Глава I соотношение синтаксиса и культуры

Раздел 1. Лингвокультурологическая характеристика

Русского и белорусского языков

Лингвокультурные типы языков

"Язык - нация - культура" - центральная триада лингвокультурологии" [Воробьев В.В. 1997, с.13].

Межкультурная общность языков мира есть основа взаимопонимания их носителей. Она обусловливает антропоморфную универсальность наивной картины мира, запечатленной в языках. Вместе с тем подобно тому, как в культуре каждой нации есть общечеловеческое и этнонациональное, так и в семантике каждого языка есть отражение как общего, универсального компонента культур, так и своеобразия культуры конкретного народа.

Язык как "естественный" субстрат культуры, пронизывающий все ее стороны, служащий инструментом ментального упорядочения мира и средством закрепления этнического мировидения, трактуется в исследованиях по структурной семиотике (Р.О.Якобсон, К. Леви-Стросс, Ю.М.Лотман, Н.И.Толстой, Вяч.Вс.Иванов, В.Н.Топоров). Интегральный характер речи и ее аналогов, по мнению лингвистов, позволяет сравнивать между собой языки с точки зрения их культурного типа и доказательно говорить о культурной типологии языков.

В разработке принципов сравнительной типологии лингвокультурных феноменов исходным для современной структурной семиотики выступает деление К.Леви-Строссом культур на "холодные" и "горячие" по своему отношению к сохранности канонических текстов и созданию новых текстов культуры. В "горячих" культурах, к которым относятся все европейские культуры, акцент переносится на творческий характер языкового акта, т.е. создание нового текста, который должен нести максимальное количество информации. В таких культурах распространение средств массовой информации способствует накоплению языковых клише, на определенный период становящихся каноническими текстами, однако для нее всегда остается существенной и проблема новой интерпретации классического текста.

Как "жгуче знойный" по возбуждаемым им концептам, в отличие от других языков, определяет русский язык Д.С.Лихачев [Лихачев Д.С. 1993, с.7].

Поскольку каждое слово может рассматриваться как минимальный текст (А. А. Потебня, Вяч.Вс. Иванов и др.), проблема основной установки по отношению к тексту в культуре распространяется и по отношению к словам и, на наш взгляд, словосочетаниям, представляющим собой продукт компрессии фоновой информации текста / дискурса (гл. 3, раздел 1).

Соотношения разных типов этнических культур с языком дают представление о динамике языка и культуры.

В поисках лингвокультурных соответствий Б.М.Гаспаров предложил понятие "лингвокультурного типа", сочетающего особенности национального языка с социокультурными факторами [Гаспаров Б.М. 1977, с.272]. В соответствии с таким подходом выделяются два типа языков: соответствующие западноевропейским стандартам (ЗЕС) и восточноевропейским стандартам (ВЕС). Языки первого типа "реляционные", второго типа, в том числе русский (надо полагать, все восточнославянские языки – Л.Ч.), – "дескриптивные".

Для ВЕС как лингвокультурного типа характерно такое строение предложений, в котором каждое предложение содержит грамматическую характеристику ситуации устного общения, где важны все компоненты коммуникативного акта. Таким образом, прагматический аспект в определении плана содержания высказывания, включающий социокультурные факторы, для русского языкового сознания играет важнейшую роль.

Введенная в 1920 году Ш.Балли синтаксическая иерархия языков связывает культурно-языковые и психологические факторы в становлении национальных языков. Ш.Балли определил две тенденции, манифестируемые синтаксисом различных языков: "импрессионистическую" с представлением явлений прежде всего в их отношении в человеку и "аналитическую" с представлением в первую очередь предполагаемых отношений между причинами явлений. Наиболее импрессионистическую, феноменологическую ориентацию, по Балли, имеет русский язык (восточнославянские – Л.Ч.), затем немецкий, французский и, наконец, английский.

Развивая далее синтаксическую типологию языков и связывая ее с проявлением этнического в языке, А.Вежбицкая [1992, 1996] на примере безличных и инфинитивных конструкций русского языка рассматривает реализацию идеи "иррациональности" как одну из наиболее характерных особенностей русского способа мышления и мировосприятия.

