Раздел 3. Прецедентные тексты русской и белорусской культуры

Способы функционирования в языке прецедентных текстов

культуры

Одним из важнейших методов культурологического анализа лингвистических единиц является обращение к прецедентным текстам культуры, к способам их функционирования в языке. Если задачей культурологии является поиск внутренних смыслов выработанных человечеством текстов, изучение их жизни в контексте культуры и трансформации их смысла в процессе истории (А.Я.Гуревич), то предметом лингвокультурологии — способы функционирования в языке и приемы трансформации, обусловленные новым прочтением прецедентных текстов в “большом времени” культуры. Концепция “большого времени” как некого временного уровня, “на котором все пока не выраженные или потенциальные смыслы в конце концов актуализированы, т.е. где всякая идея находит некий контекст, который ее оправдывает и развивает”, является центральной в концепции культуры М.М.Бахтина [Бахтин М.М.1995, с.8].

Тенденция рассматривать культуру как совокупность текстов определяет значимость изысканий такого рода и внимание исследователей к лингвистическому материалу, о чем свидетельствует “всплеск” публикаций по данной теме после известного доклада Ю.Н.Караулова на VI Конгрессе МАПРЯЛ [1986].

К прецедентным Ю.Н.Караулов относит те тексты, которые отражают наиболее значимые в определенный период развития общества понятия и идеалы. Они играют важную роль в структуре языковой личности, так как воссоздают культурную среду, в которой пребывает языковая личность. Согласно концепции Ю.Н.Караулова, формой бытования прецедентных текстов в языке является 1) текст, 2) образ, 3) символ, 4) заглавие-название. Минимальный прецедентный текст представляет собой фразеологизм, афоризм, лозунг.

Прецедентные тексты функционируют в речевом сознании и общении, а значит, встречаются в художественном, публицистическом тексте и в бытовой речи как “текстовые реминисценции” [А.Е.Супрун, 1995], выступают стереотипом в определенных коммуникативных ситуациях. Цель использования прецедентного текста в дискурсе заключается в том, чтобы восстановить в сознании читателя / слушателя прецедентный текст полностью, его пафос, его нравственные конфликты, историю создания и т.п., т.е. чтобы вызвать соответствующие культурные ассоциации. Так, статья под заголовком “Не продается вдохновенье”, или Кому он нужен, этот любительский театр? (ВМ, 08.12.93) требует возвращения к стихотворению А.С.Пушкина “Разговор книгопродавца с поэтом”, из которого взята цитата и которое как по содержанию, так и по форме чрезвычайно актуально в наше время и прямо перекликается со всем содержанием газетной публикации.

Прецедентные тексты формируют глубокие культурные ассоциации, знакомство с ними - это приобщение к национальной культуре, ее лучшим классическим образцам, ее гуманистическим идеалам, национально-нравственным приоритетам, системе эстетических оценок, которые зафиксированы в прецедентных текстах.

Особый интерес представляет исследование функционирования прецедентного текста в роли заглавия другого текста как явление интертекстуальности, или межкультурной валентности прецедентных текстов. В настоящем описании иллюстративный материал отражает функционирование прецедентных текстов в основном в заголовочной роли.

Широкая трактовка Ю.Н.Карауловым термина “текст” побудила некоторых исследователей использовать более конкретный термин — прецедентные феномены, или прецедентные высказывания [Захаренко И.В., Красных В.В. 1997, с.100]. Процесс свертывания текста до прецедентного высказывания В.Г.Костомаров и Н.Д.Бурвикова назвали текстовой редукцией [Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. 1994, с.74]. Этот термин используется и в данном изложении и понимается нами как лингвокультурема.

