II. Земля наша — одна из срединных планет

Перед Землею — две планеты, Меркурий и Венера, а позади Земли — Марс, затем та планета, которая, возможно, скрывается еще за ним, и потом Юпитер, Сатурн, Уран и другие вероятные планеты, расположенные в пространствах, где постепенно теряется правильный круг действия Солнца и эксцентрическая орбита последней планеты переходит в неукротимый эллипс кометы. Итак, Земля — тело срединное и по положению в солнечной системе, и по величине, и по времени и пропорции вращения ее вокруг оси и обращения вокруг Солнца, и далеки от нее обе крайности: и слишком большое и слишком малое, и слишком быстрое и слишком медленное. Но коль скоро наша Земля весьма удобно расположена для целей астрономического обзора всей системы ²*, то очень кстати будет поближе познакомиться с некоторыми членами этой возвышенной звездной пропорции. Путешествие на Юпитер, Венеру или даже на Луну столь много нового открыло бы перед нами в строении нашей

^2* См. «Похвалу астрономии» Кестнера в «Гамбургском журнале», ч. 1, с. 206 слл.

16

Земли, возникшей по тем же законам, что и все перечисленные планеты, так много сказало бы нам об отношении населяющих Землю органических существ к органическим существам на других планетах, к существам высшего или низшего порядка, а, может быть, и позволило бы нам судить о грядущем предназначении рода человеческого, так что по особенностям двух или трех членов пропорции мы смелее могли бы судить о закономерности всей прогрессии. Но природа всему кладет твердые пределы, все ограничивает, а потому она закрыла перед нами подобную перспективу. Мы смотрим на Луну, видим на ней чудовищные пропасти и горы, мы смотрим на Юпитер и видим на нем полосы, и видим его неукротимый бег, мы видим кольцо Сатурна, красноватый свет Марса, кроткий свет Венеры и гадаем, что же счастливое или несчастливое может проистекать отсюда для нас. Пропорция определяет расстояния между планетами; о плотности их вещества тоже делались определенные вероятные выводы, и с плотностью была поставлена в связь скорость их вращения вокруг оси и обращения вокруг Солнца, но все это математика, а не физика, потому что мы знаем только Землю, а второго члена для сравнения у нас нет. Еще не выведена общая формула отношения между размерами Земли, скоростью ее вращения вокруг оси и обращения вокруг Солнца и углом ее наклона к плоскости эклиптики, — формула эта и здесь все объяснила бы через один закон космогонии. Еще менее знаем мы о том, насколько продвинулось развитие каждой из планет, а всего меньше известно нам об органическом строении и судьбе их обитателей. Сны и мечтания Кирхера и Сведенборга, шутки Фонтенеля, самые разные предположения Гюйгенса, Ламберта ' — все это доказательства того, что мы ничего не можем и не должны знать об этом. Мы можем быть более или менее умеренными в своих оценках и гипотезах, мы можем селить ближе к Солнцу или дальше от Солнца более совершенные существа — все это мечты, мечты, на каждом шагу разрушаемые отсутствием прогрессии, при полном различии планет, так что в конце концов нам остается один вывод: повсюду, как и на Земле, царит единство и многообразие, но для того чтобы судить о прогрессе или регрессе, у нас нет меры, потому что ее не дает нам ни рассудок, ни угол, под которым видим мы всю систему. Мы не в центре — мы в сутолоке: как и другие земли, мы плаваем в потоке и лишены меры для сравнений.