К числу новых черт, которые приобрел "образ языка" к концу столетия, Ю.С.Степанов относит понятия "типа языка" и "характера языка" [Степанов Ю.С. 1995, с.17]. Качественно новая типология языков детерминирована типологической линией: концепция Гумбольдта (с его понятием "дух языка") - Бодуэн де Куртенэ - Габеленц - Сепир - Скаличка и др.

Большая заслуга в определении языка как типа и характера принадлежит В.Матезиусу, выступившему в 1928 г. с программной статьей "О лингвистической характерологии". В ней, в частности, Матезиус отмечает, что характерологической чертой английского языка является ориентация всей описываемой по-английски ситуации на центральный субъект - на "Я" говорящего. Эта же черта обнаружена в современном французском языке и описана в разделе "Субъектность или эгоцентризм французского кадра" "Французской стилистики" [1965] Ю.С.Степановым.

Проблемы обоснования культурологической типологии языков становятся еще более актуальными в современный период, требуют нового подхода к определению культурологического пространства языка и его соотношения с этносом.

Русско-белорусские связи включают все параметры существующих сходств и отношений между народами: этнические, языковые, исторические, культурные, социально-экономические, государственно-политические, географические. Эти условия образуют сумму экстралингвистических факторов, определяющих общность лингвокультурного типа двух восточнославянских языков.

Национальный язык – итог исторического развития народа, поэтому в нем находят отражение история, культура, психический склад ума его носителей. Национально-культурные особенности конкретного языка как проявление "духа" языка есть особая структура общих для всех народов элементов. "Язык и есть одежда души", - утверждал великий поэт Белоруссии Ф.Богушевич.

Белорусский язык как фактор национально-культурный, как символ белорусской культуры был предметом исследования известного белорусского историка В.И.Пичеты. В его работе [Пичета В.И. 1924] освещались вопросы взаимосвязи белорусского языка и государственности, культуры и национального самосознания белорусского народа. Цитируя ученого-историка спустя более семидесяти лет, констатируем, что белорусский язык как национально-культурный фактор остается еще во многом "совершенно неведомым явлением" [с.15]. И далее: "Живой белорусский язык, сохраненный в чистоте и неприкосновенности – и от полонизации, и от русификации – оставался как национально-культурный фактор наглядным показателем наличия особенности белорусов от соседей-поляков и великороссов" [с.16].

Новые подходы и аспекты сравнительно-типологического и контрастивного описания русского и белорусского языков связываются в настоящее время не столько с проблемами языкового контактирования и билингвизма (В.Ю.Розенцвейг, У.Вайнрайх, А.Е.Супрун, Е.М.Верещагин), сколько с проблемами культурного взаимовлияния и формирования отличительных национально-культурных параметров белорусского языка, отражающих различия в национальном менталитете, культуре, мировосприятии.

Национальный менталитет и языковая личность

Проблема национально-культурного в языке – это понимание духовных истоков языкового сознания, питающихся родниками национальной самобытности, менталитета.

Как показывает анализ литературы, под менталитетом понимают некоторую глубинную структуру сознания, зависящую от социокультурных, языковых, географических и подобных факторов. Язык как орган национальной психики, как орудие национального тяготения личности определял Д.Н.Овсянико-Куликовский. Он отмечал автоматичность национального языка и неразрывно связанной с ним национальной психики и подчеркивал, что язык и национальность должны быть понимаемы как "особая форма накопления и сбережения психической энергии народов" [Овсянико-Куликовский Д.Н. 1922, с.186].

Особенности национальных менталитетов проявляются только на уровне языковой, наивной картины мира, но не на концептуальной (Ю.Д.Апресян, Е.С.Яковлева, О.А.Корнилов и др.). Каждая из них – это уникальная субъективная репрезентация действительности, включающая в себя объекты как непосредственной реальности, так и опосредованной, к которой относятся такие компоненты культуры, как религия, мифы, предания, легенды и т.п.