Степень культурного влияния либо устойчивость национально-культурного своеобразия исследуемого объекта позволяет выявить метод структурно-семантического моделирования. Говоря об употреблении прецедентных высказываний, необходимо отметить два способа их функционирования:

1) стабильность смысла, несмотря на трансформацию формально-языковых или стилистических параметров, сохраняется благодаря устойчивости традиционно-народных пресуппозиций, каноничности текста. Например: Редкий грузин доберется до “Минска” (ЗЮ, № 50’92): Ехать или не ехать? (Изв., 01.02.92); Скажи мне, кто твой премьер... (ЗЮ, 15.04.94). Примеры использования “канонических” прецедентных высказываний, или прямой цитации: В моей колонне парни и девушки несли лозунг: “Мы не рабы, рабы не мы!’’ (ЛГ, 15.05.90); Я знаю -- город будет, я знаю -- саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть! (Вести, 19.08.97); Что в имени тебе моем? (ВБ, 12.08.97); Что нам стоит дом построить? (ЗС., № 33’97); Прочь влияния извне... (ВБ, 12.08.97) — Сакрэт палiшынеля (ЧЗ, 16.04.97); Цяжкая шапка Манамаха (ЧЗ, 22.01.97); Зiма-забава клiча з хаты... (ЧЗ, 04.01.97); Пад знакам бяды (ЧЗ, 19.02.97); Вясна iдзе — вясне дарогу (ЧЗ, 22.02.97); Вазлюбi блiжняга свайго... (ЛiМ, 09.05.97);

2) наблюдается изменение смысла при формально-языковых модификациях или при включении прецедентного высказывания в другой социокультурный контекст. Ср.: Время, вперед! (СН, 14.03.97) и Время, назад! (Св., 22.08.97).

Частотность употребления прецедентных высказываний в современном контексте может свидетельствовать об их непреходящей культурной значимости и ценности, т.е. актуальности в “большом времени” культуры. Однако каждая новая эпоха открывает в инвариантном культурном явлении все новые и новые смыслы, и прецедентные высказывания могут функционировать в общении уже в виде окказиональных образований.

Приемы синтаксической трансформации прецедентных

высказываний

Современная публицистика дает яркие примеры окказионального употребления исследуемых единиц как результат нового прочтения прецедентных текстов в изменившихся социокультурных условиях, новом общественно-политическом контексте. Смена культурологической парадигмы характерна прежде всего в отношении прецедентных текстов советского периода. Изменение шкалы ценностей в посттоталитарном обществе, девальвация догматов тоталитарного социализма обусловливает стремление к обновлению и в средствах выражения. При трансформации происходит актуализация исходной модели прецедентного высказывания в сознании читателя, вовлечение его в процесс сотворчества, языковой игры, что отражает общую тенденцию к демократизации языка.

Наиболее частотным приемом трансформации прецедентных единиц является замена (субституция) лексического состава — вставка в них различных примет нашей эпохи (ср., например: Тише едешь — богаче будешь; Язык до рынка доведет; Эх, налоги, пыль да туман; Нам торги строить и жить помогают; Хусейн силен, и танки его быстры; Плюс церетелизация всей Москвы; Не “Сникерсом” единым... — Ты запiсаўся ў сем’янiны?; Усе мы родам з песень Высоцкага; Аб беларускай дыяспары закiнулi слова; Перш-наперш асабiстыя турботы, а лекцыi i семiнары — потым), а также лексическая замена с одновременным изменением синтаксической структуры или модальности: А “Чайка” все выше и выше... (ВМ, 16.12.93); Ночь. Улица. Футляр. Охрана... (ВМ, 12.11.93); 72 часа, которые не потрясли мир (ВМ, 24.05.93); Я в чекисты бы пошел...; Репортаж с лапшой на шее... (АиФ, № 6’92); Вперед, к победе оккультизма? (ЛГ, 04.09.96) — На спонсараў спадзявайся... (Зв., 04.04.97); А спачатку, а спачатку — самалёты?.. (ЧЗ, 18.03.97); Я ў цырульнiкi пайду... (ЧЗ, 06.03.97); Бранiцкi нас рассудзiць... (ЧЗ, 17.05.97); Эх, дарогi, гора ды трывогi... (ЛiМ, 04.04.97) и под.

