Раздел 2. Ключевые выражения эпохи - паспортизация времени культуры

Социально-типичные выражения как идеологемы общественного

сознания

Ключевые выражения эпохи формируются прежде всего в результате ежедневно воздействующего на языковую личность непрерывного потока средств массовой информации. При этом концептуальная модель политической ситуации реализуется, как правило, через идеологемы общественного сознания, материализуясь в призывах, лозунгах, девизах, афоризмах, пропагандистских клише эпохи. Социокультурная семантика подобных выражений, по структуре представляющих собой словосоче­тания (стройка коммунизма, передовик труда, компетентные органы, "хлопковое" дело), предложения (Народ и партия - едины!) и тексты - заглавия, образы и символы прецедентных текстов культуры (Время, вперед! Хорошо!), - фиксирует и передает из поколения в поколение специфику соединения понятий, свойственных определенному периоду в социальной истории народа, в формировании его языкового сознания. Подобные выражения, многократно воспроизводимые в речи, на определенное время становятся устойчивыми сочетаниями, языковыми единицами.

Ключевые выражения эпохи [Чумак Л.Н. 1994б], как и ключевые слова текущего момента (Т.В.Шмелева), выдвигаются в центр общественного сознания, поскольку наиболее точно отражают социально-типичные связи и отношения между предметами и явлениями определенного периода, своеобразие его национально-культурной идеологии. Характерными признаками их являются частотность употребления, с точки зрения фразеологии - семантическая емкость, постоянство лексического состава, устойчивость, воспроизводимость. По своей структуре, по характеру связей слов, составляющих данные выражения, по их общему значению, по коммуникативной функции они выступают как свободные словосочетания - фрагменты высказывания - или как самостоятельные высказывания - актуализированные предложения. С точки зрения синтаксиса - это фиксация конкретных событий, фактов, определенных отношений и связей между участниками социальных событий.

В разграничении номинативной семантики фразеологизмов от номинативной семантики свободных словосочетаний и языковых афоризмов обратимся к заключительному определению, предложенному авторами в книге “Язык и культура” [с.65]: “...если первые называют отдельные предметы или явления, то вторые - отношения между предметами или явлениями, т.е. комплексные ситуации, так что афоризмы обычно являются эквивалентами целых рассказов”. Следовательно, семантика фразеологизмов, в отличие от анализируемых единиц, идиоматична.

Фразеологизация в языке представляет не только исторические, но и живые коммуникативные процессы, и поэтому особо актуальна и интересна связь используемых в них языковых выражений с синхроннодействующим менталитетом народа: На каждом витке истории наш лексикон пополняется новыми словами и понятиями. В сталинские времена получили распространение “враги народа” и “шпионы империализма”, в годы хрущевской “оттепели” - “культ личности” и “посмертная реабилитация”. Горбачевская эпоха подарила “перестройку” и “гласность”, а создатели СНГ — малопонятный народу “суверенитет” и “парад суверенитетов ” (7Д, 20.05.95).

В разделе 6 первой главы были описаны языковые синтаксические единицы как компоненты ЛКП “советская культура”. В настоящем разделе обратимся к конкретным коммуникативным высказываниям - лингвокультуремам как речевым единицам данного поля в составе соответствующих микрополей в русском и белорусском языках. За основу были взяты словосочетания и выражения, представленные в словарях А.Н.Баранова и Ю.Н.Караулова [1991], Н.А.Купиной [1995], В.И.Максимова [1993], Л.Н.Чумак [1994] (см. список словарей-источников), а также в разделе “Совковый сленг” (АиФ, № 23 и 24'96) как “словарь нашего недавнего прошлого”, и соответствующие кальки, если таковые имелись, в белорусском языке. В "Русско-белорусском словаре общественно-политической терминологии" (Минск, 1970) были зафиксированы только термины философии, политэкономии и научного коммунизма. Современные фразеологические словари белорусского языка, к сожалению, не располагают подобным материалом.

Иллюстративный материал был подобран из русско- и белорусско-язычных газетно-публицистических текстов современного периода, где ключевые выражения уходящей тоталитарной эпохи употребляются в новом социокультурном контексте с новыми, зачастую противоположными оттенками значения, с негативной коннотацией, с ироничной модальностью, вследствие чего они взяты в кавычки. Такой ретроспективный взгляд на наше духовное прошлое на примере языковых выражений позволяет проследить существенную смену ориентиров языковой личности, динамику языка и культуры.