С точки зрения философии языка национальный язык как форма культуры выражает:

а) понятийно-мировоззренческие структуры, где в качестве спецификации культурологического качества можно отметить особый характер миропонимания, присущий данному этносу;

б) чувственно-эмоциональные структуры, где в качестве спецификации следует отметить своеобразный характер мироощущения, присущий данному этносу;

в) художественно-образные структуры, которые вмещают в себя и особую систему созидания и потребления художественных ценностей, и систему их оценивания, и сложившуюся систему художественных традиций, присущих данному этносу.

Каждая из этих сфер, каждая из структур напрямую связана с национальным менталитетом.

Ставя целью изучение "внутренней формы" синтаксических единиц и сопоставление фрагментов языковых картин мира, в них отраженных, в двух восточнославянских языках, обратимся к вопросам связи между языком и национальным менталитетом, языком и национальным характером в отечественном и зарубежном научном наследии. Наиболее изученными в данном отношении являются русский язык и культура.

Определяя культурные темы в русской культуре и языке, А.Вежбицкая так определяет важнейшие семантические характеристики, образующие смысловой универсум русского языка (в силу особой значимости для нашего описания приводим их полностью):

"1) эмоциональность – ярко выраженный акцент на чувствах и на их свободном изъявлении, высокий эмоциональный накал русской речи, богатство языковых средств для выражения эмоций и эмоциональных оттенков;

2) "иррациональность" (или "нерациональность") – в противоположность так называемому научному мнению, которое официально распространялось советским режимом; подчеркивание ограниченности логического мышления, человеческого знания и понимания, непостижимости и непредсказуемости жизни;

3) неагентивность – ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограниченна; склонность русского человека к фатализму, смирению и покорности; недостаточная выделенность индивида как автономного агента, как лица, стремящегося к своей цели и пытающегося ее достичь, как контролера событий;

4) любовь к морали – абсолютизация моральных измерений человеческой жизни, акцент на борьбе добра и зла (и в других и в себе), любовь к крайним и категоричным моральным суждениям.

Все эти признаки отчетливо выступают как в русском самосознании – в том виде, в каком оно представлено в русской литературе и русской философской мысли, – так и в записках людей, оценивающих русскую культуру извне, с позиции внешнего наблюдателя, – ученых, путешественников и др." [Вежбицкая А. 1996, с.33-34].

Как видно, язык и культура являются важнейшими составляющими национального самосознания.

Понимание языка в антропологической лингвистике как феномена менталитета и человеческой психики привело к созданию концепции "языковой личности" (Л.Вайсгербер, В.В.Виноградов, Ю.Н.Караулов), т.е. человека, владеющего конкретным, национальным языком и конкретным культурным фоном. Мир языка в индивидууме, по Ю.Н.Караулову [Караулов Ю.Н. 1987], признается существующим в триединстве "лексикон - тезаурус - прагматикон" личности как единый механизм, управляющий речевым поведением человека.

При воссоздании структуры языковой личности взаимодействуют четыре парадигмальные составляющие: историческая, системно-структурная, т.е. собственно языковая, социальная и психологическая [там же, с.42]. Таким образом, полное описание языковой личности предполагает учет всех этих характеристик, а национальное пронизывает все уровни ее организации. Именно экстралингвистическую информацию Ю.Н.Караулов назвал "ключом" для установления связей между уровнями в структуре языковой личности.

Процесс исследования прагматико-коммуникативных потребностей личности привел Ю.Н.Караулова к формулировке понятия прецедентных текстов и описания их роли в структуре и функционировании языковой личности [Караулов Ю.Н. 1986]. Такие тексты, в свою очередь, содержат устойчивые характеристики национально-языковой личности.