При трансформации иная актуализация высказывания достигается изменением синтаксической структуры повествовательного предложения как основной формы бытования афоризма, пословицы или заглавия текста. Анализируя приемы синтаксической трансформации прецедентных высказываний в современной публицистике, констатируем использование пяти типов структуры актуальных заголовков прессы начала 90-х годов (гл.1, раздел 6):

1) Вопросительного предложения: Их водила молодость? (ЗЮ, 24.03.94); Кому закон — не писан? (7Д, 14.06.93); Генерал-голод наступает?! (ВМ, 06.12.93); Печать! Как много в этом звуке Для сердца нашего слилось! А что же в нем отозвалось? (ВБ, 22.10.95); Герои нашего времени? (Р., 06.10.95) А если завтра война? (КП, 21.06.97); Будем делать жизнь с товарища Дзержинского? (Св., 22.08.97) — Рыба гнiе з галавы? (Зв., 05.04.97); “Першы i апошнi”? (ЧЗ, 29.01.97); Цi толькi раз сады цвiтуць? (ЧЗ, 09.01.97); Маладым няма ў нас дарогi? (Св., 23.05.97). Трансформация затрагивает коммуникативную цель высказывания: вопрос выражает сомнение в реальности события и побуждает собеседника к размышлению.

2) Прерывистого предложения: Готовь сани летом, а пенсию... смолоду; За словом... в карман (ВМ, 06.12.93); Учиться, учиться, учиться... экологии; Пошла коса на ... молот (7Д, № 8‘92); Милые бранятся ... соседи тешатся (СБ, 03.10.96); Век нынешний ... и век грядущий (КП, 06.11.96); Я... опять такой страны не знаю (АиФ, № 50’96) — Нам не страшны... “Залаты воўк” (ЛiМ, 02.05.97). Происходит сопряжение алогичных понятий, часть которых традиционна и понятна и выражается темой известной фразы, а другая — нова и непривычна и составляет рему обновленного высказывания.

3) Незавершенного предложения: Против лома... (ВМ, 12.11.93); С миру по нитке... (АиФ, № 6’92); Работа не волк, но... (7Д, 13.11.92); Не родись красивой... (КП, 19.01.96); Ученье — свет... (КП, 04.01.97); Прощай, любимый город. Уходим... (КП, 05.02.97) — Быць грамадзянiнам... (ЛiМ, 04.04.97); Як ён ехаў да яе... (ЧЗ, 06.03.97); А “Ручнiкi” плывуць... (ЧЗ, 23.01.97). Автор обрывает известное всем выражение, никак более не меняя его структуру, а каждый носитель языка легко достраивает незавершенное предложение, используя общий с адресантом лингвистический или эстралингвистический опыт или обращаясь к тексту статьи. Такие заголовки-трансформации служат лишь эмоционально-оценочными ориентирами, никак не раскрывая содержания газетной статьи.

4) Пояснительной конструкции: Четвертая власть, или О том, как к хлысту приравняли перо (7Д, 15.01.94); Очередная “ум, честь и советь”..., или Даешь “Великую Беларусь от Белостока до Вязьмы...” (ЗЮ, 20.01.94); Недолго музыка играла, или Горькая исповедь фермера, который решил помочь государству накормить народ (СБ, 02.02.94); “Ребята! Не Москва ль за нами?”, или Как Лариса Грабалева стала “почтальоном” (КП, 10.01.97) — Як пасварылiся Вiктар Iванавiч з Тамарай Сцяпанаўнай, або Чаму няма паразумення памiж АП “Чэрвеньскае” i райкомам прафсаюза АПК (Зв., 31.05.97); “Гендэрная асiметрыя”, альбо Як з балота цягнуць бегемота (ЛiМ, 25,04.97). Пояснительная часть здесь обычно выступает как новый социокультурный контекст к известному высказыванию.

5) Сегментированной конструкции: Сыграем в “ящик”? Телевизионный... (ВМ, 11.11.93); Храните деньги в банке. Лучше стеклянной (7Д, 06.05.94); Островок везения в океане есть. Собственный (ВМ, 03.12.93); Такая вот статистика. Как зеркало революции (7Д, № 34’95); Дама с ружьем. Противотанковым (ЗЮ, 10.02.96) — Прывiд ходзiць па Беларусi. Прывiд постмадэрнiзму (ЛiМ, 28.03.97). Интонационный и синтаксический разрыв способствует актуализации высказывания, сообщает особые смысловые и экспрессивно-стилистические оттенки парцеллированным частям высказывания, побуждает по-новому воспринять смысл прецедентного высказывания.

