Фатическое общение в просторечном коммуникативно-культурном пространстве

В последние годы утвердился подход к диалогу как “культурному речеобразованию”, осуществляемому коммуникантами [Скребнев 1985: 193], и к участнику диалогического взаимодействия как носителю “культурно-речевых, коммуникативно-деятельностных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций” [Карасик 1996: 3]. Активно и плодотворно развивается теория речевых культур, связывающая уровень языковых знаний и умений говорящего с типом речевой культуры [Толстой 1991; Гольдин, Сиротинина 1993; Сиротинина 1995; 1998]. Базисные положения этой теории стимулируют появление работ, которые описывают речевые культуры разных типов, а также их взаимные контакты. Наиболее исследованы среди них речевые культуры, связанные со сферой действия литературного языка. Однако нельзя не признать, что в настоящее время в России высок процент говорящих на просторечии [Кёстер-Тома 1998: 8], что языковая ситуация с расположением просторечия в сердцевине национального языка является типичной для жителей всех российских городов [Прокуровская 1996: 69]. Эти факты определили область наших лингвокультурологических интересов — просторечная речевая культура и ее взаимодействие с другими речевыми культурами. Благодаря естественному вхождению в просторечную среду (материал собран в течение 1996-1998 гг. методом включенного наблюдения студентом-заочником Уральского государственного университета М.О. Махнутиным и обработан автором данной статьи), мы получили записи текстов-разговоров, отражающих взаимодействие носителей просторечной речевой культуры внутри этой культуры и на стыках с другими речевыми культурами.

Наши информанты — члены бригады цеха высокоточного оборудования Первоуральского новотрубного завода Свердловской области. Их паспортные данные не ограничены половыми, возрастными и образовательными признаками. М., Ю., В., Д., О., А., В.И., Т.В. — мужчины и женщины разных возрастов; рабочие и служащие — слесари, токари, фрезеровщики, станочницы; выпускники школ, ПТУ, техникумов, студенты вузов. Начальник цеха А.М. имеет высшее техническое образование.

Социологи отмечают, что сегодня особенно возрастает роль малой социальной группы в коммуникации и уменьшается роль соседских контактов в пользу родственных, дружеских, служебных. Бытовые разговоры часто ведутся в рабочее время. Поскольку обычно люди связаны долгие годы с одним местом работы, оно становится вторым домом и местом глубоких человеческих контактов. Одинаковый “стереотип жизненного процесса” [Яницкий 1987: 133], выполнение одних и тех же функций, способствующих удовлетворению однородных интересов и потребностей, система норм и ценностей, объединяя членов социальной группы, определяют инвариантность их деятельности, типичное поведение, в том числе и культурно-речевое. В нашем материале значительное место занимают диалоги бытового характера, отражающие неофициальное непринужденное общение членов бригады. Они ведутся в подсобке, за чашкой чая, во время перекуров и имеют неформальный характер.

Определение культуры как совокупности текстов [Лотман 1992; Мурзин 1994] дает возможность обозначить среду обитания и окружения, формирующую привычное культурно-речевое взаимодействие, как коммуникативно-культурное пространство. Последнее может быть представлено в виде набора текстовых фрагментов (далее также ТФ) как целостных диалогических структур, характеризующихся предметной и/или личностно ориентированной тематической и модальной связанностью. Мы определяем коммуникативно-культурное пространство как заключенное в географические, темпоральные, социальные границы общение, вырабатывающее речевые, поведенческие, жанровые и другие стандарты, определяющее ролевую иерархию, доминирующий тип речевой культуры и формы взаимодействия с другими типами речевых культур.