Понятие "русская национальная личность", интерпретируемое через понятие "языковая личность", структурировано В.В.Воробьевым в виде лингвокультурологического поля, доминантными характеристиками которого выступают следующие: "1) вера (религиозность, нравственность), надежда; 2) единство (соборное единение); 3) всемирная отзывчивость, всемирная любовь, всечеловечность; 4) стремление к высшим формам опыта, эстетическое переживание истории и созерцательность; 5) поляризованность души" [Воробьев В.В. 1997, с.101]. Конструирование модели положительного русского национального типа, вбирающего в себя наиболее характерные черты нации в ее идеальном проявлении, основано на лингвистическом материале: текстах фольклора, литературы, публицистики, искусства.

Психология нации, или национальная психология, по мнению этнопсихологов, является отражением в сознании представителей нации специфически сложившихся условий материальной и духовной жизни, своеобразия исторического пути развития, географических и климатических особенностей природы, проявлением в типических чертах характера людей, в их чувствах, темпераменте, потребностях, вкусах, предрассудках и др. психологических явлениях, которые, закрепляясь привычками, обычаями и традициями, фиксируются в формах культуры, передаваясь из поколения в поколение.

Представления русских о наиболее характерных чертах самих русских, согласно исследованиям Л.Д.Гудкова, следующие. Русские открытые, простые, терпеливые, гостеприимные, миролюбивые, готовые помочь, непрактичные, трудолюбивые, надежные, верные, ленивые, безответственные, с чувством собственного достоинства, навязывающие свои обычаи другим, завистливые. В свою очередь, нерусское население, сохраняя доминантную схему национального образа "русских", гораздо чаще указывает на присущие "русским" лень, покорность и зависимость от власти. Особенно же акцентируются такие черты властно-авторитетного комплекса, как заносчивость, жестокость, властолюбие, принуждение других, навязывание другим своих обычаев и представлений, т.е. доминирует властный авторитет. Структурность культуры предполагает отнесенность к власти любых значений, любых аспектов социального существования людей [Гудков Л.Д. 1991].

Каждый народ, каждая страна имеют свой сложившийся образ в глазах других наций (о проблеме аберрации видения иноязычной культуры см.: Россия и Запад: диалог культур. М., 1994, 1996 и др.). Безусловно, только сравнительный метод познания дает плодотворные выводы и знания.

В этнопсихологических исследованиях белорусов, по данным А.Цвикевича, И.Абдираловича, П.Ефименко, М.В.Довнара-Запольского, У.М.Игнатовского, подчеркивается, что белорусы являются "лучше всего сохранившейся ветвью восточных славян", ибо не знали монголо-татарского ига, "изначальным, чистым народом", который при всех переменах сохраняет свой "изначальный духовный уклад". Находясь на перекрестке Европы, веками подвергаясь воздействию с запада и с востока, длительное время не имея собственной государственности, белорусы всё же сохраняли свою этническую специфику, становясь "нацией в себе", нацией "тутэйшых".

Поэтому одной из отличительных особенностей менталитета белорусов считается их чрезвычайная толерантность, чуткость по отношению к представителям иных наций, конфессий, уважение к людям с иным мировосприятием, складом мышления. Ни в белорусском фольклоре, ни в белорусской литературе не отражено негативное отношение к поработителям. В характере белоруса коренится склонность к спокойному, неторопливому разрешению жизненных проблем, к компромиссам, отвращение к насилию. Вот как об этом пишут в современной прессе: Модель менталитета белоруса, известная большинству политиков и ученых, обычно ограничивается "толерантностью, рассудительностью, памяркоўнасцю, рахманасцю" (НВ, 14.03.97).

Историко-психологический анализ картины белорусской ментальности выявляет следующие процессы, деформировавшие духовные качества белорусов: продолжительное отсутствие собственной государственности, полонизация и русификация в XVII - XX веках, продолжительная полоса классовой борьбы, конфессиональная "разорванность" белорусского этноса и др. [Дубенецкий Э. 1993, 1994].

"Что касается белоруса, то кажется, что нет спокойнее, безответнее и покорнее народности.., - писал белорусский философ В.Самойло (Сулима). - Века порабощения под панским игом создали из него раба по духу, и только теперь в молодом поколении понемногу исчезают следы этого рабства".