Приемы трансформации 2, 4 и 5 создают процессы “размывания фразеологических композиций” [Карпов В.А.1992, с.197-202], разрушают идиоматичность семантики высказывания.

Кроме названных наиболее частотных синтаксических приемов трансформации, отметим также следующие.

1) Характерным признаком синтаксической трансформации является расширение состава исходной модели за счет включения новых компонентов предложения в функции определения, дополнения, обстоятельства, реже субъекта или предиката, или целой предикативной части и тем самым создание асимметричной конструкции, что обусловливает максимальное “приращение” смысла”: Как говорится. лучше “солигорская” синица в руке, чем “кооперативный” журавль в небе (ЗЮ, 13.02.92); Лишние люди в коммерции. Кто они?; Жареный петух дожарился и скоро клюнет (Ф., 27.11.95); Захотят ли русские войны, если у них будет своя армия? (Изв., № 110’92); Очнитесь! Вешние воды проснулись (Пр., 06.03.97); Мороз показал Европе, где зимуют раки и русские (КП, 09.01.97); Умом Россию не понять, осталось только наливать (КП, 31.05.97); Я убит и не знаю, наш ли Ржев наконец?! (КП., 13.02.97); Поэт в России снова больше, чем поэт (ЛГ, 10.07.96); Зачем рубить под корень вишневый сад? (КП, 18.02.97); Новый герой нашего времени (ЛГ, 31.07.96); Костюм для голого короля (Пр., 13.02.97); Место встречи президентов изменить нельзя! (КП, 19.02.97); Тимур и его команда-96 (ЛГ, 18.09.96); Пациент 007 из палаты № 6 (КП, 11.01.97) — Дзякуй Богу i брытанцам (Св., 22.08.97); Пачым сёння опiум для народа?.. (ЧЗ, 03.04.97); Наша Маша горка плача. А iхняя Мэры з асалодай есць аўсянку (ЧЗ, 28.01.97); Прытулак для Белага Бiма (ЧЗ, 14.01.97); Ох, пасеяла Ульянiца лянок. Вiдаць, мала (ЧЗ, 11.01.97); Каштоўнасцi маладых герояў нашага часу (Св., 17.06.97).

2) Изменение утвердительной предикативной модальности предложения на отрицательную или обратная замена: Нам не плевать на бронзы многопудье! (ЗЮ , 06.11.93); Максюта и партия - не близнецы-братья (Изв., 10.01.97); Бедным уже нечем плакать (Р., 07.09.94); Зачем вы, девушки, солдат не любите? (КП, 16.04.97); Бой не последний, но решительный (Пр., 26.03.97) — “Нiхто не забыты” — забыта? (Зв., 11.04.97). Противопоставление по принципу утвердительности-отрицательности затрагивает смысловой уровень предложения как отражение отношений между явлениями реальной действительности. То, что констатировалось как реальный факт и имело ценность, теперь не имеет места в современной действительности , оценивается противоположно.

3) Помещение в другой, чуждый социокультурный контекст как прием варьирования смысла прецедентного высказывания, пародирования: Время, вперед! На один час вперед будет переведено время в республике 27 марта в 2 часа ночи (НГ, 23.02.94); Репортаж с петлей на шее. Кому нужна свобода слова в Беларуси? (ЗС, № 32’97); Так могла начаться третья мировая. А город подумал — ученья идут... (КП, 07.02.97); А судьи кто? По поводу выступления г-жи Альбац в телепередаче “Преступление без наказания” (Пр., 04.03.97); На воре и шапка горит. Про то, как и что Варшава сама себе подпортила (Пр., 06.03.97).

Таким образом, трансформация прецедентного высказывания создает контраст вечного, общечеловеческого и злободневного, социального; используется как стилевой эффект новизны, средство шутки, иронизации, пародирования; заставляет читателя обратиться к тексту статьи, чтобы понять номинативную и коммуникативную семантику заголовка; формирует не только смысловое, но и социокультурное пространство газетно-публицистического текста. Прецедентные высказывания, употребляясь в функции заголовка, в наибольшей мере реализуют его функции: информативную, номинативную, эмоционально-оценочную, рекламную, композиционную, компрессионную.

