1 См. Блестящий доклад о «Работе с уличными шайками» в кн.: s.S. Fuгman (ed.), Reaching the Unreached, New York, 1952, p. 112—121. Об этом

свойстве недальновидного гедонизма здесь говорится: «Один подросток

однажды сказал мне: «Возьмем, например, обычный день. Что происходит?

Идем в ресторан и сидим в ресторане, и сидим, и сидим. Ладно, скажем, ну

через пару часов, может быть, пойдем туда, где в пул играют, поиграем

малость, это если у кого-нибудь есть деньги. О'кэй, немного в пул, идем

обратно. К этому времени ресторан закрыт. Мы идем в лавку, где сладости

продают, посидим там немного, вот и все, это все, что мы делаем, парень».

См. также В. Ве11оw (et al.), op. cit., p. 4—15 и R. Topping, Treatment of the Pseudo -Social Boy,/ American Journal of Orthopsychiatry, XIII, April 1943, p. 353.

2 Солидарность шайки и взаимозависимость ее членов особенно хорошо

описаны в цитированных работах Барбары Беллоу и Софьи Робинсон.

321 Социология преступности

ГРЕШЭМ М. САЙКС, ДЭВИД МАТЗА*

Метод нейтрализации. Теория делинквентности

В своих попытках вскрыть корни преступности несовершеннолетних социологи давно уже перестали искать злого духа в душе и клейма на теле человека. Ныне широко распространено убеждение, что делинквентное поведение, как и большинство форм социального поведения, усваивается и что это усвоение происходит в процессе социального взаимодействия.

Классическое изложение этого принципа содержится в теории дифференцированной связи Сатерленда, который утверждает, что преступное или делинквентное поведение связано с усвоением а) технических приемов совершения преступлений и б) мотивов, побуждений, рациональных объяснений и установок, благоприятствующих нарушению закона1. К сожалению, специфическому содержанию того, что усваивается,— в отличие от самого процесса усвоения— уделялось сравнительно мало внимания как в теории, так и в исследованиях. Возможно, что единственным серьезным теоретическим направлением в изучении характера этого содержания было направление, сконцентрировавшее внимание на идее делинквентной субкультуры. Основной характерной чертой делинквентной субкультуры, по утверждению представителей этого направления, является система ценностей, противоположная ценностям респектабельного, законопослушного общества. Мир делинквента — это мир тех, кто подчиняется закону, но только поставленный с ног на голову, и его нормы составляют силу, направленную против существующего социального порядка. Коэн2 рассматривает процесс развития делинквентной субкультуры как процесс создания, поддержания и укрепления кодекса норм поведения, существующего по принципу противопоставления, такого кодекса, который

Источник: «Techniques of Neutralization: A Theory of Delinquency», American Sociological Review, 22, December, 1957, p. 664—670.

1 E. H. Sutherland, Principles of Criminology, Chicago, 1955,

p. 77—80.

2 А. К. Соhen, Delinquent Boys, Glencoe, 1955.

пункт за пунктом представляет собой отрицание господствующих ценностей, в особенности ценностей среднего класса. Даваемое Коэном определение делинквентности довольно сложно, причем он тщательно избегает слишком простых объяснений, таких, например, которые берут за основу правило «следуй за вожаком» или легковесные обобщения на тему об «эмоциональных расстройствах». Более того, Коэн не принимает делинквентную субкультуру как нечто данное, а, напротив, систематически изучает функцию делинквентных ценностей как жизненное решение проблем, стоящих перед принадлежащими к среднему классу подростками мужского пола в сфере социальных отношений. Однако, несмотря на все его достоинства, это изображение преступности несовершеннолетних как формы поведения, основанного на конкурирующих или противостоящих друг другу ценностях и нормах, по-видимому, страдает рядом серьезных дефектов. В настоящей статье мы и пытаемся выяснить характер этих дефектов и сформулировать возможное альтернативное или видоизмененное объяснение значительной части проблемы преступности несовершеннолетних.

Трудности, связанные с пониманием делинквентного поведения как явления, вызванного наличием системы ценностей и норм, отклоняющихся от доминирующих, то есть возникающего из ситуации, в которой делинквент определяет свое делинквентное поведение как «правильное»,— это трудности как эмпирического, так и теоретического характера. Во-первых, если бы на самом деле существовала делинквентная субкультура, с позиций которой делинквент рассматривает свое незаконное поведение как морально оправданное, то мы с полным основанием могли бы предположить, что он не будет испытывать чувства вины или стыда, когда его разоблачают или заключают под стражу. Напротив, его основная реакция должна была бы выражаться в негодовании или в представлении о самом себе как о мученике х. Правда, некоторые делинквенты и в самом деле реагируют именно таким образом, хотя чувство мученичества часто основывается, видимо, на том, что другим удалось «смыться», а негодование вызвано тем, что случайное стечение обстоятельств или недостаток ловкости привели к аресту. Однако важнее то, что есть немало доказательств, свидетельствующих о том, что многие делинквенты действительно ощущают чувство вины или стыда, и внешнее выражение этих чувств не следует расценивать как чистое притворство, рассчитанное на умиротворение представителей власти. Многие из этих доказа-

1 Подобного рода реакция, свойственная приверженцам отклоняющейся субкультуры, которые совершенно убеждены в «правильности» своего поведения, когда их задерживают и наказывают органы доминирующего социального порядка, характерна, быть может, для таких групп, как Свидетели Иеговы, ранние христианские секты, а также для людей, отказывавшихся по политическим или религиозно-этическим соображениям от военной службы во время первой и второй мировых войн.

21*

тельств имеют, несомненно, клинический характер или представляют собой основанные на впечатлениях суждения тех, кто имеет дело непосредственно с молодыми правонарушителями. Оценивая значение такого рода доказательств, следует проявлять осторожность, однако мы не должны их игнорировать, если хотим избежать стереотипного представления о молодом правонарушителе как о закоренелом гангстере в миниатюре.

Во-вторых, исследователи отметили, что несовершеннолетний правонарушитель часто выражает восхищение и уважение по адресу законопослушных граждан. «Истинно честного человека» часто почитают, и если делинквент подчас с большой проницательностью уличает конформистов в ханжестве, то неподкупная честность, весьма вероятно, вызовет его одобрение. Горячую привязанность к скромной, набожной матери или к полному всепрощения честному священнику (первое, как отмечается многими исследователями, часто встречается как у делинквентов, так и у взрослых преступников) можно не принимать во внимание, относя это за счет обычной сентиментальности, однако — и это не вызывает сомнения — делинквент не считает каждого, кто исполняет законы, аморальным субъектом. Подобным же образом делинквент может выразить искреннее негодование по поводу того, что в незаконной деятельности обвиняются «выдающиеся лица» из его собственного окружения или герои мира спорта и развлекательного жанра. Другими словами, если делинквент и в самом деле придерживается системы ценностей и норм, совершенно противоположных ценностям и нормам респектабельного общества, то эта его приверженность имеет своеобразный характер. Хотя, как предполагается, он полностью связан с отклоняющейся системой делинквентной субкультуры, во многих случаях он, по-видимому, признает моральную действительность доминирующей нормативной системы х.

В-третьих, имеется множество доказательств того, что делинквенты часто проводят четкий водораздел между теми, кто может и кто не может стать их жертвой. Считается, что некоторые социальные группы с точки зрения возможности совершения против них, казалось бы апробированных делинквентных актов являются «запретной дичью», тогда как против других групп различные формы агрессии рассматриваются как оправданные. Вообще говоря, потенциальная возможность стать жертвой такой агрессии является функцией социального расстояния между несовершеннолетним делинквентом и другими лицами; отсюда и неписаные правила поведения в мире делинквентов —«не кради у друзей», «не безобраз-

1 Как указал Вебер, вор может признавать законность правовых норм, не признавая их моральной действительности. См. M.W e b e r, The Theory of Social and Economic Organization, New York, Oxford University Press, 1947, p. 125.