В исследуемом коммуникативно-культурном пространстве доминирует просторечная речевая культура. Этот тип речевой культуры обеспечивает потребности общения людей, не поднявшихся до уровня “интеллигентного владения языком”, представляющего сложную, в основном книжную культуру [Прокуровская 1996: 67]. По наблюдениям О.П. Ермаковой, Т.И. Ерофеевой, Г.А. Золотовой, Л.А. Капанадзе, А.А. Скребневой и др. исследователей, просторечие характеризуется ненормативностью, бедностью речевых ресурсов, сниженной “тональностью” слова, повышенной экспрессивностью, сочетанием разностилевых элементов, обилием жаргонизмов. Это подтверждает и наш речевой материал, например: Деньги-то в ихный карман идут; Бригада со Свердловска приехала; Давай/ Максим/ лапши на уши вешай; А он ушлый // Ходил в увольнение на танцы и спортил девку-то // Их в горисполкоме дедка списал; Не угнетай наше настроение; Ты мне не тычь/ я тебе не Иван Кузьмич; Самогонки сделаю/ всех упою // Ох и попируем; Куда начальник-то свалил? и др. О.П. Ермакова отмечает, что “просторечность” высказывания определяется не столько удельным весом просторечных элементов, сколько личностью говорящего, его возможностью выбирать из разных кодов, его собственным отношением к избранным средствам выражения [Ермакова 1984: 17]. Например, Ю. (об одном из членов бригады) Баранам бесполезно/ нец. <здесь и далее нец. — нецензурное> / объяснять // Я ему говорю/ “Иди домой”/ нец. // Он ходит тут надо мной/ ноет // Бесполезно // Зудит и зудит/ одно и то же // Бесполезно ему что-то объяснять/ доказывать // Че (что) с ним спорить? Только в рыло/ в репу давать; А. Как они живут/ немцы? У них принцип жизни/ накапать на соседей // Основа всей жизни // Присущее носителям просторечия “естественное мировосприятие” часто задает такие словесные формулировки, в которых отражается, с их точки зрения, действительность, как она есть. Например, мать о сыне: Он у нас дураком сделался/ и не пошел в армию // Щас (сейчас) грит (говорит)/ “Мама/ с меня надо снять/ что я дурак/ и сделать/ что у меня желудок болит” // Я грю (говорю)/ “Нет уж/ все теперь/ дурак так дурак”; за праздничным столом: То ли дело/ на халяву наедимся/ и зато дома есть ниче (ничего) не будем; о Пугачевой и Киркорове: Двадцать лет разницы // Она ему в матери годится // Ну ниче (ничего)/ потом Кристину захомутает и все нормально будет // и др.

Доверительные, даже интимные разговоры либо просто болтовня во время перекура или чаепития эксплицируют нравственные ценности, которыми насыщено коммуникативно-культурное пространство (работа, семья, любовь, дети, дружба и др.) и нормы вербального и невербального поведения носителей просторечной культуры (например, активная тенденция рабочих-мужчин к сквернословию). Известно, что система социально-психологических норм и принципов поведения, сложившихся в той или иной культуре, находит отражение в системе речевых жанров. Вслед за К.Ф. Седовым будем понимать речевой жанр как “вербальное оформление типичной ситуации социального взаимодействия людей” [Седов 1998: 11]. Попытаемся представить речевые жанры, бытующие в изучаемом коммуникативно-культурном пространстве.

Анализ ТФ показывает, что изучаемое коммуникативно-культурное пространство не маргинально и характеризуется включенностью в пространство общекультурное. Это проявляется в общности речевых, жанровых, поведенческих стереотипов. Например, в жанровое поле, общее с литературной культурой, входят такие “гипержанровые формы” [Седов 1998: 18], как болтовня, застолье, внутри которых мы выделили жанры сплетничания, рассказа, разговора по душам, самопрезентации, спора, ссоры, застольной беседы и др. Ситуации речевого взаимодействия могут иметь гармонический или дисгармонический коммуникативный результат, зависящий от достижения или недостижения говорящими коммуникативной цели при условии сохранения баланса отношений между ними и реализации ролевых предписаний и ожиданий.

Вот, например, текстовой фрагмент застольной беседы (отмечается празднование 8-го Марта):

Т.В. Сначала надо выпить/ потом есть //

В. Вот-вот // я и подаю //

Т.В. Ой/ спасибо // У/ хорошие пироги // Молодцы девки/ научилися стряпать // Где заказывали? Там же?

А.М. Там же //

Ю. Портвейн изюмом отдает/ типа хереса //

М. Жженым сахаром //

В. Портвейны/ они все немножко горелым пахнут //

Т.В. Ну че (что)/ Максим/ ухаживай за теть Таей // Чаю давай быстро // (М. наливает Т.В. чаю) Одна заварка? С ума сошел/ что ли?