Межкультурная валентность прецедентных текстов русской

и белорусской культуры

Любую национальную культуру следует рассматривать сегодня как культуру, развивающуюся на стыке диалогического взаимодействия различных культур. Пространство культуры глобально, оно не совпадает с той или иной экономической или политической зоной. Богатство культуры любого народа — в ее открытости , “всемирной отзывчивости” и теснейшей связи с другими культурами.

Любой текст — часть общего культурного текста, он строится как собрание цитат, т.е. является результатом усвоения и трансформации другого текста. Интертекстуальность как филологическая проблема волнует сегодня не только литературоведов, но и языковедов, поскольку интертекстуальность произведения достигается не только за счет использования традиционных, классических тем, ситуаций, образов, мотивов, но и прямой цитации, и, как правило, основными единицами здесь выступают прецедентные высказывания. Внимание специалистов к прецедентным текстам как пласту национальных словесных произведений объясняется их ролью в межкультурном диалоге.

Вот, например, как описывает белорусский писатель Я.Брыль свое восприятие произведений И.С.Тургенева: “Яшчэ раз забыўся пра ўсё -- з-за Тургенева. Учора па тэлевiзары давалi “Первую любовь” — заiнтрыгавала. Узапар прачытаў, а потым яшчэ i “Асю”, а ўраннi — “Затишье”...Не перачытаў ўсё гэта, а прачытаў ўпершыню...” (Брыль Я. Збор твораў. Т.5, с.466).

Проблемы взаимодействия белорусского и русского языков, типология белорусско-русского художественного билингвизма как явление взаимосвязи двух языков и литератур исследованы в [Гируцкий А.А., 1990]. Основное внимание в монографии уделено специфике функционирования белорусской лексики в русской художественной речи писателей-билингвов.

Функционирование прецедентных высказываний русской культуры в белорусском тексте носит традиционный характер, отличает не только художественный, но и публицистический и разговорный тип текстов. Например: Пасля балю (К., № 30’97); Бывай, нямытая Расiя? (Зв., 04.02.92); “Свежо предание...” (Зв., 03.04.97); I смех, i слезы, i каханне... (ЧЗ, 25.03.97); А суддзi хто?.. (Зв., 17.05.97); Ага! Знаёмыя ўсё твары! (Св., 11.04.97); Якi ж мэр не любiць спонсараў (Св., 19.03.97); “Паэтам можаш ты не быць...” (ЛiМ, 28.03.97); Без вiны вiнаватыя (Св., 27.05.97); Душа павiнна працаваць (ЛiМ, 04.04.97); Прыгоды iтальянцаў ў Беларусi (Св., 12.03.97); Мая мiлiцыя мяне весялiць (Св., 08.05.97); Прафсаюзы ўдарылi велапрабегам па беззаконнi (Св., 03.05.97); А ў астатнiм, цудоўная маркiза... (ЛiМ, 01.10.93); Браня трывалая i лiмузiны нашы хуткiя... (НГ, 31.12.93); Гэтаёесць iх апошнi? (ЛiМ, 17.12.93); “Есць такая партыя” (ЛiМ, 22.10.93); Яшчэ не вечар...А ўжо якi змрок? (Зв., 15.04.97); Iм бы канкурэнцыю ўзяць — i адмянiць (Зв., 17.04.97); Лепш за горы могуць быць толькi горы (Зв., 13.06.97); Усе мы родам з песень Высоцкага (ЧЗ, 23.01.97). Инонациональный языковой элемент в тексте выступает как элемент художественной формы инонациональной культуры.

Возможные иноязычные вкрапления в тексте отражают при этом предметно-событийную картину тех или иных ситуаций реальной действительности посредством понятий другого языка: Рубель карбованцу не товарищ? (ВМ, 13.12.93).