Лишены белорусы и рисковости, открытой и грубой простоты, свойственных русскому человеку. Если россиянину свойственна тяга к простору, то белорус привержен к локализации своего места, сакрализации своей малой родины. Такая концепция родины, считает С.М.Прохорова, "представляется еще не великодержавной, человечной, традиционной, устойчивой", "свидетельствует о том, что нация способна к сохранению традиций, к созданию своей национальной культуры" [Прохорова С.М. 1993, с.93, 95].

Следовательно, структура ментальности, национальная психология, доминирующие механизмы мышления складываются из отношений к таким основополагающим вопросам бытия, как суть личности, суть истины и ее критерии, повседневная жизнь и ее ценности.

Национальная культура - органическое явление, обусловленное глубокими материальными и духовными причинами. Основополагающими среди них Г.Гачев выделяет три: природа (Космос), в которую погружен народ, склад его души (Психея) и логика его ума (Логос) [Гачев Г. 1988].

Проблема билингвизма как интеграции языковых картин мира еще практически не изучена, хотя другие аспекты русско-белорусского языкового взаимодействия освещены достаточно полно (А.Е.Супрун, Г.П. Клименко, А.М.Тикоцкий, П.П. Шуба и др.). При двуязычии, пишет Г.Гачев, язык и национальное сознание превращаются "в более гибкую и податливую новым понятиям мировоззренческую систему", ибо двуязычие - "это диалог мировоззрений, систем мира" [Гачев Г. 1988, с.36, 37]. Ценностно-акцентные системы двух языков - двух миров взаимопросвечивают друг друга. Вместе с тем Г.Гачев предупреждает о том, что ситуация "двуязычия", сохраняющаяся достаточно долго, чревата ассимиляцией народа.

Решая вопрос о том, каков национальный характер многоязычной личности, или личности билингва, ведь он определяется включенностью в национальную культуру, Ю.Н.Караулов выделяет доминантный тип в структуре языковой личности, когда один из языков является основным, исходным, определяющим. Если же выявляется равноправный тип многоязычия, то вопрос о квалификации соответствующей языковой личности остается открытым [Караулов Ю.Н. 1987, с.47].

Следующая схема Е.С.Кубряковой наглядно демонстрирует зависимость лингвистики от когнитивной психологии и ее результатов, место и роль ментальности в природе языковой способности отдельной личности: "язык - ментальное состояние - внутренний мир (языковых) репрезентаций - память и структуры знания - знание языка - языковая способность - грамматика языка - как она возникает - онтогенез речи" [Кубрякова Е.С. 1995, с.91].

Таким образом, за многие столетия в наших предках сформировался неповторимый, уникальный менталитет, который в основных чертах сохранился почти неизменным за весь период исторического развития русского и белорусского этноса и нашел отражение в языковых структурах как формах мышления языковой личности (см. гл. II).

Языковая личность тоталитарной эпохи

Психологические особенности национального характера представляют собой не столько "душевные качества" народа, сколько специфику социальной организации жизни, которая, в представлении психологов, отражается в антропологической конституции соответствующего национального типа, в его структурах идентичности, механизмах самооценки.

По мнению Ю.Н.Караулова, "актуальная социализация" языковой личности создает ситуативные доминанты и вносит "искажения" в относительно устойчивую картину мира.

Наибольшие искажения, приведшие к деформации менталитета восточных славян, были вызваны господством тоталитарной идеологии. Доминантным типом существовавшей социальной системы считается "советский человек" - "хомо советикус" как определенный социально-антропологический тип, сложившийся к началу 30-х годов и получивший наибольшее распространение в 50-60 годы. И.Коженевска-Берчинска, основываясь на философской литературе, описывает социопсихологическую почву для всхода "нового антропологического типа", выводит синонимический ряд наименований нового человека: hit et nunc - гомо советикус - человек тоталитарный - гомо ортодоксус - совок - люмпен и др. [Коженевска-Берчинска И. 1997]

В абсолютном измерении "советский человек" по преимуществу русский или русифицированный.