Мы же утверждаем, что делинквент часто признает как законность доминирующего социального порядка, так и его моральную «правильность».

ничай в церкви своей собственной веры». Все это достаточно ясно, однако выводам из этого не придается должного значения. То обстоятельство, что поведение, предположительно получившее положительную оценку, обычно направляется против не обладающих соответствующей ценностью социальных групп, свидетельствует о том, что «неправильность» такого делинквентного поведения осознается делинквентами в гораздо большей степени, чем признавалось в литературе. Когда круг жертв ограничивается по соображениям родства, дружбы, этнической группы, социального класса, возраста, пола и т. д., мы имеем основания предполагать, что в глазах делинквента безупречность его собственного поведения далеко не бесспорна.

В-четвертых, сомнительно, в самом ли деле столь большое

число несовершеннолетних правонарушителей полностью невос

приимчиво к требованиям подчинения закону, исходящим от доми

нирующего социального порядка. Весьма вероятно, что семья

несовершеннолетнего правонарушителя согласна с респектабель

ным обществом в том, что делинквентность — отрицательное явле

ние, даже если эта семья сама занимается какой-либо незаконной

деятельностью. Иными словами, если родители^ занимают позицию,

благоприятствующую вступлению подростка на путь делинквент

ного поведения, она обычно не выражается в прямом подстрека

тельстве. Каково бы ни было влияние родительского примера,

поведение, которое можно было бы назвать «фейганским» 1 типом

вовлечения подростков в делинквентность, встречается, вероятно,

редко. Кроме того, как указывает Редл, предположение о том,

что в некоторых случаях окружение является полностью делинквент-

ным, предлагающим ребенку пример делинквентного поведения

без каких бы то ни было оговорок, просто не подтверждается фак

тами2, з

То обстоятельство, что за совершение делинквентного поступка ребенка наказывают родители, педагоги и представители закона, может быть воспринято им, как цинично отмечали многие исследователи, в качестве указания 'на необходимость быть более осторожным, чтобы не попадаться. Однако имеется такая же или даже большая вероятность того, что ребенок может осознать требования соблюдения общепринятых норм. Это, конечно, не означает, что таким требованиям не может быть оказано противодействие. Как мы сейчас покажем, понимание того, как внутренние и внешние требования соблюдения норм поведения подвергаются нейтрализации, может оказаться решающим для понимания сущности делинквентного поведения. Но это означает, что полное отрицание дей-

1 Фейган — персонаж диккенсовского «Оливера Твиста», содержатель

и руководитель школы «обучения подростков приемам преступной деятель

ности».— Прим. ред.

2 См. S. Коbrin, The Conflict of Values in Delinquency Areas, Ame

rican Sociological Review, 16, October, 1951, p. 653—661.

ствительности требований соблюдения общепринятых норм и замена их новой системой норм представляется невероятной, учитывая зависимость ребенка или подростка от взрослых и тот факт, что он живет в окружении взрослых, что обусловлено положением, занимаемым им в социальной структуре. Как бы глубоко ни погряз подросток в делинквентной деятельности и насколько бы его причастность к ней ни перевешивала значение его связей с лицами, соблюдающими закон, он не может избежать осуждения своего поведения. Но требованиям соблюдения общепринятых норм поведения должен быть дан какой-то ответ; он не может игнорировать эти требования как часть чуждой ему системы ценностей и норм.

Короче говоря, теория, рассматривающая делинквентность как форму поведения, в такой же степени обусловленного ценностями и нормами делинквентной субкультуры, в какой поведение, соответствующее закону, обусловлено ценностями и нормами более широкого общества, вызывает серьезные сомнения. Нельзя не считаться с тем фактом, что мир делинквента заключен в рамки более широкого мира тех, кто соблюдает закон, и нельзя ставить на одну доску делинквента и взрослого человека, полностью принявшего альтернативный образ жизни. Вместо этого несовершеннолетний правонарушитель представляется лицом, по крайней мере частично связанным с господствующим социальным порядком, и это выра-\j жается в том, что он часто проявляет чувство вины или стыда, когда он нарушает существующие запреты, выражает одобрение по адресу определенных лиц, соблюдающих общепринятые нормы поведения, и четко разграничивает подходящие и неподходящие объекты своих отклоняющихся от нормы действий./К объяснению парадоксального, казалось бы, свойства делинквентности такого субъекта мы сейчас и обратимся

Как сказал однажды Морис Коэн, одним из наиболее интересных вопросов человеческого поведения является вопрос о том, почему люди нарушают законы, в которые они сами верят. Именно с этой проблемой мы сталкиваемся, когда пытаемся объяснить, почему несовершеннолетние совершают делинквентные поступки, несмотря на то, что сами они в большей или меньшей степени считают себя связанными требованиями закона Ключом для решения этой проблемы служит тот факт, что социальные правила или нормы, призывающие к должному поведению, очень редко выражаются или никогда не выражаются в форме категорического императива. \jj Эги ценности или нормы представляют собой скорее снабженные оговорками принципы, направляющие наши действия, но ограниченные в своем применении в терминах места, времени, лицисоциаль-ной обстановки. ; Например, во время войны моральный запрет убийства перестает действовать в отношении противника в боевой обстановке, хотя противник, захваченный в плен, вновь подпадает под охрану этого запрета. Точно так же в условиях острой социальной необходимости изъятие и распределение товаров, в которых

«ощущается недостаток, воспринимается многими как правильный акт, хотя при иных обстоятельствах частная собственность считается неприкосновенной. Следовательно, формативная система общества \ обладает тем, что Вильяме обозначил словом гибкость; она не представляет собой свода правил, наделенных обязательной силой при любых обстоятельствах г. !

В действительности такого рода гибкость является неотъемлемой частью уголовного закона, проявляясь в нормах, устраняющих ответственность по такого рода основаниям, как недостижение возраста, состояние крайней, необходимости, невменяемость, опьянение, принуждение, необходимая оборона и тому подобное. Человек может избежать моральной ответственности за свои преступные действия — и тем самым избежать негативных санкций со стороны общества,— если он сможет доказать отсутствие в его действиях преступного умысла. Мы утверждаем, что в значительной своей части делинквентность основана на том, что, по существу, представляет собой бессознательное расширение сферы действия положений об устранении ответственности в форме оправдания отклоняющегося от нормы поведения, которое сам делинквент считает правильным, но которое не, рассматривается в качестве такового ни правовой системой, ни обществом в целом.

Эти оправдания обычно определяются как рациональное объяснение правонарушителем своего поступка. Считают, что оно следует за отклоняющимся от нормы поведением и ограждает лицо от самообвинения и от обвинений со стороны других лиц после совершения действия. Однако есть также основания полагать, что оно предшествует действию и делает его возможным. Сатерленд только вскользь упомянул о такого рода возможности, а другие авторы не смогли объяснить это явление с позиций социологической теории. Неодобрение, идущее от усвоенных норм и со стороны законопослушного социального окружения, нейтрализуется, отбрасывается или отклоняется заранее. Средства социального контроля, служащие целям сдерживания или недопущения отклоняющейся от нормы мотивации, перестают действовать, и лицо освобождается для участия в делинквентных действиях, почта ничего не теряя в своих собственных глазах. В этом смысле несовершеннолетний правонарушитель совмещает несовместимое; не порывая с доминирующей нормативной системой, он вместе с тем снабжает ее ^ требования такими оговорками, что совершенное им нарушение оказывается «приемлемым», если не «правильным». Таким образом, делинквент представляет собой не радикальную оппозицию законопослушному обществу, а скорее извиняющегося неудачника, который считает, что он больше жертва чужих грехов, чем сам грешник. t Мы называем подобное оправдание делинквентного поведения / приемом нейтрализации и полагаем, что такие приемы составляют /

1 См. R. Williams, Jr., American Society, New York, 1951, p. 28.