Обзор заголовков, представляющих собой прецедентные высказывания, за полгода -- с января по июль 1997 года в пяти наиболее популярных и тиражируемых российских газетах “Известия”, “Комсомольская правда”, “Правда”, “Литературная газета”,” Аргументы и факты”, с одной стороны, и в пяти белорусских белорусскоязычных газетах “Звязда”, “Чырвоная змена”, “Лiтаратура i мастацтва”, “Свабода”, “Культура”, с другой стороны, рисует следующую картину употребления русских и белорусских прецедентных высказываний (см. таблицу 5)

Таблица 5

Употребление прецедентных высказываний

в газетно-публицистических текстах (01.-07.97)

Источник	Количество употреблений
	всего	рус.	Бел.
Известия	29	29	--
Правда	25	25	--
Комсомольская правда	45	45	--
Литературная газета	21	21	--
Аргументы и факты	23	23	--
Звязда	12	11	1
Чырвоная змена	32	27	5
Лiтаратура i мастацтва	14	11	3
Свабода	28	27	1
Культура	3	1	2

Как видно из таблицы, по частотности употребления русские прецедентные высказывания значительно превышают белорусские прецедентные высказывания даже в белорусских текстах. При анализе мы исключали единицы общего пословичного фонда типа Што пасееш, тое i пажнеш; Сябрамi не кiдаюцца; Яблыкi ад яблынi...; Давярай, ды правярай! и под. Даже при обращении к белорусской тематике российские газеты не прибегают к прецедентным высказываниям белорусской культуры. Вот характерный пример: ОРТ вещало на РБ. “О” упало, “Р” пропало. Вместо них явилось “Б”. Что получится? БТ? (КП, 23.01.97).

Примеры белорусских прецедентных высказываний, функционирующих в белорусскоязычных текстах в отмеченный период:

1) в газете “Звязда”: Сказаў — як звязаў (22.03.97);

2) в газете “Чырвоная змена”: Ох, пасеяла Ульянiца лянок. Вiдаць, мала (11.01.97); А “Ручнiкi” плывуць... (23.01.97); Як ён ехаў да яе... (06.03.97); Зiма-забава клiча з хаты (04.01.97); Пад знакам бяды (19.02.97);

3) в газете “Лiтаратура i мастацтва”: Нам засталася спадчына; Каб любiць Беларусь нашу мiлую (17.01.97); Не спынiць, не стрымаць (04.04.97);

4) в газете “Свабода”: Мiнiстр пад “знакам бяды” (14.01.97);

5) в газете “Культура”: Калодзеж, калодзеж, дай вады напiцца ; Чаму ж нам не пець, чаму ж не гудзець ( № 22’97).

Таким образом выявляется степень прецедентности национальных текстов культуры. Как видно, из 13 употреблений белорусских прецедентных высказываний 8 составляют фразы из популярных белорусских песен, дважды используется название повести В.Быкова “Знак бяды”.

Функционирование прецедентных высказываний белорусской культуры в русском тексте носит ограниченный характер и отличает в основном русскую речь белорусов: Когда же наконец мы будем “людзьмi звацца”?!; Хотела зайти в магазин с мороженым, но подумала: вдруг скажут “асадзi назад!”

Проникновение прецедентных высказываний как иноязычных элементов иноэтнической культуры в другую среду существования, сопровождаемое их этноязыковой адаптацией — внутрисистемной ассимиляцией и интеграцией в заимствующий язык и культуру, — ведет соответственно к изменениям в структуре ментальности этноса. В настоящее время с полной уверенностью можно говорить о билингвальной, бикультурной, бинациональной ментальности белорусов как результате русско-белорусского двуязычия.

Безусловно, степень влияния языков друг на друга зависит от ряда экстралингвистических факторов и прежде всего от роли в общественно-политической, экономической и культурной жизни общества. Русский язык, выступая средством межнационального общения, оказал более глубокое влияние на белорусский язык и белорусскую культуру в целом. Функционирование же белорусского языка и культуры в современный период носит более локальный, национально-специфичный характер.

Выводы

Прецедентные феномены относятся к единицам, отражающим категории культуры. Каждая культура характеризуется набором популярных прецедентных высказываний, регулярно в ней воспроизводимых в средствах массовой информации и рассчитанных на массового читателя.

С позиции лингвистики трансформация прецедентных высказываний, варьирование их смысла есть стилистическое средство языка, активизирующееся на переломе культурных эпох. С позиции лингвокультурологии -- это характерная черта функционирования текстов в “горячих” культурах, к которым относятся восточнославянские языки.