М. Да какая это заварка? Просто так/ баловство одно //

Т.В. Ой/ кому еще надо сахару? (Обращается к соседке) Вера/ ты что? Если не будешь выступать/ они же не нальют ни за что // (Кокетливо) Валера/ это что такое? Выступали/ дак

(так) налили // Не выступает женщина/ молчаливо сидит/ никто не ухаживает // Это что такое?

В. Я сейчас //

Как видим, ТФ демонстрирует не только ролевые позиции партнеров и субкультурные предпочтения, но и стиль межличностного общения, который можно обозначить как фамильярный, грубовато-экспрессивный. Ср. оценка поведения партнера и замечание окрашены резкой, грубоватой тональностью: С ума сошел/ что ли? Если не будешь выступать/ они же не нальют ни за что //, а просьба звучит как приказ: Чаю давай быстро // Анализ большинства ТФ (более 70%) показывает, что коммуниканты хотят общаться ради фатики, удовольствия. Коммуникативные установки партнеров на контакт и кооперацию, гедонистический настрой, выбор позиции “Я” к “Другому”, тональность доверительности, заинтересованности, речевые подхваты и поддержки формируют гармонический результат взаимодействия:

Т.В (о сыне) Денису 23года // У него есть девушка // Я уж его всего испилила // “Ты что ей мозги/ это самое/ компостируешь?” // Они со школьной скамьи уже ходят //

М. Потом под ручки и в горисполком //

Т.В. Не знаю //

В. Со школьной скамьи ходят/ а женятся на других //

Т.В. Ну бывает/ бывает // Ну а эти же/ покупают все вместе //

О. Ну/ потом делить будут/ вместе //

Т.В. Потом делить будут // Точно //

М. Пополам бензопилой //

А.М. Как в том анекдоте // “Вы/ грит (говорит)/ что/ с женой помирились?” // “А че (что)/ говорит/ такое?” // “Да я смотрел/ как вы вчера дрова пилили” // “Мы мебель делили” // (Все смеются)

Отметим, что это коммуникативно-культурное пространство открыто для разумных инокультурных “инвестиций”. Общение носителей просторечной, литературной, народной культур происходит на базе опорных звеньев общекультурного сценария, характеризуется стремлением к коммуникативному равновесию.

Носители просторечной речевой культуры нарушают постулаты вежливости (уместности, скромности и др.), не желая при этом намеренно обидеть партнера по общению, например: М. Короче/ Федорыч/ так начальнику и скажи/ “У меня нет организаторского таланта” // Я все продумаю // Ты купишь/ я тобой руководить буду // На грубоватые “выпады” и непреднамеренное вторжение в личную сферу адресат обычно не обижается:

Ю. Да я понимаю/ что ты серьезно тоже не воспринял //

Возможна и нулевая оценочная реакция, например:

Из разговора за праздничным столом

Ю. Я бы щас (сейчас) [пирог] с капустой //

А.М. Подайте Юре с капустой //

М. С капустой // Козел что ли/ с капустой-то есть?

Ю. не реагирует.

Причиной дисгармонии, приводящей к временному (ситуативному) разобщению, кроме нарушения норм речевого поведения, может стать расхождение в культурных и идеологических предпочтениях, нарушение ролевых предписаний, непонимание тональности общения, выдвижение на обсуждение табу-темы. Возникающие при этом точки напряженности обычно гасятся с помощью уступки, шутки, переключения разговора на другие темы.

Прямая вербальная агрессия чаще направлена не на “своих”, а на “чужих” — политиков, общественных деятелей, журналистов, актеров и др.: Вот сейчас Любимов/ это такая скотина стала; о продавщице: Дура такая/ нец. // На ее лицо посмотришь/ сразу становится ясно/ что щас (сейчас) будет большая разборка в маленьком Токио // Начальник А.М. также не причисляется к “своим”. Существует скрытая оппозиция: он, начальник, чужой (мы, рабочие, свои. Хотя А.М. не является конфликтным человеком и стремится учитывать интересы коллектива, рабочие, в основном без специального технического образования, недолюбливают его, относятся к нему с насмешкой:

В.И. Вообще/ если я брошу работать/ то сразу постарею на десять лет // Лишиться такого придурка/ соседства с таким придурком/ это сразу/ знаешь как подействует //

М. Ну спасибо/ Владимир Иванович // То есть / Вы считаете/ что я придурок/ да?