Итак, типичными для советской эпохи, составляющими ядро ЛКП “советская культура”, выступали следующие словосочетания-клише: передовик производства, ударник комтруда, школа коммунизма, общенародное государство, социалистическая демократия, социалистическая законность, вождь / отец народов, родной Ильич, светлое будущее, народные избранники, слуги народа, враг народа, братская помощь, "великий почин", всесоюзный коммунистический субботник, ленинский субботник, год определяющий/решающий/завершающий, “железный” занавес, старший брат, доска почета, закрытый распределитель, идеологический актив, комсомольско-молодежная стройка, моральный кодекс строителя коммунизма, номенклатура ЦК, отчетный доклад, пролетарский интернационализм, персональное дело, персональная машина, партийный обмен, передовик коммунистического труда, морально неустойчивый, персональная пенсия и под. и высказывания-лозунги: Под знаменем марксизма-ленинизма, под руководством коммунистической партии — вперед, к победе коммунизма!; Партия - наш рулевой!; Пролетарии всех стран, соединяйтесь!; Народ и партия - едины!; Кадры решают все!; "О мерах по дальнейшему улучшению... "; "Партия сказала "надо!" и под. и соответствующие кальки в белорусском языке.

Такие общественно-политические термины в славяноведении получили название “интервосточнославянизмы”. Характерная их черта — полное совпадение понятийного значения, семантической структуры и фонетико-морфологического обрамления, синхронность образования при выражении понятий советского образа жизни [Соотношение... 1984]. Приоритет русского языка в формировании интервосточнославянизмов общепризнан. Путем семантической интерференции и структурного калькирования идеологем в белорусском языке создавались целые лексические микросистемы.

Генерализация сообщения анализируемых единиц сопровождалась переводом сообщения на более абстрактный уровень референцирования. Это связано с классическими “демагогическими” приемами семантического преобразования высказывания [Русский язык...1996, с.420].

Ср. в современном контексте: У “вождя народов” не хватило даже мужества выступить по радио с сообщением о начале войны (Р., 26.04.94); В четырехлетнем возрасте ее как дочь “врага народа” вывезли из Крыма... Потом начались скитания по “великим стройкам” Средней Азии (АиФ, № 31'97); Лишь на них (фотодокументах) сохранились памятники архитектуры, бессмысленно уничтоженные войной и во времена строительства “светлого будущего” (7Д, 13.06.96); Наше новое кино. Художественный фильм “Железный занавес” (АиФ, № 22,96); Грузия - “закрытая страна?” (заголовок) (7Д, 18.12.93); Было объявлено “торжество демократии” (ЗС, № 32'97); “Руководящая и направляющая” всегда знала, о чем и как должны писаться литературные произведения ( Св., 19.08.97); Срочно нужен “старший брат”(заголовок) (Пр., 18.02.97); Тысячи слуг для слуг народа (заголовок). На каждого из 450 депутатов Госдумы приходится по 32,96 помощника (КП, 15.02.97); “Великий почин” (рубрика) (КП; 11.01.97); Афоризм "кадры решают всё" актуален, наверное, во все времена и для всех народов. Как обстоят дела с ними в клубе "Орбита"? (7Д, 13.07.96) — Прафсаюзы ствараюць школы. Але ўжо не камунiзму (Св., 08.08.97); Няма ўжо “жалезнай заслоны” i “светлай будучынi” (ЛiМ, 12.11.93); Пасля “пабудовы асноў сацыялiзму” да ўлад прыйшло разуменне... (ЛiМ, 30.07.93); Людзi з сiвiзною на скронях змаглi па звычцы пакласцi кветкi да помнiка “роднаму Iльiчу” (Л1М, 12.11.93); Такi стыль паводзiн “народных абраннiкаў” яшчэ трэба паважаць як найбольш бяскроўны (ЛiМ, 03.12.93). Аб “брацкiх пачуццях” i спажывецкiх iмкненнях (заголовок) (ЛiМ, 12.11.93); Рэспублiканскi штаб па правядзеннi 19 красавiка суботнiка (так i хочацца сказаць — усесаюзнага ленiнскага...) прыняў рашэнне... накiраваць iх на будаўнiцтва спецыялiзаванага дыспансера ў г.Гомелi (ЛiМ, 18.04.97);

Языковая метафорическая модель восприятия политической реальности — метафора оттепели, застоя, перестройки, войны и т.п. (А.Н.Баранов, Ю.Н.Караулов) — может выступать в качестве доминанты отдельных лингвокультурологических микрополей, входящих в ЛКП “советская культура” и определять их семантическое наполнение.