решающий компонент сатерлендовских «оценок, благоприятствующих нарушению закона». Подросток становится делинквентом, усваивая эти приемы, а не моральные требования, ценности или установки, прямо противоположные тем, что существуют в доминирующем обществеЛАнализируя эти приемы, мы нашли удобным разделить их на пять основных типов.

Отрицание ответственности. Поскольку делинквент может считать себя свободным от ответственности за совершаемые им делинк-вентные действия, неодобрение этих действий им самим или другими лицами в значительной мере теряет свою эффективность в качестве сдерживающего момента. Как заметил судья Хоумс, даже собака понимает, когда на нее натыкаются и когда ее пинают ногой, и современное общество не в меньшей степени озабочено тем, чтобы проводить различие между неумышленным причинением вреда, когда ответственность не возникает, и причинением вреда умышленно. Однако, когда речь идет о приеме нейтрализации, отрицание ответственности идет гораздо дальше ссылки на «случайный» характер делинквентного действия или иные подобные формы отрицания личной ответственности. Можно также утверждать, что делинквентные поступки совершаются под влиянием факторов, действующих вне индивидуума и помимо его контроля, таких, как плохие родители, скверные товарищи или нравы трущоб. По существу, делинквент усваивает в отношении самого себя концепцию «биллиардного шара» и рассматривает себя как лицо, которое, помимо его воли, попадает в новые ситуации. С психодинамической точки зрения подобного рода ориентация лица в отношении своих собственных действий может означать глубокое отчуждение от собственного Я. Однако важно подчеркнуть, что толкование ответственности представляет собой конструкцию, обусловливаемую данной культурой, а не просто убеждение, определяемое чертами характера данного человека. Совершенно очевидно сходство между этим способом оправдания незаконного поведения, которым пользуется делинквент, и «социологическим» методом объяснения явлений или «гуманной» системой юриспруденции 1. В данном случае нас интересует вопрос не об обоснованности такой ориентации, а о ее назначении, заключающемся в том, чтобы отвести порицание, связанное с нарушением социальных норм, а также о ее относительной независимости от особенностей структуры конкретной личности 2. Учась рассматривать себя скорее как объект воздействия, чем как активно действующее лицо, делинквент под-

1 Некоторые исследователи не без основания отмечали, что многие

делинквенты проявляют удивительную осведомленность в том, что касается

социологического и психологического объяснения их поведения, и спешат

указать на плохое окружение как на его причину.

2 Возможно, конечно, что личность с определенной структурой может

воспринять те или иные приемы нейтрализации быстрее, чем другие, од

нако этот вопрос остается почти не исследованным.

готавливает почву для отклонений от доминирующей нормативной системы, избегая в то же время необходимости фронтального нападения на сами нормы.

Отрицание вреда. Второй главный прием нейтрализации связан с вредом или ущербом, сопряженным с делинквентным действием. Уголовный закон уже давно проводит различие между преступлениями mala in se и преступлениями mala prohibita, то есть между действиями, являющимися преступными по своему существу, и теми действиями, которые, хотя и незаконны, но не аморальны; оценивая меру преступности своего поведения, делинквент может провести такое же различие. Однако для делинквента вопрос о преступности его поведения может превратиться в вопрос о том, был или не был нанесен его действиями кому-либо явный ущерб, а эта сторона дела может толковаться самым различным образом. Например, вандализм может быть определен делинквентом просто как «озорство»; в конце концов — может рассуждать он — лица, имущество которых было повреждено, легко восстановят нанесенный ущерб. Подобно этому, кражу автомобиля можно рассматривать как «позаимствование», а драки между шайками — как частную ссору, дуэль по согласию заинтересованных сторон на основе предварительной договоренности, а потому нечто такое, что не касается общины в целом. Мы не хотим сказать, что этот прием нейтрализации, обозначенный нами как способ отрицания вреда, предполагает последовательные рассуждения делинквента в указанном духе. Мы скорее считаем, что часто делинквент смутно чувствует, что его поведение в действительности не причиняет большого ущерба, хотя и противоречит закону. Так же, как связь между индивидуумом и его действиями может быть нарушена в результате отрицания ответственности, точно так же связь между действиями и их последствиями может быть нарушена отрицанием вреда. Поскольку общество иногда согласно с делинквентом, например в отношении пропуска школьных занятий, «шалостей» и т. п., то это лишь подкрепляет мысль о том, что нейтрализация делинквентом социального контроля путем ограничения действия норм представляет собой скорее расширение пределов обычной практики, чем проявление полного несогласия с этими нормами.

Отрицание наличия жертвы. Даже если делинквент признает себя ответственным за неправильные действия и готов допустить, что они причинили ущерб или нанесли вред, моральное негодование, испытываемое им самим и другими лицами, может быть нейтрализовано ссылкой на то, что причиненный вред при данных обстоятельствах не является злом. Можно утверждать, что вред на самом деле вовсе не является вредом; скорее он представляет собой форму справедливого возмездия или наказания. Посредством тонкой алхимии делинквент ставит себя в положение мстителя, а жертва превращается в злодея. Нападение на действительных или предполагаемых гомосексуалистов, на членов групп меньшинства, когда

они «много себе позволяют», вандализм, выступающий в форме мести несправедливому учителю или представителю школьной администрации, кража у «плута»-лавочника — все это с точки зрения делинквента может рассматриваться как причинение ущерба тому, кто сам является нарушителем. Как указал Орвэлл, с течением времени тип преступника, которым восхищается публика, вероятно, изменился, и Раффлс больше не является ее героем 1; однако Робин Гуд и его последователи, например энергичный детектив, ищущий справедливость вне рамок закона, все еще владеют воображением людей, и делинквент может рассматривать свои поступки как выполнение подобной роли.

Отрицание наличия жертвы путем трансформации, в результате которой она становится лицом, заслуживающим того, чтобы ему был причинен вред, представляет собой крайнюю форму того явления, о котором мы упомянули ранее, а именно различения делинквентом подходящих и неподходящих объектов своих действий. Однако делинквент может элиминировать жертву еще и в несколько ином плане — в связи с обстоятельствами самого делинквентного действия. В той мере, в какой жертва физически отсутствует, не известна или рисуется в виде смутной абстракции (как часто бывает в случае, когда делинквентные действия направлены против собственности), стирается и представление о том, что жертва существует. Осознанные нормы и предвидение реакции со стороны других лиц должны быть так или иначе активизированы, если мы хотим, чтобы они служили средством регулирования поведения; и вполне возможно, что недостаточно ясное представление о жертве играет важную роль в определении того, возникнет или не возникнет, такого рода процесс.

Осуждение осуждающих. Четвертый прием нейтрализации связан с осуждением осуждающих или, как говорят об этом Макоркл и Корн, с отвержением тех, кто отвергает 2. Делинквент перемещает центр внимания со своих неправильных действий на мотивацию допущенных им нарушений. Те, кто его осуждают, может заявить он,— это лицемеры, замаскированные правонарушители или лица, движимые личным пристрастием. Эта ориентация в отношении законопослушного мира может приобрести особое значение в случае, когда она кристаллизуется в горький цинизм, направленный против тех, кому поручена задача обеспечения выполнения или формулирования норм доминирующего общества. Можно сказать, что полиция продажна, глупа и жестока. Учителя всегда имеют любимчиков, а родители всегда «вымещают» свое плохое настроение на своих детях. В результате небольшой натяжки вознаграждение за соблюдение норм поведения — такое, как достижение материаль-

1 G. Огwell, Dickens, Dali and Others, New York, 1946.

2 L.W. MсСоrk1е and R. Когn, Resocialization Within Walls,

The Annals of the American Academy of Political and Social Science, 293, May,

1954, p. 88—98.