В.И. Я разве сказал фамилию?

Ю. Сказал/ “Этот придурок” // Можно понять/ что начальник // (Все смеются)

Скрытая неприязнь к начальнику, однако, не выливается в открытую вербальную агрессию, хотя один из рабочих склонен к ней. Создаваемая им ситуация вызова, подстрекательства к конфликту не поддерживается остальными членами группы: Давайте щас (сейчас) все вместе не пойдем туда [в кабинет начальника на оперативку — И.Ш.] // Пусть сам сюда придет // А че (что)? Почему мы все/ нас много/ должны идти туда? А он там один // Так дело не пойдет // <…> Вот ведь вы все какие/ да? Испугались че-то (что-то)/ испугались/ побежали // Я подстрекаю? Как? А вы подстреклись // Не подстреклись же совсем //

Поведение другого рабочего рассматривается как сознательный вызов руководителю, но не воспринимается серьезно, о чем свидетельствует глагол с отрицательной оценкой ребячиться. Он несет информацию о поведении рабочего, свойственном ребенку, а не взрослому, серьезному человеку: Юра Пужин написал [на куртке — И.Ш.] / “Не стой над душой”/ и напоказ // Подойдет к начальнику/ покрутится/ повертится // И так ниче (ничего) ему // Пускай/ раз человек захотел поребячиться //

Рабочими осуждаются люди, которые отклоняются от поведенческих стереотипов, установившихся в их референтной группе, нарушают общепринятые нормы с целью демонстрации определенных социальных ролей. Под референтной группой мы, вслед за Л.П. Крысиным, понимаем группу, нормам и ценностям которой индивид отдает предпочтение, с которой он чувствует себя связанным наиболее тесно и мнением членов которой особенно дорожит [Крысин 1989: 80]. Осуждаются “свои”, которые присваивают “символьные знаки” лица (манеру поведения, интонацию, речевые жанры), обладающего более высоким социальным статусом. Например, в кругу равных по социальному статусу лиц используют “начальственные” речевые жанры (распоряжение, приказ), менторскую тональность, имитируя и демонстрируя образец поведения начальника:

А. Смотрю за ним Н. побежал/ вперед его в кабинет заходит // Начальник за ним // (Смеются) Я еще удивился/ что он за его стол не сел //

Ю. Садится/ бывает/ когда его нету //

А. А у Н. все-таки какая-то мания величия присутствует //

Ю. Какие-то распоряжения/ нец./ любит давать //

А. Рекомендации //

Ю. Но/ вчера прибежал // Вот это вот // Давай че-то (что-то) нас учить //

А. Тише ты/ не ори // Ты не Сафронов // [Сафронов — начальник — И.Ш]

Как видим, ненатуральность ролевых функций, неадекватное коммуникативное поведение, выход за пределы иерархии не одобряются.

Ситуация выяснения отношений выявила такой поведенческий жанр, как драка. Инцидентом, приведшим к открытому столкновению, стала банальная инвектива. Драка — типично мужская форма реагирования на инвективу, особенно если последняя представляет собой вмешательство в личностную сферу адресата. Большинство рабочих осуждает драку, соизмеряет происшедшее с общекультурными этическими нормами:

Ю. Стыдно в глаза-то смотреть/ коллегам //

Д. Взрослые/ нец./ мужики/ нец. //

М. А ума/ нец. //

О. Деды должны быть //

М. Да он еще не созрел для деда // Он/ по-моему/ полностью для отца-то не созрел

Рабочие постарше любят поучать молодых, давать им советы, например: В. (разговаривает с молодым рабочим) Вообще так и надо/ жену старше брать // Где-то лет на десять // К старости у ней открывается материнская любовь/ она знаешь как любит мужа // Вот как у нас Васька Ф. был // Она же у него старше // Он всегда придет наглаженный/ начищенный // Он на работу ходит/ как ты по улице не ходишь // Щас (сейчас) найди себе лет 30-35 женщину // Она знаешь как тя (тебя) любить будет!