Ядро микрополя “хрущевская оттепель” составляли следующие словосочетания-клише: культ личности, остров свободы, дети фестиваля, “бульдозерная” выставка, “спальный” район, квадратно-гнездовой способ и др. и лозунг Догнать и перегнать Америку!.

Ср. в современном контексте: А в 1957 г. случился в Москве Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Впервые за много лет чуть-чуть приподнялся “железный занавес”. Русская открытость и щедрость буквально обрушились на гостей из разных стран, особенно на тех, которых угнетал “проклятый капитализм” <...> А чуть меньше года спустя детские дома столицы и окрестных областей впервые захлестнуло нашествие черных малышей, которых так и стали называть: “дети фестиваля” (АиФ, № 20'96); Удержится ли Россия на острове Свободы? (КП, 21.01.97) “Догоним и перегоним Америку!” Ровно 40 лет назад, 22 мая 1957 года, Никита Сергеевич Хрущев объявил о начале этой великой гонки (КП, 22.05.97); Как при Хрущеве. Но тогда Америку догоняли, а теперь, похоже, ловим собственный хвост (Св., 22.08.97); Он сказал космонавтике “Поехали!”. 12 января Сергею Королеву исполнилось бы 90 лет (КП, 11.01.97) — У 1950 годзе (пiк “культу асобы” Сталiна) ён закончыў фiлфак; На пачатку “хрушчоўскае адлiгi” (1956 г.) ён быў ужо кандыдатам навук (ЛiМ, 19.11.93); Чарговы. 14-ты фестываль праходзiць гэтымi днямi ў Гаване - сталiцы колiшняга “вострава свабоды” (ЛiМ, 01.08.97).

В ядро лингвокультурологического микрополя “период застоя” входили следующие словосочетания-клише: знак качества, телефонное право, компетентные органы, ограниченный контингент советских войск, показательные мероприятия, чувство глубокого удовлетворения и законной гордости, выездная характеристика, продовольственная программа, рыбный день, неуставные взаимоотношения и др. и высказывания-лозунги: Даешь БАМ! Слава труду! и под.

Ср. в современном контексте: Вы заканчивали институт в самые “застойные времена” (СБ, 04.02.92); Даже самый беглый анализ “застойных” политических текстов показывает: это типичный ритуальный язык (Ю.Караулов, А.Баранов); В ход пошли телефонное право, упование на молодость сына (7Д, 04.12.93); Телефонное право у нас продолжает работать (ЗЮ, 25.01.94); Предстоят переговоры на “дежурные темы” (Изв., 17.03.93); Вместо знака качества — бриллиантовая звезда (7Д, 28.02.94); Впрочем, над каждым конкретным случаем будет работать “компетентная комиссия” (СН, 18.07.97) — Лiтаратура зараз iдзе больш прыстасаваная, чым нават у часы застою, сацыялiзму (ЛiМ, 08.08.97); Няшчырыя сходы, “паказушныя” мерапрыемствы — усе было нормай i правiлам тагачаснага ладу жыцця (ЛiМ, 10.09.93); Адзiн з нашых архiтэктараў яшчэ ў застойныя “слабавыязныя” гады ў маленькай крамцы партугальскага гарадка сустрэў чалавека, занесенага сюды вайною (ЛiМ, 29.10.93); Журналiстаў больш прыцягваюць “гучныя” мерапрыемствы (ЛiМ, 30.07.93); Рыбны дзень не адмяняецца. А небяспека? (Зв., 18.04.97).

Перестроечная эпоха характеризовалась следующим набором словосочетаний-клише в качестве ядра лингвокультурологического микрополя “перестройка”: прораб перестройки, курс на перестройку и обновление, ускорение общественного развития, новое мышление, общество тотального дефицита, стоять за дефицитом, очередь за мылом/водкой и т.п., Жилье - 2000, визитная карточка покупателя, выездная торговля, горячая точка, лица кавказской национальности, деревянный рубль, рублевая зона, “загрязненные” районы, “прозрачные” границы, беловежские соглашения, потребительская корзина, “колбасная” электричка и др. и высказываний-лозунгов: Даешь ускорение! Процесс пошел .