ного успеха,— становится вопросом протекции или удачи, тем самым еще больше роняя положение тех, кто стоит на стороне подчинения закону. Важна не основательность этого предвзятого мнения, а его значение как средства отражения или отклонения негативных санкций, связанных с нарушением норм. В результате делинквент подменяет предмет диалога между его собственными импульсами и реакцией на его поведение со стороны других лиц; когда он нападает на других, ему легче преуменьшить или не заметить неправильность своего собственного поведения.

Обращение к более важным обязательствам. Пятый и последний прием заключается в том, что внутренний и внешний социальный контроль может быть нейтрализован в результате того, что требования общества в целом приносятся в жертву требованиям меньших групп, к которым принадлежит делинквент, братьев или сестер, шайки или кружка друзей. Важно отметить, что в этом случае вовсе не обязательно, чтобы несовершеннолетний правонарушитель отвергал требования доминирующей нормативной системы, несмотря на неподчинение им. Делинквент может скорее рассматривать себя как человека, стоящего перед дилеммой, которая, к сожалению, должна быть разрешена путем нарушения закона. Один из аспектов этой ситуации был изучен Стауффером и Тоби, исследовавшими конфликт между личными и общественными требованиями, между требованиями дружбы и обязательствами перед обществом; результаты их исследования показывают, что «можно классифицировать людей в соответствии с их предрасположенностью к выбору того или иного решения дилеммы, создаваемой конфликтом между ролями, которые они играют в различных социальных группах»1. Однако для нас наиболее важно положение о том, что отклонение от некоторых норм может произойти не потому, что эти нормы отвергнуты, а потому, что другие нормы, которые считаются более настоятельными или связанными с более важными обязательствами, получают преимущество. В самом деле, именно тот факт, что делинквент верит в действительность тех и других норм, составляет содержание нашей концепции дилеммы и конфликта социальных ролей.

Конфликт между требованиями дружбы и требованиями закона или иные дилеммы подобного рода давно осознаны, социологами (и романистами) в качестве всеобщей человеческой проблемы. Если юный правонарушитель часто разрешает эту дилемму, настаивая на том, что он «всегда поможет корешу» или «никогда не продаст друга», даже в случае, когда это вовлекает его в серьезные столкновения с доминирующим социальным порядком, его выбор остается понятным тем, кто, как предполагается, подчиняется закону.

1 S. A. Stоuffer and J. Toby, Role Conflict and Personality, в кн.: «Toward a General Theory of Action (T. Parsons and E. A. Shils, editors), Cambridge, Harvard University Press, 1951, p. 494.

Необычность, быть может, заключается в том, что делинквент в очень широких пределах может рассматривать действия, совершенные им в интересах небольшой группы, к которой он принадлежит, в качестве оправдания допущенного им нарушения норм общества, но это различие в степени, а не в существе.

«Я не хотел этого». «Я никому не причинил вреда». «Они это заслужили». «Все придираются ко мне». «Я это сделал не для себя». Мы выдвигаем гипотезу о том, что эти лозунги или их варианты подготавливают несовершеннолетнего к делинквентному акту. Подобные «определения ситуации»— это в большей степени косвенный или наносимый вскользь удар по доминирующей нормативной системе, чем создание противоположной ей идеологии; и они представляют собой скорее продолжение определенного образа мыслей, существующего в обществе, чем нечто, созданное de novo.

Приемы нейтрализации могут оказаться недостаточными для того, чтобы полностью защитить лицо от воздействия со стороны усвоенных им ценностей и от реакции на его поступки со стороны лиц, соблюдающих требования установленного порядка, ибо, как мы указывали, очень часто юные правонарушители страдают от чувства вины или стыда, когда у них требуют отчета за их неправильное поведение. С другой стороны, некоторые делинквенты могут быть настолько изолированы от законопослушного мира, что им нет надобности прибегать к приемам нейтрализации. Тем не менее мы считаем, что в деле ослабления эффективности социального контроля приемы нейтрализации имеют решающее значение и именно они скрываются за значительным числом случаев делинквентного поведения. Эмпирические исследования в этой области в настоящее время разрозненны и неполны, однако работы Редла \ Крэсси 2 и других содержат значительное количество данных, которые дают возможность внести ясность в теоретические вопросы и расширяют запас доказательств. На данной стадии представляются решающими две линии исследования. Во-первых, необходимо больше знать о различиях в распределении приемов нейтрализации как оказывающего воздействие образа мыслей по группам, различающимся по возрасту, полу, социальному классу, этническому происхождению и т.д. A priori можно утверждать, что подобные оправдания неправильного поведения с большей готовностью используются представителями тех слоев общества, для которых наиболее очевидно расхождение, существующее между общественными идеалами и общественной практикой. Возможно, впрочем, что обычай «натягивать» доминирующую нормативную систему, если не «ломать» 3 ее вовсе, прокладывает себе путь в наши наиболее элементарные

1 См. F. Rеd1 and D. Winеman, Children Who Hate, Glencoe, 1956.

2 D. R. Cressey, Other People's Money, Glencoe, 1953.

3 Слова, взятые в кавычки, имеют в виду обращение с луком.— Прим. ред.

социальные категории, и его следует проследить до сферы и в сфере социальных взаимодействий в пределах семьи. Во-вторых, необходимо большее понимание внутренней структуры приемов нейтрализации как системы убеждений и взглядов, а также взаимоотношений между этими приемами и различными видами делинквентного поведения. По-видимому, определенные приемы нейтрализации лучше подходят для одних актов неправильного поведения, чем для других; мы предположили это, например, для случаев, когда посягательства на собственность сочетаются с отрицанием жертвы. Однако вопрос далеко не ясен и требуется дополнительная информация. Во всяком случае, приемы нейтрализации представляют собой весьма многообещающую- область исследования в интересах расширения и систематизации теоретического подхода к юношеской преступности. Чем больше будет получено информации, касающейся приемов нейтрализации, их происхождения и их последствий, тем лучшее освещение получит как сама делинквентность, так и проблема отклонений от нормативной системы в целом.

РИЧАРД А. КЛАУОРД, ЛЛОЙД Е. ОУЛИН*

Дифференциация субкультуры

Мы переходим теперь к вопросу о специфических социальных условиях, вызывающих к жизни особую делинквентную субкультуру. Анализируя этот вопрос, мы будем широко пользоваться концепциями социальной организации, изложенными в предыдущей главе, в частности концепцией интеграции различных возрастных уровней правонарушителей, а также интеграции носителей общепризнанных ценностей и ценностей, отклоняющихся от нормы. Характер реакций делинквентов не одинаков в разных общинах и, как мы полагаем, зависит от сочетания указанных структур в данной общине. Наша цель — более отчетливо показать, как различные формы развивающейся в общине интеграции влияют на развитие содержания субкультуры.

Преступная субкультура

Преступная субкультура, подобно конфликтной и ретритистской адаптации, нуждается для своего процветания в особом окружении. В числе факторов, поддерживающих преступный образ жизни, находится интеграция правонарушителей на различных возрастных уровнях и тесная интеграция носителей общепризнанных и незаконных ценностей.

Интеграция возрастных групп. Нигде в криминологической литературе концепция интеграции между правонарушителями разных возрастных уровней не выразилась столь отчетливо, как в дискуссиях об обучении преступному поведению. Большинство криминологов согласно в том, что преступное поведение предполагает наличие определенной системы взаимоотношений, посредством которой соответствующие ценности и умение сообщаются или пере-

Источник: «Delinquency and Opportunity», Glencoe, 1961, p. 161—186.

даются от одного возрастного уровня к другому. Каковы же некоторые из специфических компонентов системы, организованной для того, чтобы превратить потенциального преступника в часть общества? -

Эталоны преступной роли. У низшего класса есть свои собственные особые и связанные с местными условиями эталоны незаконного успеха. В литературе часто высказывается мнение, что принадлежащие к низшему классу взрослые, которые достигли успеха незаконными средствами, не только находятся на виду у молодых людей, живущих в районах трущоб, но часто стремятся устанавливать с ними близкие отношения.