Жанр сентенции концентрированно отражает итог собственных размышлений и наблюдений либо коллективный опыт народа: В жизни бывает/ со школьной скамьи ходят/ а женятся на других; Начальство всегда у пирога садится; Две женщины у одной плиты не сварят/ дележка начнется.

Заметим, что молодые далеко не всегда прислушиваются к советам старших. Несовпадение субкультурных стереотипов, объясняемое разницей в возрасте, сменой ценностных и вкусовых предпочтений, порождает прекословные диалоги, непонимание. Например, культурные стереотипы общения с женщиной, предлагаемые человеком иного возрастного статуса, и культуремы поколения 50-60-ых гг. вызывают у молодых неприятие и отторжение. И наоборот, культуремы свободного общества конца 90-ых гг. отторгаются пожилыми:

(1) М. (поет) “Месяц спрятался за рощу” //

В.И. Вот ты женщинам песню эту подаришь //

М. Кого? Вот еще/ буду я //

В.И. Гитару бы принес //

М. Да делать мне больше нечего/ таскать эту балалайку //

В.И. Хочешь для своей женщины спеть? Есть “Воды арыка” Рашида Бейбутова //

М. Чего-чего?

В.И. (поет) “Воды арыка бегут как живые/ переливаясь/ играя/ журча // Здесь у арыка я помню впервые/ глянули эти глаза на меня” // Хорошая песня //

(2) В. (спрашивает о секс-магазине “Интим” у пожилого мастера) А Вы туда заходите?

В.И. Нет/ не захожу // Стыдно мне туда заходить //

Рабочие, особенно молодые, любят балагурить и поддразнивать друг друга. Ирония воспринимается адекватно. Партнеры стремятся внести вклад в общение в виде шутливых цитат, остроумных вопросов и ответов, образных сравнений. Иронические вставки привносят искрометность в общение, чувство эмоционально-интеллектуального задора. Шутливую тональность создают и элементы языковой игры. Приведем примеры:

В. Нас во время войны знаешь куда готовили?

М. (с удивлением) Вас/ во время войны? Ты неплохо сохранился после

семнадцати пластических

операций //

В. (поправляет) На время войны //

М. Я знаю/ что я годен только на случай ядерной войны //

А. В качестве?

Д. В качестве мяса //

А. Жаркого или как?

М. Ты-то на суп пойдешь/ это явно // А я-то хоть помогу нашим солдатам // (Все смеются)

Ю. — Деверь/ брат жены?

Т.В. — Брат жены //

Ю. — А не шурин?

Т.В. — Не знаю/ Шурин наверное // Я в этих не разбираюсь // А ты разбираешься?

Ю. — Да просто у меня есть друг Шура/ а у его жены есть шурин // Шурин шурин // (Смеются)

В рабочей просторечной среде владеют этикетными жанрами. Частотными, по нашим наблюдениям, являются жанры приветствия, прощания, просьбы, благодарности. Речевой отрезок при этом может получать разностилевое наполнение, например: О/ Михалыч // Привет/ валенок. Мы выделили также жанр комплимента, поздравления, разговора по телефону. Приведем примеры:

(1) М. — О-о-о/ Валера // Здравствуй/ здравствуй //

В (радостно) — Кто к нам в гости пришел //

М. — Пришел // Я //

В. — Ты еще поправился //

М. — Поправился? Все говорят похудел //

В. — Они льстят тебе //

М. — Льстят? Ладно //

(2) После празднования 8-го Марта

Т.В. — Ой/ ну ладно // Спасибо/ мужчины //

О. — Пожалуйста //

Т.В. — Подняли нам тонус //

М. — Не за что // Приходите к нам еще //

Т.В. — Ну если пригласите/ то придем // Заказывайте пироги //

Как видно, ТФ содержат сигналы как дистанцированной так и солидарной вежливости [Земская 1997]. Речевые этикетные формулы обычно включают типично мужские грубовато-просторечные, фамильярные выражения (Будь здоров; Здорóво/ орлы) и общеупотребительные, нейтральные (Здравствуй; Не за что; Пока; Приятно видеть; Благодарю). В просторечной среде принято обращаться к партнеру-ровеснику по имени (Серега, Юрик), а к старшему по возрасту либо по имени и отчеству (Владимир Иванович), либо просто по отчеству (Федорыч, Иваныч, Митрофаныч). Бытуют и клички, например: Немец от Немкин, Астахер от Астахов, Соловей от Соловьев. Частотны просторечные женские наименования: Соловьиха, Пугачиха и под. Заметим, что они не обидны и не задевают нравственного достоинства человека.

Мужские разговоры характеризуются тематической разноплановостью: автомобили, политика, женщины, события личной и общественной жизни, компьютеры, работа на дачном участке и др. Следуя подсознательной стратегии самоутверждения, партнеры-мужчины борются за статус в мужской иерархии, демонстрируют осведомленность в предмете разговора, уверенность, компетентность, например:

Д. Хорошая машина в принципе “Москвич”/ блин //

В. Неплохая //

М. Вот только движок туда от шестерочной // Вообще идеально // Она прет будь здоров //

А. Там два новых “Москвича” показывали //

М. Вчера-то/ пробег-то/ да // Две машины без поломок прошли/ а остальные/

В. (перебивает) — Ну ты читал данные? Там полностью все с “Рено” // Она сборная // Там это/ со всех заводов хороших насобирали //

Д. Она и стоить будет // Не/ ну так-то машина-то путевая //

А. Там от “Москвича”-то ниче (ничего) нет //

М. Не/ кузов-то наш // Гниет-то махом/ оцинкованный еще //

А. Железо тоже кстати оттуда // Из Франции оцинкованные листы //

М. Дожили // Пропили все наше машиностроение //

Мужчины любят посплетничать не меньше, чем женщины. Не является коммуникативным табу обсуждение личной жизни человека, его финансового состояния, а также размера заработной платы:

Д. С.-то просто жаба давит // Че-то (что-то) он/ это самое/ вроде бьется как рыба об лед/ да? Один на “Волге” ездит/ другой стиральную машину собрался покупать //

Ю. А лох и ныне там // Денег до/ нец./ недвижимости тоже // Ничего же не берет/ нец./ (Хмыкает) Хе/ он такой вот! “Денег у меня в принципе хватит/ но крутой буду/ нец. // 4-5 лимонов за стиральную машину // Такие деньги отдавать //

Д. Да-да-да // Жене его позвони/ скажи/ что он так говорил // Ха-ха (Смеется)

Ю. Она провесится сразу //

Д. Нет/ мне кажется/ жена давно уже все копейки подсчитала // Куда он истратит/ на что //

Ю. Дак (так) они у нее/ не у него // Раз он себе загранпаспорт оформил/ зачем ему машина?

Д. А-а-а // Слава тебе Господи! Хоть бы свалил быстрей!

Известно, что большая часть малых групп имеет свою структурную иерархию. В бригаде есть формальный лидер (начальник А.М. — носитель среднелитературной культуры) и неформальный лидер (мастер В.И. — носитель просторечной и народной речевых культур). Формальный лидер следит за ходом производственного процесса, проводит оперативные совещания внутри бригады, контролирует деятельность рабочих. Речевые жанры приказа, сообщения, распоряжения и языковые средства, служащие для их оформления, — это та индексальная и регулятивная информация [Карасик 1989: 3], которая проявляет высокий социальный статус А.М., определяет естественность общения по нисходящей. В неофициальной обстановке степень коннекции (связанности с партнерами) [Сухих 1998: 17] меняется от дистанцированности до интимности: он обращается к рабочим по имени и на ты, обсуждая самые разнообразные темы, не чужд шутке и подначке, рассказывает анекдоты, использует просторечную, сниженную, жаргонную, книжную лексику, объединяя ресурсы различных речевых культур: Ну/ по слухам/ самолет-то уже прибыть должен // Ирак прибыл/ а он нет // Она/ не долго думая/ снова билет туда/ в Эмираты // там узнала/ где он завис/ той бабе волосы выдрала/ мужика на самолет и сюда // И это все/ у него кончилась эпопея поездок за границу // В Эмираты он ни ногой //