Но если мы вправе делать выводы о других планетах на основании положения Земли относительно Солнца, то нашей Земле, очевидно, выпал двусмысленный золотой жребий посредственности; в утешение мы можем думать, что это — золотая середина. Меркурий обращается вокруг оси примерно за шесть часов, и за этот период на нем сменяется день и ночь, год на Меркурии равен 88 суткам, н освещен он Солнцем в шесть раз сильнее, чем Земля; напротив, Юпитер со своей широкой орбитой обращается вокруг Солнца лишь за 11 лет и 313 дней, тогда как вокруг своей оси он успевает обернуться всего за десять часов; древний Сатурн, г.де свет Солнца в сто раз слабее, чем на Земле, за тридцать лет едва успевает облететь Солнце, тогда как вокруг оси он обращается часов за семь; так получается, что средние планеты — Земля, Венера, Марс — отличаются и средней природой. Дни на этих планетах мало разнятся между собою, а от дней на других планетах отличаются так же сильно, как и годы. На Венере день тоже примерно равен 24 часам, на Марсе он длится меньше 25 часов. Год Венеры составляют 224 дня, Марса — один год и 322 дня, хотя он в три с половиной раза меньше Земли, а от Солнца почти в полтора раза удаленнее. Если идти дальше, то пропорции величины, обращения вокруг оси и вращения вокруг Солнца реако расходятся. Итак, природа поселила нас на одной из срединных планет, где, как видно, царят средние пропорции, более размеренные отношения времен и величин, — так, возможно, и в строении живых существ. Вероятно, отношение материи и духа в нас столь же уравновешено, как и время дня и ночи. Вероятно, скорость нашей мысли соразмерена с отношением скорости вращения нашей планеты вокруг своей оси и вокруг Солнца к скорости (или медлительности) других планет, а наши органы чувств пропорциональны сложности органического строения, какая могла и должна была быть достигнута на нашей Земле. Если же двигаться в обе стороны от срединных планет, то вновь будут, верно, замечены величайшие расхождения. Итак, пока мы тут живем, давайте рассчитывать на среднее человеческое разумение и еще более двусмысленную человеческую добродетель. Другое дело, если мы могли бы глядеть на Солнце глазами Меркурия, на крыльях его облетать Солнце, если бы вместе с поспешностью Сатурна и Юпитера (во вращении вокруг своей оси) нам дана была и их медлительность, их огромный объем, если бы мы на хвосте кометы облетали широчайшие просторы небес, из страшной жары бросаясь в леденящий холод, — тогда мы могли бы, конечно, говорить об иных пропорциях, а не о размеренном среднем пути человеческих мыслей и способностей. А пока мы на Земле, останемся верны среднему пути с его сглаженными пропорциями: он, наверное, как раз соответствует длительности нашей жизни.

Если мы вообразим себе, что однажды, когда познаем мы все строение нашей планеты, нам позволено будет путешествовать не по одной звезде и что в этом будет состоять жребий и изменение к лучшему нашей судьбы, что некогда нам, быть может, будет определено общаться со всеми достигшими своей зрелости живыми творениями многочисленных, самых различных миров, наших братских миров, — какие перспективы! — они пробудят душу самого ленивого человека, стоит только представить себе, что пользуемся мы всеми богатствами созидательной природы, в которых пока отказано нам. Наши мысли, наши силы и способности, очевидно, коренятся в строении нашей Земли и не перестают изменяться и преобразовываться до тех пор, пока не достигают возможной для нашего земного мира чистоты и тонкости, — и на других планетах все будет точно так же, если только можно нам взять аналогию в руководительницы свои, — но какая же необъятная гармония представится нам, когда живые творения каждой из планет, достигшие своего полного и каждый раз столь различного развития, вместе пойдут вперед к одной

18

цели сообщая друг другу свои чувства и жизненный опыт!³* Наш рассудок — это рассудок земной, и он постепенно сложился на основе чувственных впечатлений от нашего земного окружения; то же можно сказать о склонностях и влечениях нашего сердца, — но другой мир, вероятно, не знает ни земных средств развития, ни земных препятствий к развитию Но неужели же неведомы ему и сами конечные результаты развития? Нет, конечно же, известны! Потому что все радиусы стремятся к центру Чистый рассудок всегда будет рассудком, от каких бы чувственных впечатлений ни был он отвлечен, и энергия сердца всегда будет той же доблестью, той же добродетелью, на каких бы предметах она ни упражнялась. Итак, может быть, и здесь величайшее многообразие стремится к единству, и всеобъемлющей природе известна такая точка, в которой объединятся все самые благородные порывы многоразличных существ и цветы вселенной соберутся в один сад. Что физически находится в единстве, почему не должно прийти к единству и духовному, и моральному, — ведь и дух, и мораль тоже относятся к физическому миру и подчиняются все тем же законам, зависящим в конечном счете от солнечной сястемы. Итак, если допустимо сравнить общие свойства каждой из планет, проявляющиеся и в органическом строении, и в жизни их обитателей, с цветами радуги или со звуками звукоряда, то я бы сказал, что, по всей вероятности, свет единого солнца добра и истины по-своему преломляется на каждой из планет, так что ни одна не может гордиться тем, что пользуется всем Солнцем. И только потому, что всех их освещает одно Солнце и все они движутся в одной плоскости образования и воспитания, можно надеяться, что все они, каждая своим путем, приблизятся к совершенству и в далеком будущем, после всех странствий и перемен, соединятся в одну школу добра и красоты. Пока же будем людьми — только людьми, то есть только одним цветом, только одним звуком в гармонии звезд. Если свет Солнца, какой доходит до Земли, можно сравнить с мягким зеленым цветом, то не будем считать его чистым солнечным светом, а рассудок и волю человека не будем принимать за рычаги целой Вселенной. — явно, что мы и вся наша Земля — незначительная дробная частица целого.