Точно так же, как подросток, принадлежащий к среднему классу, вследствие того что он находится в близких отношениях, например, с банкиром или бизнесменом, может стремиться стать банкиром или бизнесменом, подросток из низшего класса может быть связан с «игорным королем» и стремиться сам стать таким же. Решающим здесь является то обстоятельство, что лица, занимающие различные положения в социальной структуре, не имеют равных шансов на успех. В той мере, в какой границы между социальными классами служат барьером, препятствующим взаимодействию людей, находящихся в различной социальной среде, общепризнанные эталоны успеха могут не играть заметной роли в жизни подростка из низшего класса. Вместе с тем преуспевающий преступник может быть своим человеком, хорошо знакомой фигурой в среде, окружающей подростка. Таким образом, одним из факторов .^способствующих развитию рационально организованной, дисциплинированной делинквентности, ориентированной на то, чтобы превратиться в преступность, может явиться доступность эталонов преступного успеха.

Усвоение и осуществление преступной деятельности по возрастам. Процесс, посредством которого молодежь усваивает ценности и приобретает навыки, необходимые для .устойчивой преступной карьеры, описан во многих исследованиях. Центральным механизмом в процессе такого рода обучения является интеграция правонарушителей различных возрастных групп.

Само по себе обучение, как мы уже говорили, еще не гарантирует, что данное лицо может или будет выполнять ту роль, для которой его подготовили. Фактическое исполнение роли также зависит от поддержки со стороны социальной структуры. Утверждая, что лицо должно иметь возможность выполнить стабильную преступную роль и готовиться к ней, мы не хотим сказать, что подготовка к выполнению роли имеет место обязательно в одной стадии, а ее выполнение — в следующей за ней. Ученику может представиться возможность для выполнения определенной роли на различных стадиях процесса обучения.

«Когда мы воровали в магазинах, мы всегда устраивали из этого игру. Например, можно было держать пари, кто украдет больше

шапок за день или сможет стянуть что-либо в присутствии детектива, а затем удрать. Это была самая увлекательная часть игры. Бывало, захожу в магазин, чтобы украсть шапку, примеряю ее, когда продавец не смотрит на меня, а затем выхожу в ней из магазина, а старая остается там. В новой шапке захожу в другой магазин, делаю то же самое, что и раньше, и оставляю здесь шапку, которую украл раньше. Я мог заниматься этим целыми днями. Мне не нужна была шапка, мне хотелось развлечься. Я занимался этим несколько месяцев, а затем стал продавать краденое одному человеку из Вест-Сайда. Тогда я стал впервые красть ради выгоды» 1.

Из этой цитаты видно, как подготовка к делинквентному поведению и выполнение роли могут интегрироваться даже на «игровой» стадии обучения незаконному поведению. Ребенок имеет возможность исполнить незаконную роль, потому что деятельность подобного рода встречает поддержку в непосредственно окружающей его среде. Вознаграждение — денежное и иное — за успешное учение и выполнение усвоенного следует немедленно и доставляет удовлетворение на каждом возрастном уровне.

Интеграция ценностей. Если носители общепризнанных и преступных ценностей не связаны тесно друг с другом, устойчивые преступные роли невозможны. Преступник, как и лицо, исполняющее общепризнанную роль, должен установить отношения с лицами иных категорий, каждое из которых каким-то образом содействует успешному осуществлению преступной деятельности. Как говорит Тенненбаум, «для развития преступной карьеры необходимо, чтобы в непосредственном окружении, помимо деятельности «преступных шаек», имелись и иные поддерживающие ее элементы; развитие преступной карьеры требует поддержки со стороны посредников. Ими могут быть старьевщики, скупщики краденого, юристы, поручители —«свои люди», как их называют» 2. Сложная система взаимоотношений между этими занимающимися законной и незаконной деятельностью лицами представляет собой тот тип окружения, в котором может развиваться субкультура молодых правонарушителей 3.

Превосходным примером того, как определенного рода окружение влияет на содержание делинквентной субкультуры, служит деятельность «укрывателей», торговцев краденым товаром, которых можно встретить в некоторых, хотя и не во всех, районах, населенных представителями низшего класса. Взаимоотношения между

1 Shaw, Juvenile Delinquency A Group Tradition, Bulletin of the Sta

te University of Iowa, 23, 1933, p. 8.

2 F. Tannenbaum, Crime and the Community, New York, 1938,

p. 60.

3 В этой связи, см. работу R. А. С 1 о w a r d, Social Control in the

Prison, Theoretical Studies of the Social Organization of the Prison, Bulletin№ 15, March, 1960, p. 20—48, которая демонстрирует подобные же формы интеграции в тюремных условиях.

подобного рода посредниками и преступниками не ограничиваются взрослыми преступниками; многие исследования жизни низшего класса показывают, что не только между скупщиками и подростками устанавливаются связи, но что скупщики представляют собой решающий элемент в структуре незаконных возможностей. Скупщик часто обслуживает делинквентов и поощряет их преступную деятельность. Он может даже установить над ними контроль, ориентируя их воровскую деятельность в наиболее прибыльном и наименее рискованном направлении. То же самое можно сказать о старьевщиках в некоторых зонах, о рэкетирах, использующих подростков на побегушках, и об иных лицах, выполняющих незаконные или полузаконные роли.

По мере того как преступник-ученик переходит от одного статуса к другому в системе незаконных возможностей, можно ожидать, что он будет все время расширять сеть своих отношений с представителями полузаконного и законного мира. Например, делинквент, поднимаясь в рамках этой структуры, может начать устанавливать контакты со зрелыми преступниками, должностными лицами органов правосудия, политиканами, поручителями, «толкачами» и тому подобными лицами. По мере того как его деятельность интегрируется с деятельностью этих лиц, углубляется его знакомство с преступным миром, он обучается новым приемам и расширяются возможности его участия в новых видах незаконной деятельности. Если он не сможет установить эти отношения, возможность устойчивого, защищенного преступного образа жизни будет для него, безусловно, закрыта.

Следовательно, тип окружения, содействующий преступной ориентации делинквентов, характеризуется тесной интеграцией носителей общепризнанных и незаконных ценностей. Содержание делинквентной субкультуры представляет собой более или менее непосредственную реакцию на воздействие местной среды, в которой развивается субкультура. И мы полагаем, что именно «интегрированное» окружение производит на свет преступный тип делинквентной субкультуры.

Структурная интеграция и социальный контроль. Как общее правило, в делинквентном поведении имеется элемент агрессивности. Даже молодые люди, проживающие в окружении, не благоприятствующем усвоению навыков, необходимых для преступной карьеры, готовы участвовать в потасовках и других формах насилия. Следовательно, одной из черт делинквентности, которую необходимо объяснить, является ее тенденция к агрессивному поведению. Впрочем, агрессивность — не обязательно основной компонент любого делинквентного поведения; она может характеризовать одни группы делинквентов в гораздо большей степени, чем другие. Вследствие этого мы должны сосредоточить свое внимание также -на решении вопроса о том, при каких условиях компонент агрессивности становится преобладающим.

Важность оценки в общей картине делинквентности сравнительного преобладания экспрессивных (внешних) и практических компонентов делинквентного поведения часто недооценивается. Например, Коэн подчеркивает агрессивный или экспрессивный аспект делинквентного поведения, отмечая, что оно характеризуется «неутилитарностью, злостностью и негативизмом», хотя он указывает также, что эти черты могут быть характерными не для всяком делинквентности. Тенденция Коэна пренебрегать сравнительно неагрессивными аспектами делинквентности связана с тем, что он не принимает в расчет отношение между делинквентным поведением и преступностью взрослых. Однако в зависимости от наличия или отсутствия этих интегративных отношений поведение, кажущееся «неутилитарным» при попытках получить доступ к общепризнанным ролям, может обладать значительной утилитарной ценностью для обеспечения доступа к ролям преступным. Более того, эти интегрированные системы могут иметь важные последствия для социального контроля.