Носитель литературной культуры владеет этикетными жанрами приветствия, поздравления, комплимента и др., использует их для проявления солидарной вежливости и уважения, расположения, например:

А.М. Ну что/ уважаемые женщины/ наступил ваш день //

Т.В. Наконец-то/ так долго ждали //

А.М. Разрешите вас поздравить/ с наступающим праздником/ Днем 8-го марта/ Днем международной солидарности // Пожелать вам всего самого-самого хорошего // Цветы чтобы были у вас нас столе // Счастья/ удачи вам/ и чтобы любимые мужчины вас никогда не забывали //

Т.В. Мы знаем/ что Вы всегда нас балуете // Спасибо Вам //

А.М. Для того вы у нас и есть //

А.М. не употребляет нецензурных слов и очень обеспокоен засоренностью речи рабочих. “Витиеватая” брань, циничные словесные выверты — сигналы антикультуры, более характеризующие, по мнению руководителя, речь деклассированных элементов, но не рабочих. Замечания делаются им в вежливой, смягченной форме. Говорящий увещевает, апеллирует к здравому смыслу слушающих, призывает обрать внимание адресанта на собственный статус и статус окружающих:

М. А помнишь/ он [начальник — И.Ш.] тут заходил? (Говорит голосом начальника) “Максим Олегович/ нельзя же матом ругаться // У нас здесь люди старше Вас есть/ есть более молодые/ И как-то может быть им неприятно” // “Я/ говорит/ не могу понять // Ты там типа / с такими друзьями общаешься/ которые такие некультурные?” // нец. //

Один из рабочих матерится

А.М. Для таких солидных людей это несолидно //

Записи показывают, как велика роль неформального коммуникативного лидера. Таким в бригаде является мастер В.И. По мнению В.В. Богданова, коммуникативный лидер — это “человек, который обладает нетривиальной информацией с точки зрения данной ситуации общения, умеет выразить эту информацию в наилучшей форме и довести ее до сведения адресата посредством оптимального языкового контакта” [Богданов 1990: 29]. Коммуникативный лидер определяет тематику разговоров, выбор речевых жанров, меру гармонии и деструкции. Такие общечеловеческие этические ценности, как доброта, жалостливость, порядочность, общекультурные этикетные умения выслушать человека, проявить такт и вежливость, отсутствие агрессивности и менторства в общении составляют образ настоящего лидера. Рабочие тянутся к В.И., прислушиваются к его мнению, подражают ему, например:

(1) Молодые рабочие о В.И., в его присутствии

Ю. А вот с ним по цехам погонять/ это же вообще // Его везде знают/ везде свои люди //

В.И. Со всеми почти портянки сушил //

(2) М. Валера щас (сейчас) как Иваныч стал // Попросишь/ “Дай что-нибудь” // Валера/ “С удовольствием/ но не могу” //

Несомненно, В.И. — яркая языковая личность, задушевный и интересный собеседник, имеющий независимую точку зрения на многие проблемы. В.И. получает информацию из разных культурных каналов, в его речи переплетаются как книжная лексика иноязычного происхождения, так и языковые маргиналии. Вот как представлен речевой жанр самопрезентации в “исполнении” В.И.:

В.И. <…> существует две категории людей // Так вот/ не скажу/ что я стопроцентный альтруист/ то есть/ ну/ живу для других/ потому что для себя-то я тоже живу // Сказать/ что я эгоист/ тоже нельзя/ потому что/ нец./ вот у меня такая привычка // Кто бы/ о чем бы меня ни попросил/ если уж у меня есть такая возможность // пожалуйста/ это редкий случай бывает/ что я скажу/ “Нет/ не могу пошли на хер” //

М. Но Вы же так не говорите никогда // Вы говорите/ “С удовольствием/ но не могу //

В.И. <…> Я просто очень доброжелательный такой // Вот седня (сегодня) не купил книжку у бабы/ до сих пор (НРЗБ) // Ну с похмелища/ ну с такого/ что ее спасать нужно было // Случись что с ней/ Бог накажет!