Эпоха постмодернизма, которая началась на рубеже веков и достигла своего апогея в конце ХХ в., характеризуется особым типом культуры — массовым. Важнейшим постулатом постмодернизма является утверждение “мир — это текст”. Отсюда вытекают основные особенности данного течения: интеллектуальная игра, интертекстуальность, обыгрывание различных прецедентных высказываний, игра со всевозможными культурными знаками и кодами, т.е. оперирование культурными стереотипами, вовлечение в процесс сотворчества как элемент демократизации языка и культуры.

Межкультурная валентность прецедентных текстов культуры является свидетельством их диалога, взаимовлияния и взаимообогащения.

ВЫВОДЫ ПО III-Й ГЛАВЕ

Реализация культурного компонента значения синтаксических единиц в речи осуществляется в словосочетаниях, выступающих как продукт компрессии фоновой информации, афористичных выражениях и прецедентных текстах, которые представляют собой штампы и стереотипы речевого мышления и отражают языковую способность говорящих. Они несут в себе не только лингвистическую, но и культурно-историческую информацию, поэтому для понимания социально-культурных компонентов их значения необходимо знание социально-культурной реальности, которую они обозначают.

В советский период развития нашего общества наблюдался приоритет социального над национальным в характере культуры, что привело к смене фоновых знаний, к формированию партийного “новояза” и изменению норм языка. Функционируя как культурный стереотип, ключевые выражения эпохи являлись условием взаимопонимания членов социума и оценивались им как норма.

Культурное возрождение в посттоталитарный период характеризуется приоритетом общечеловеческого и национального над социальным, взаимодействием культур в сфере коммуникации. Если в советский период целью такого взаимодействия являлось формирование единой социалистической культуры народов СССР, то в современный период — приобщение к лучшим образцам национальных культур. Прецедентным текстам принадлежит важнейшая функция в этом диалоге культур.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В каждом национальном языке опредмечено мировоззрение народа и его миропонимание, осознаваемое в контексте культурных традиций. В процессе дивергенции восточнославянских языков сформировалось и свое национально-культурное пространство русского и белорусского языков. Особая роль в трансляции культурно-национального самосознания народа, в стереотипизации его мировоззрения, в национально-культурном пространстве языка принадлежит синтаксическому аспекту.

Понятие “духа” языка, его идиоматичности соотносится с внутренним устройством языка, его синтаксической системой. “Внутренняя форма” синтаксических единиц уходит своими корнями в национально-исторический и социальный контекст лингвокультурного общества. В монографии не только выявлены специфические черты в синтаксической системе русского языка соотносительно с белорусским, т.е. показана статика формальных показателей, но и описана динамика функционирования языковых средств, детерминированная экстралингвистическими факторами на переломе двух культурных эпох конца ХХ столетия.

В процессе функционирования языка накопление культурной информации происходит по двум измерениям: языковому, или парадигматическому, и коммуникативному, или синтагматическому. Вследствие этого реализация культурного компонента значения в синтаксисе осуществляется, с одной стороны, в семантике и структуре синтаксической единицы на уровне синтаксемы, предложения, национально-культурной традиции в текстообразовании. С другой стороны — в семантике коммуникативных единиц как готовых продуктов речеобразования: словосочетаний, выступающих как продукт компрессии фоновой информации, афористичных и прецедентных высказываний. В структуре языка происходит фиксация национально значимых культурных понятий и ценностей, в речи — социально обусловленных.

В культурологической парадигме материал неизменного в своих основных структурах синтаксиса строится во многих отношениях по-новому. Поиск характерологических различий в синтаксисе близкородственных языков с этих позиций выявляет новые параметры несовпадений, безэквивалентности, детерминированные эктралингвистическими факторами. Выявленная при контрастивном анализе область различий на уровне синтаксиса представляет материал для построения собственно синтаксической национальной модели мира, является высокозначимой культурной ценностью, способствующей наращиванию социального, интеллектуального, эстетического и нравственного потенциала нации.

Исходя из наличия на территории Белоруссии русско-белорусского двуязычия и межъязыковой интерференции, представляются актуальными выявленные этнокультурные факторы становления национальных литературных норм на уровне синтаксиса и объяснение причин интерференции в русской речи белорусов.

Духовными ценностями языка во многом определяется самобытность нации и самосознание его носителей.