В той степени, в которой делинквенты рассматривают в качестве примера старших и более умудренных опытом подростков — участников шаек или даже полностью сформировавшихся преступников или рэкетиров, драматические проявления «злостного, негати-вистского» поведения могут быть продиктованы стремлением выразить солидарность с нормами преступного мира. Может оказаться, что делинквенты, ведущие себя подобным образом с целью завоевать признание со стороны более взрослых преступников, вовлечены в известный нам социологический процесс; а именно, они проявляют преувеличенное повиновение нормам поведения, принятым в той группе, в которую они стремятся попасть, но к которой не принадлежат. При помощи такого преувеличенного повиновения нормам преступного мира делинквенты стремятся в драматической форме доказать свою пригодность для вступления в этот мир. Наблюдателю, ориентированному на общепризнанные ценности, агрессивное поведение подобного рода может показаться бесцельным. Однако с точки зрения носителей отклоняющихся от нормы ценностей нарочитый отказ от общепризнанных ценностей может засвидетельствовать «правильность» кандидата. Будучи однажды признан «правильным», он может быть затем избран для дальнейшего продвижения в преступном мире и подготовки к зрелой преступной деятельности.

Если делинквент успешно продемонстрировал свою пригодность к тому, чтобы получить признание со стороны лиц, стоящих выше него в структуре преступности, вступает в действие социальный контроль, имеющий целью подавить недисциплинированное, экспрессивное поведение; в организованной преступности нет места для импульсивных лиц, способных вести себя неожиданным образом. Драматической иллюстрацией акцента на практической стороне дела может служить дело корпорации «Убийство». Эйб Рилз,

бывший член преступного синдиката, ставший свидетелем со стороны обвинения, сообщил некоторые сведения о корпорации, превосходно иллюстрирующие известную характеристику, данную .Максом Вебером нормам, определяющим выполнение ролей и отношения между людьми в бюрократической организации: «Sine ira et studio» («без гнева и страсти»).

Преступный трест, заявляет Рилз, никогда не совершает убийства по страсти, в состоянии волнения, из ревности, личной мести или в связи с каким-либо обычным мотивом, лежащим в основе частного, неорганизованного убийства. Он убивает безлично и единственно по деловым соображениям. Даже деловое соперничество, добавляет он, обычно не является мотивом, разве что «кто-нибудь слишком уж упрется или сядет тебе на шею». Ни один гангстер не может убить по своей собственной инициативе; на каждое убийство должен быть приказ сверху от начальников, и оно должно служить на благо организации... Преступный трест требует, чтобы убийство было деловым мероприятием, организованным руководителями совместно и выполненным дисциплинированным образом. С начала и до конца это настоящий бизнес, объясняет Рилз. «Это особый род бизнеса, но никому не позволено убивать по личным мотивам. Для убийства должна быть серьезная деловая причина, и руководители объединения должны дать свое благословение»1.

В преступном мире взрослых давление в интересах рационального исполнения ролей распространяется вниз, как мы полагаем, через взаимосвязанные системы различных возрастных групп. На каждой ступени этой незаконной иерархии значение придается практической, а не экспрессивной стороне поведения.

Однако носит ли кража экспрессивный или практический характер — это зависит от того социального контекста, в котором она совершается. Там, где существуют преступные возможности, можно считать, что кража представляет собой форму выражения солидарности с носителями преступных ценностей и, далее, служит способом усвоения различных навыков, необходимых для того, чтобы потенциальный преступник мог добиться полного признания со стороны группы, в которую он стремится попасть. Иными словами, определенное число краж может мотивироваться не столько непосредственной нуждой в соответствующих предметах, сколько необходимостью овладеть искусством кражи. В тех случаях, когда целью кражи является тренировка, способ распоряжения краденым добром не столь важен. Подобно этому, статус умеющего пробраться в «левый передний брючный» связан не столько с той непосредственной выгодой, которую он извлекает из этого приема, сколько с тем фактом, что владение этим приемом характеризует его самого как специалиста высокого класса. Другими словами,

1 J. Freeman, Murder Monopoly: The Inside Story of a Crime Trust, The Nation, v. 150, № 21, May 25, 1940, p. 648. Это всего лишь один из многих источников, где обсуждается процесс бюрократизации преступности.

22*

там, где существуют окружение и возможности, способствующие усвоению и развитию преступной карьеры, кража, помимо удовлетворения непосредственных экономических нужд, может служить средством подготовки к вступлению в преступный мир. Однако там, где подобного рода структуры отсутствуют, кража может быть просто-напросто экспрессивным актом отвержения общепризнанных ценностей.

Шоу указал на связанный с этим аспект социального контроля над делинквентным поведением. Отмечая построение преступной деятельности в соответствии с соображениями престижа, он пишет о способе, посредством которого соответствующие определения, будучи осознанными, начинают регулировать поведение делинквентов.

«Важно отметить... что среди более старших делинквентов и взрослых преступников имеется общая тенденция относиться с презрением к лицам, специализирующимся на мелких кражах. Обычного вора не выделяют ни ловкость рук или внешний лоск, присущие карманнику или гангстеру, ни храбрость, изобретательность и искусность, присущие взломщику, его характеризует лишь примитивная хитрость и умение действовать украдкой — отсюда прозвище «подлый воришка». Возможно, что презрительное отношение к мелкому воровству со стороны более старших делинквентов представляет собой один из факторов, который стимулирует стремление молодых делинквентов отказаться от таких форм мелкой делинквентности, как кража старья, овощей, кража из товарных вагонов... и присоединиться к группам более взрослых правонарушителей, занимающихся совершением таких преступлений, как кража автомобилей или вооруженный грабеж, которые старшие делинквенты считают солидными формами рэкета» 1. Мы считаем, что в той мере, в какой в данном районе имеется разделенная по возрастам преступная структура, в которую могут быть вовлечены молодые делинквенты, нормы, регулирующие преступную деятельность взрослых преступников, распространяются сверху вниз, становясь важным принципом организации жизни молодежи. Молодой человек, вступивший в контакт с этой возрастной структурой и завоевавший первоначальное признание со стороны более старших к опытных делинквентов, станет заниматься скорее не злостной, разрушительной деятельностью, а деятельностью дисциплинированной, практической, ориентированной на построение карьеры. Именно таким способом система преступности взрослых осуществляет контроль над поведением делинквентов. Говоря о городских зонах, характеризующихся интеграцией правонарушителей различных возрастных групп, Кобрин делает замечание, по-видимому, поддерживающее нашу теоретическую схему:

«...Делинквентность имеет тенденцию существовать частично в рамках социального контроля, поскольку деятельность делин-

квентов в этих зонах представляет собой терпимое средство приобретения апробированных роли и статуса. Отсюда, хотя деятельность делинквентов в этих зонах обладает обычными признаками насильственного и разрушительного характера, имеется, однако, тенденция установить эффективные пределы дозволенной деятельности в этом направлении. Другими словами, делинквентность определяется и содержится в рамках местной структуры и имеет хотя и пограничное, но ощутимое отношение к ней» 1.

В целом преступная субкультура возникает преимущественно в той окружающей среде, которая характеризуется тесными связями между правонарушителями различных возрастных групп, а также между преступными и законопослушными элементами общества. В качестве последствия такого рода интегративных связей возникает новая структура возможностей, которая предоставляет альтернативные пути к достижению цели успеха. Вследствие этого давление, созданное ограничениями в доступе к законным средствам достижения цели успеха, находит свой выход. Осуществляется эффективный социальный контроль над поведением молодежи, который ограничивает экспрессивное поведение и принуждает недовольных к усвоению практического, хотя и преступного образа жизни.

