величие Америки – все это, по мнению Линкольна, было возможно лишь в условиях вечного и нерушимого Союза. В вопросах рабства и расы он вполне допускал и даже приветствовал компромиссы. Однако идея Союза была для него святой, и все компромиссы отвергались президентом с ходу. Подавление восстания против Союза стало непосредственным поводом к гражданской войне.

Само по себе рабовладение не привело бы страну в состояние войны. «Особый институт» южан являлся неотъемлемой частью республики с самого момента ее возникновения. Но вот перспектива распространения рабства за пределы Старого Юга, безобразная картина – белые хозяева, которые тащат своих рабов на девственно чистые земли запада, а также возможность ущемления прав белых свободных работников, – тут возникали серьезные политические проблемы. Южане настаивали на праве перевозить своих рабов (в качестве движимого имущества) на новые территории, совсем недавно вошедшие в Союз. Но республиканцы столь же непреклонно полагали, что расширение системы рабского труда недопустимо. Один за другим они отклоняли предлагаемые по этому поводу компромиссы; годы миновали, а политики не могли прийти к соглашению в данном вопросе. Именно стремление к экспансии рабства привело к развалу Союза.

Как ни странно, но народ, сумевший создать вполне разумную и просвещенную политическую систему, так и не сумел выработать единого понимания целей и смысла собственного правительства. Американцам никогда не удавалось прийти к консенсусу в вопросе о политической природе союза. Они сражались за свою независимость; они создали письменный текст конституции с целью прояснить назначение власти и защитить свободу; они стремительно развивались и расширялись под знаменем конституции и выработали национальное самосознание. Однако при всем при том они так и не смогли договориться, является ли их республика единым, унитарным обществом с централизованным управлением или же это политическое объединение отдельных суверенных образований.

Как указывает историк Дэвид М. Поттер, «возможно, Соединенные Штаты – единственное государство в истории, которое на протяжении семидесяти лет в политическом и культурном смысле функционировало как единая нация, последовательно укрепляя свою государственность, и в то же время не могло определенно ответить на простой вопрос: а является ли оно на самом деле государством?» Даже в политической грамматике американцы расходились во мнениях: они так и не смогли решить, в каком числе следует употреблять само название «Соединенные Штаты Америки» – в единственном или во множественном? «Таким образом, – подытоживает Поттер, – фразу "E pluribus unum"¹⁴ следует трактовать не только как девиз, но и как величайшую загадку». И лишь гражданская война помогла разрешить эту загадку. Свыше 600 тыс. человек отдали свои жизни, чтобы остановить бесконечные споры по поводу статуса государства. Демократии понадобилось пройти через такое испытание, как массовые убийства, дабы понять, что она собой представляет.