Что касается белоруса, то свои творческие силы белорусская интеллигенция всегда отдавала той культуре, к которой приобщалась. И постепенно сам белорус стал с презрением смотреть на все родное, что отличало его от пана-поляка и русского чиновника, как на "мужицкое", "низкое", "простое". Денационализация, унификация, урбанизация в советский период разрушали традиционный менталитет белорусов, приводили к отказу от своих древних народных традиций, материнского языка.

В результате с течением времени сложился своеобразный тип "тоталитарного" человека, ментальность которого обычно характеризовалась чрезмерной заидеологизированностью, атеизмом, ограниченностью и искаженным представлением о действительности, постоянным страхом перед "власть имущими", официальными авторитетами, т.е. деградацией самосознания.

Существование языка при тоталитарных режимах - одна из лингвистических проблем, рожденных ХХ веком (Э.И.Хан-Пира, Г.Гусейнов, И.Коженевска-Берчинска, А.Вежбицкая и др.). Семьдесят лет идеологического насилия над культурой и обществом породили "новояз" как официальный язык эпохи тоталитаризма.

Э.И.Хан-Пира выявляет следующие механизмы и каналы воздействия тоталитаризма на язык: воздействие на языковое сознание письменных и устных текстов, навязывавших советизмы; полифункциональность в реализации демагогии, дезориентации, обмана, мифотворчества; порождение представления о речи номенклатурной элиты как престижной, образцовой и др. [Хан-Пира Э.И. 1994, с.16-17]. Таким образом на подсознательном уровне осуществлялось влияние и на картину мира языковой личности.

В какой мере отмеченные факторы были восприняты носителями разных восточнославянских языков? По данным социологического опроса, русские определяли себя как граждане советского государства в 3-4 раза чаще, чем представители любой другой национальности [Гудков Л.Д. 1991]. А вот данные социологического опроса белорусов, проведенного в начале 1997 года. На вопрос "Что, в первую очередь, связывается у вас с мыслью о нашей родине - Беларуси?" большинство респондентов - 70 % ответили, что понятие "родина" ассоциируется с местом, где они родились и выросли. Четверть опрошенных - 25 % показали на государство, в котором живут. 23 % ответили, что родина - это территория нашей страны, белорусская земля. Кроме этого респондентам было предложено указать наиболее отличительные черты в национальном характере. Значительное большинство - 71 % опрошенных назвали трудолюбие. Почти единодушно респонденты отметили также гостеприимство - 48% и заботу о семье и детях - 36 %. На последнем месте - умение пожить в свое удовольствие, способность к решительным, быстрым действиям, а также лидерство (Св., 11.04.97).

Остались ли при этом белорусы "нацией в себе"? Какой компонент в структуре языковой личности оказался наиболее подверженным влиянию? Компаративный аспект "новояза" в русском и белорусском языках отражен в разделе 2 главы III.

Выводы

Национальное самосознание, по Н.И.Толстому, - определяющий показатель и объединяющий стержень компонентов культуры [Толстой Н.И. 1994, с.3].

Сопоставительно-типологические исследования русского и белорусского языков, имеющие глубокую традицию в республике, необходимо связать с новой научной парадигмой, составляющими которой являются культурологический и психолингвистический аспекты. В контексте нового научного описания необходимо заполнить нишу, отражающую понятия "белорусский язык как национально-культурный фактор", "белорусская языковая личность", "белорусская национальная личность", "прецедентные тексты белорусской культуры", "билингвизм и языковая картина мира", так как национальная языковая личность соотносится с культурой национальной.

Для поставленной исследовательской задачи - изучения культурологической парадигмы в синтаксисе - существенна прежде всего интерпретация личности как отраженной в языке. Путь описания: через синтаксические структуры к тексту и речи.

Сказанное и закрепленное в языке является надежным материалом, позволяющим воссоздать общее понятие "языковая национальная личность". Только в глубоком культурном контексте, т.е. через лингвокультурологическую парадигму, возможно глубинное, цельное и полное раскрытие определяемого понятия как объекта языка и культуры одновременно.