Конфликтная субкультура

Вследствие того что подростки, вовлеченные в конфликтную субкультуру, часто ставят под угрозу свою жизнь и жизнь других людей, а также причиняют значительный ущерб имуществу, конфликтная форма делинквентности представляет собой предмет серьезной озабоченности общества. Поэтому мнение о превалирующем характере этой формы делинквентности, возможно, преувеличено. Нет доказательств, дающих основание предположить, что конфликтная субкультура распространена более широко, чем иные субкультуры, однако характер деятельности, связанной с конфликтной субкультурой, делает ее более заметной и таким образом привлекает внимание публики. Вследствие этого многие ошибочно уравнивают понятия «делинквентность» и «конфликтное поведение». Однако независимо от степени ее распространенности конфликтная субкультура имеет важное теоретическое и социальное значение и требует объяснения.

В этой работе мы уже ставили под сомнение общую уверенность в том, что зоны трущоб, именно потому, что там находятся трущобы, обязательно являются дезорганизованными зонами. Мы указали на те формы интеграции, которые сообщают некоторым зонам трущоб единство и внутреннюю связь. Мы высказали предположе-

1 Shaw, op. cit., p. 10.

1 S. Коbrin, The Conflict of Values in Delinquency Areas, American Sociological Review, 16, October 1951, p. 657.

ние о том, что зоны, в которых обнаружены эти интегративные системы, обычно характеризуются преступной, а не конфликтной либо ретритистской субкультурой. Однако интегрированы не все трущобы. Некоторым городским общинам низшего класса недостает единства и внутренней связи. Вследствие отсутствия предпосылок для развития стабильной системы социальных отношений в таких общинах преобладает состояние социальной дезорганизации.

Среди многих сил, определяющих нестабильность социальной организации зон трущоб, можно указать на высокие коэффициенты вертикальной и географической мобильности: массовые новостройки, при заселении которых «прежние соседи» не пользуются преимуществами, вследствие чего старые жители разъединяются, а «пришлые» поселяются вместе; к ним относятся также изменения в землепользовании, как это бывает в случае, когда в жилую зону вторгаются прилегающие торговые либо индустриальные зоны. Силы подобного рода нарушают равновесие, существующее в общинах, ибо попытки жителей развить социальную организацию тут же наталкиваются на преграды. Изменчивость и неустойчивость становятся преобладающими чертами социальной жизни.

Изменчивость и неустойчивость, взятые вместе, порождают мощное давление в направлении культивации насилия среди молодежи в этих зонах. Это происходит, во-первых, потому, что неорганизованная община не может предоставить молодежи доступ к законным способам достижения цели успеха, вследствие чего у молодежи возрастает неудовлетворенность теми возможностями, которые предоставляет им жизнь. Во-вторых, доступ к стабильным системам преступных возможностей также ограничен, ибо дезорганизованное окружение не позволяет развиться интеграции между правонарушителями различных возрастных групп либо интеграции между носителями преступных и общепризнанных ценностей. Короче говоря, молодежь в определенной степени лишена как общепризнанных, так и преступных возможностей. Наконец, в подобного рода общинах слабо осуществляется социальный контроль. Мы полагаем, что эти условия ведут к возникновению конфликтных субкультур.

Социальная дезорганизация и возможности. Общины, которые не в состоянии развить общепризнанные формы социальной организации, не в состоянии также предоставить законные способы доступа к ценимым культурой целям успеха. Дезорганизованные трущобы — это мир, населенный неудачниками, людьми, отвергнутыми более широким обществом. Семьи здесь ориентируются; не на будущее, а на настоящее, не на социальное выдвижение, а на о, чтобы выжить. Община взрослых, самая дезорганизованная, не может предоставить средства и возможности, необходимые для того, чтобы молодежь могла продвигаться по социальной лестнице.

Точно так же, как неинтегрированные зоны трущоб не могут мобилизовать законные средства, для того чтобы предоставить их

молодежи, они не могут также обеспечить ей доступ к стабильной преступной карьере, ибо в таких зонах не развиты усвоение незаконного образа действий и структуры незаконных возможностей. Дезорганизованные трущобы, частично населенные неудачниками из законопослушного мира, служат также пристанищем для отверженных из мира преступного. Это не значит, что в этих зонах не существует преступности, но преступность в этих местах имеет тенденцию приобретать индивидуалистический характер, она неорганизована, преступления мелки, преступность не окупает себя и не пользуется защитой. Эти зоны — прибежище мелких воров, мошенников, сводников, неумелых карманных воришек и других, не продвигающихся далее «налета» на гастрономическую лавку или бензозаправочную станцию. Поскольку они не организованы и не имеют финансовых ресурсов, преступники в этих зонах не могут приобрести иммунитет от уголовного преследования; у них нет ни денег, ни политических контактов, для того чтобы «уладить дело». Поэтому их беспокоит полиция и многие из них большую часть своей жизни проводят в тюрьме. Организованный преступный мир, как правило, в состоянии защитить себя против подобного беспокойства, преследований и угрозы тюрьмы. Однако профессиональная преступность и организованный рэкет, подобно любой деловой организации, могут процветать только в стабильной, планируемой и интегрированной обстановке. Следовательно, в этом смысле неинтегрированные зоны не представляют собой удобной стартовой площадки для прибыльной и безопасной преступной карьеры. Вследствие того, что такие зоны не в состоянии развить среду, благоприятствующую усвоению преступности, а также структуры возможностей, здесь не могут развиться стабильные преступные субкультуры.

Социальная дезорганизация и социальный контроль. Как мы уже отмечали, социальный контроль ведет свое происхождение как из общепризнанного, так и незаконного сектора стабильной зоны трущоб. Иное положение складывается в дезорганизованных трущобах. Дезорганизация самой основы общепризнанной институционной структуры делает невозможным зарождение здесь социального контроля. В то же самое время, как утверждает Кобрин, «поскольку в этих зонах преступность взрослых сама не носит организованного характера, постольку присущая ей система ценностей не получает внешнего выражения и вследствие этого не может выработать нормы, которые могли бы успешно действовать в качестве средства регулирования поведения в группах». Вследствие этого «юные правонарушители с легкостью избегают контроля не только со стороны законопослушных лиц в общине, но и со стороны взрослых правонарушителей». В этих условиях «... преступность несовершеннолетних приобретает дикий, необузданный характер. Делинквентность в такого рода ситуациях чаще характеризуется чертами личности того социального типа, который иногда называют хули-

ганским. Как индивидуальное поведение, так и поведение в группах часто характеризуется столкновениями с применением физического насилия ради него самого, почти что в виде развлечения. Здесь группы делинквентов выступают в виде самодовлеющих, изолированных, конфликтующих между собой групп, борющихся против любых форм ограничения. Уклонение от контроля, исходящего от любой социальной структуры иного характера, если это не устойчивая группировка самих делинквентов, становится здесь полным» 1.

В отличие от Кобрина мы не относим конфликтное поведение в неорганизованных городских зонах только на счет отсутствия контроля. Молодые люди в подобных зонах подвержены острому чувству разочарования, возникающему в результате того, что доступ к цели успеха блокирован отсутствием каких бы то ни было институционализированных каналов, законных или незаконных. Им не доступны не только общепризнанные возможности, но также и преступный путь к «большим деньгам». Иными словами, именно там, где разочарование достигает максимума, социальный контроль ослаблен. Как правило, социальный контроль и доступ к цели успеха связаны между собой: там, где существуют возможности, там можно обнаружить и контроль; там, где отсутствуют возможности, там скорее всего отсутствует и социальный контроль. Связь между этими двумя чертами социальной организации представляет собой логический вывод из нашей теории.