Кроме того, В.И. является носителем народной речевой культуры. Рабочие говорят о нем: Вот у кого фольклор надо собирать // В речь В.И. вкраплены шутки, прибаутки, фольклорные цитаты. Вот, например, его реакции, зафиксированные при обсуждении темы, ставшей приметой нового времени — присутствие мужа на родах, роды в воду:

М. У нас в роддоме сейчас разрешается за определенную плату присутствовать мужу на родах // Вы-то/ Владимир Иваныч/ у нас это/ как?

<…>

В. И. Раз не положено/ значит/ не положено // Бабка-повитуха должна быть около нее // Все само //

Д. “Моя семья” // Там //

М. Че-то (что-то) слышал //

Д. Она рожала в воду //

В.И. Одихмантьев сын // А на той на речке на Смородинке/ да на дубе на том корявом-то/ сидит Соловей-разбойник/ Одихмантьев сын //

В заключение еще раз подчеркнем, что фатическая функция общения в просторечной среде не утрачена. Рабочие хотят пользоваться литературным языком, особенно когда собираются для беседы, для удовольствия. Можно выделить общее с литературной культурой жанровое поле. Память жанра в исследуемом коммуникативно-культурном пространстве существует, но она может быть искажена стереотипическими проекциями “просторечного” коммуникативного опыта, что приводит к речежанровым модификациям. Можно утверждать, что просторечная речевая культура — это система, вырабатывающая речевые и поведенческие стереотипы, определяющая отбор жанров и направления их трансформации.

ЛИТЕРАТУРА

Богданов В.В. Коммуникативная компетенция и коммуникативное лидерство // Язык, дискурс и личность. — Тверь, 1990.

Гольдин В.Е., Сиротинина О.Б. Внутринациональные речевые культуры и их взаимодействие // Вопросы стилистики. — Саратов, 1993, вып. 25.

Ермакова О.П. Номинации в просторечии // Городское просторечие. — М., 1984.

Земская Е.А. Категория вежливости: общие вопросы — национально-культурная специфика русского языка // Zeitschrift für slavische philologie Band LVI (1997). Heftz sonder druch universitatsverlag C: winter Heidelberg.

Карасик В.И. Статус лица в значении слова. — Волгоград, 1989.

Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград — Астрахань, 1996.

Кёстер-Тома З. Некоторые размышления по поводу состояния современного русского языка // Русистика, 1998, №1-2.

Крысин Л.П. О речевом поведении человека в малых социальных общностях (постановка вопроса) // Язык и личность. — М., 1989.

Лотман Ю.М. Поэтика бытового поведения в русской культуре 18 века // Лотман Ю.М. Избранные статьи в 3 томах. Т.1. — Таллин. 1992.

Мурзин Л.Н. О лингвокультурологии, ее содержании и методах // Русская разговорная речь как явление городской культуры. — Екатеринбург, 1996.

Прокуровская Н.А. Город в зеркале своего языка. — Ижевск, 1996.

Седов К.Ф. Анатомия жанров бытового общения // Вопросы стилистики. — Саратов, 1998, вып. 27.

Сиротинина О.Б. Устная речь и типы речевых культур // Русистика сегодня. 1995. № 4.

Сиротинина О.Б. Русский язык в разных типах речевых культур // Русский язык в его функционировании. Тезисы докл. международн. конф. 22-24 февраля 1998 г. — М., 1996.

Скребнев Ю.М. Введение в коллоквиалистику. — Саратов, 1985.

Сухих С.А. Прагмалингвистическое измерение коммуникативного процесса. Автореф. дисс. ... доктора филол. наук. — Краснодар, 1998.

Толстой Н.И. Язык и культура (Некоторые проблемы славянской этнолингвистики) // Рус.яз. и современность. Проблемы и перспективы развития русистики / Всесоюзн.научн.конф. (Москва, 20-23 мая 1991 г.): Доклады.Ч.1. — М.,1991

Яницкий О.Н. Экологическая перспектива города. — М., 1987.

Е.В. Уздинская