Социальная дезорганизация и насилие. Те из подростков из дезорганизованных городских зон, которые ориентированы на достижение более высокого положения, но отрезаны от институционализированных каналов как преступного, так и законного характера, при разрешении проблемы приспособления к окружающей среде должны полагаться на собственные силы. В этих условиях усиливается и расширяется тенденция в сторону развития неправильного поведения. Эти подростки прибегают к насилию в качестве средства достижения статуса не только потому, что оно служит средством выражения подавленного гнева и разочарования, но также и потому, что они не отрезаны от доступа к насильственным средствам случайностями своего рождения. В мире насилия такие характеристики, как расовая принадлежность, социально-экономическое положение, возраст и тому подобные, во внимание не принимаются; личные достоинства оцениваются по качествам, доступным всем, кто захочет культивировать их. Принципиальной предпосылкой достижения успеха является «характер» и способность переносить боль. Лицу не нужны «связи», «поддержка» либо искусные технические навыки, для того чтобы завоевать «репутацию». Сущность подобного рода воинственного приспособления выражает-

1 S. Коbrin, The Conflict of Values in Delinquency Areas, American Sociological Review, 16, October, 1951, p. 658.

ся словом «отвага». Приобретение статуса — не просто следствие искусного использования насилия или физической силы, но зависит скорее от готовности лица подвергнуться риску увечий или смерти в стремлении завоевать «репутацию». Физически неразвитый подросток может завоевать место в воинственной элите, если, будучи спровоцирован, он подвергнется подобному риску, продемонстрировав тем самым свою «отвагу» 1.

В той мере, в какой структуры общепризнанных и преступных возможностей остаются закрытыми, применение насилия не встречает препятствий. Большая часть агрессивного поведения выражается в войнах между шайками; успех, достигнутый в уличных драках, дает группе уверенность, что ее «район» не подвергнется вторжению, что к ее девушкам не будут приставать, что к членам группы будут и в других отношениях относиться с уважением стар и млад местной общины. Однако, если открываются новые структуры возможностей, насилие проявляет тенденцию к сокращению. В самом деле, успех усилий, направленных к обузданию насильственного, агрессивного поведения среди враждующих шаек, представлял собой результат того именно факта, что определенная влиятельная группа отнеслась к этим шайкам с уважением. Группа является влиятельной, если она может предоставить или по крайней мере может обещать предоставить каналы продвижения к более высокому положению, например связанному с получением работы, образования и т. п. Наиболее драматической иллюстрацией такого процесса могут служить программы, проведенные социальными работниками, вызвавшимися работать с уличными шайками. Следует указать на некоторые результаты проведения в жизнь этих программ.

Во-первых, насильственное поведение среди членов уличных шаек, по всей видимости, быстро сокращается, как только социальный работник устанавливает связь с ними. Сообщая, например, о результатах программы прикрепления социальных работников к шайкам в Бостоне, Миллер замечает: «Одним из первых и наиболее очевидных изменений... было то обстоятельство, что группы, с которыми (социальные работники) работали непосредственно, ослабили активное участие в деятельности сети конфликтующих групп...»2. Уменьшение числа конфликтов может быть результатом умелых усилий социальных работников, однако другим объяснением может служить то, что появление социального работника, занимающегося уличными шайками, символизирует конец социальной отверженности и начало социального приспособления. В той мере, в какой насилие выражает

1 В английском подлиннике слова в кавычках взяты из воровского

жаргона («репутация» обозначена как «реп» и т. д.) и не поддаются точ

ному переводу.— Прим. ред.

2 Эта цитата, как и дальнейшие, взята из работы: W. В. Miller,

The Impact of a Community Group Work. Program on Delinquent Corner Groups,

Social Service Review, 31, 4, December, 1957. p. 390-406.

стремление к завоеванию уважения, логично ожидать его ослабления, когда эта цель достигнута.

Во-вторых, проведение программы прикрепления социальных работников к шайкам, раз уж эта работа начата, усиливает применение насилия среди тех групп, к которым не были прикреплены социальные работники. Опыт Бостона показал, что в той мере, в какой появление работника уличного клуба рассматривалось шайками в качестве акта проявления социального уважения, они вступали в соревнование между собой за обладание этим символом престижа. Как замечает Миллер, «в ходе заключительного периода проведения программы отмечалось резкое увеличение числа драк между шайками, в которые вовлекались группы, охваченные программой... Среди этих конфликтов не было драк между группами, охваченными программой; по большей части они были результатом нападения на эти группы со стороны уличных групп из прилегающих зон, не имевших прикрепленного зонального работника». Миллер полагает, что такие нападения имели место отчасти потому, что «посторонние группы знали, что к группам, охваченным программой, социальные работники были прикреплены в первую очередь потому, что они были самыми беспокойными. Они рассуждали так: «Они были плохие и получили социального работника; если и мы будем плохими, мы также получим его». Следовательно, нападения посторонних шаек на шайки, охваченные программой, были не выражением лишь традиционной вражды одной шайки к другой, а попыткой со стороны не охваченных программой шаек завоевать «репутацию». Отсюда Миллер делает вывод, что «программа, имеющая целью «расчистить» обстановку, порожденную деятельностью шаек в каком-либо одном секторе города, не может рассчитывать на то, что оказываемое ею влияние ограничится пределами этого сектора, а должна учитывать, что успех, достигнутый ею в своем районе, может усилить трудности в прилегающих зонах». Отсюда вытекает, что программы, рассчитанные на обуздание насилия, создают новую структуру возможностей, в рамках которой шайки вступают в соревнование друг с другом с целью добиться социального признания от законопослушного мира.

Наконец, можно наблюдать новый взрыв насилия, в случае когда связь между работником и шайкой заканчивается, если к этому времени члены шайки не были успешно включены в систему общепризнанных возможностей. По-прежнему ощущая отсутствие общепризнанных экономических возможностей, шайка боится потерять ту форму признания со стороны законопослушного общества, которая символизируется присутствием социального работника. Поэтому группа может вновь прибегнуть к старым формам насилия, чтобы удержать работника у себя. При этих условиях законопослушное общество будет продолжать усилия по приспособлению группы из опасения, что в ином случае возобновятся насилия, как это часто и в самом делебывает. Короче говоря, успешной прог-

раммой борьбы с деятельностью уличных шаек является та программа, в результате осуществления которой прикрепленному к группе работнику удается создать каналы, открывающие членам группы доступ к законным возможностям; там, где такого рода каналы не могут быть предоставлены, шайка воздерживается от насилия только в течение времени, пока социальный работник поддерживает с нею связь.

Итак, серьезные ограничения как в отношении общепризнанных, так и преступных возможностей усиливают чувство разочарования и недовольство своим положением. Это недовольство возрастает еще более в условиях ослабленного социального контроля, ибо зона, где отсутствует интеграция между правонарушителями различных возрастов и между носителями общепризнанных и преступных ценностей, не может создать давление, необходимое, чтобы сдержать недовольство среди молодежи. Мы полагаем, что именно в этих условиях подростки обращаются к насилию, пытаясь завоевать положение в обществе. Короче говоря, насилие начинает преобладать в условиях относительной отрешенности от всех институционализированных систем возможностей и социального контроля.

Ретритистская субкультура

Потребление наркотиков — одна из наиболее серьезных форм ретритистского поведения — стало чрезвычайно серьезной проблемой среди подростков и молодых людей, особенно в городских зонах низшего класса. Потребление наркотиков в этих зонах обычно связывают с быстрой географической мобильностью, неадекватным социальным контролем и другими проявлениями социальной дезорганизации. В этом разделе мы намерены предложить гипотезу, которая может открыть новые пути исследования все более острой проблемы потребления наркотиков среди молодежи.

Давление, ведущее к возникновению ретритистской субкультуры. Ретритизм часто рассматривают в качестве изолированного способа приспособления, характеризуемого разрывом отношений субъекта с другими лицами. Это и в самом деле часто бывает верно, например когда речь идет о психотиках 1. Однако наркоман должен поддерживать связи с другими лицами хотя бы для того, чтобы обеспечить себе доступ к постоянному источнику снабжения наркотиками. Если устойчивая преступная деятельность не может быть объяснена ссылкой на одни только побудительные мотивы, то только этим нельзя полностью объяснить и устойчивую наркоманию. Здесь также необходимо наличие соответствующих возможностей. Однако такие возможности ограничены. Как замечает Беккер, незаконное