Ср. в современном контексте: А когда, как говорил незабвенный наш любитель консенсусов, “процесс пошел”, нужны иные меры и другой язык (Изв., № 71'92); Процесс пошел... Преданный советским руководством главный разведчик бывшей ГДР М.Вольф... вновь оказался на скамье подсудимых (КП, 11.01.97); В Ивановский район за последние годы из горячих точек бывшего Союза прибыло более 260 человек. (7Д, 04.12.93); Как известно, по чернобыльской программе через “загрязненные” районы нашей республики прокладывается магистральный газопровод “Торжок - Домна” (СБ, 04.02.92); Лицо кавказской национальности (заголовок) (НВ, 28.03.97); “Горячий” телефон (заголовок) (7Д, № 9'92); Мы должны зубами вцепиться в брошенное как-то Ельциным словцо “прозрачные” границы и упорно работать над тем, чтобы из туманной метафоры выросла новая и прочная государственно-правовая реальность (Изв., 26.02.92) — Працэс пайшоў. Толькi куды? (ЛiМ,ў14.03.97); Пра глыбокую даўнiну нешта з'яўляецца, а пра гады “вялiкае перабудовы” — вельмi мала (ЛiМ, 05.11.93); Мае баявыя ўзнагароды дэвальвалiся нароўнi з драўляным рублём (ЛiМ, 30.07.93) Нi ў адной “гарачай кропцы” былога Саюза беларускiх часцей няма (Зв.. 28.02.92); Выкрутасы вакол спажывецкага кошыка (заголовок) (НВ, 08.05.97). Змянiць жыццё з дапамогай “новага мыслення” (заголовок) (ЧЗ, 19.05.97).

Процесс демонтажа тоталитаризма и авторитарной власти одной партии, стремление к культурному возрождению, к восстановлению утраченной части историко-культурного наследия нашли выражение в формировании новых клишированных словосочетаний, выступающих как средство, форма и способ передачи новой социокультурной информации.

Посттоталитарный, современный период развития общества нашел отражение в следующих выражениях: парад суверенитетов, ближнее зарубежье, дальнее/иностранное зарубежье, невидимая / теневая экономика, совковый бизнес,”челночный” бизнес, коммерческий туризм, новые люди/русские/белорусы, планово-рыночная экономика, рыночный социализм, силовые ведомства/структуры, обвальная / номенклатурная приватизация/”прихватизация”, уличный доллар, валютные иностранцы/мальчики, “телефонный” коммунизм, телефон доверия, правовой/валютный коридор и др.

Каждый "валютный иностранец" в Москве или Ленинграде становится дичью для четко сорганизованной охоты (ЛГ, 15.05.90); Дети “рыночного социализма”. Почему они оказались обузой для родного государства? (Р., 15.02.96); “Новые белорусы”: случайность или закономерность? (заголовок). Сегодня уже и не припомнишь, с чьей подачи вошло в обиход, стало обыденным и привычным ранее не знакомое понятие “новые белорусы”. Призошло это скорее по аналогии с пресловутыми “новыми русскими”, о которых, благодаря СМИ, все наслышаны (7Д, 30.03.96); “Новый русский” ходит с пушкой не на нарах — на Канарах (АиФ, № 15'96); “Обвальная” приватизация? (заголовок) (7Д, № 15'94); Уличный доллар разгулялся. Не пора ли его приструнить? (ВМ, 30.09.93); ...особо отметили необходимость привлечения инвестиций в белорусскую экономику и создание для этого необходимого правового коридора (Р., 09.02.96); Отдел молодежи горисполкома установил “телефон доверия”, курирует усилия психологов (7Д, 13.06.96); А вот попробуй они сделать облаву на “валютных мальчиков”... (ЗЮ, 19.03.94); Одним из центральных вопросов стал “валютный коридор” (7Д, 08.05.96); Типичный образчик “совкового” бизнеса (ЗЮ, 11.02.92); “Челночный” бизнес может исчезнуть (ЛГ, 21.08.96); Без теневой экономики России пришлось бы худо (КП, 07.06.97) — Мы зноў убачым спробы пабудаваць “рынкавы сацыялiзм” у асобна ўзятай краiне (Св., 05.07.96); У “саўковым” выкананнi яго бiзнес далёкi ад iдэалаў дзелавой i iншай этыкi (ЗЮ, 11.02.92); Я не быў эканамiчным эмiгрантам (ЛiМ, 26.11.93); Тып “беларуса-саўка”, “сярэднестатыстычнага выканаўцы “ (ЛiМ, 13.11.93).

По образному выражению философов, язык есть время культуры. Как языковые свидетельства социальной истории предстают теперь перед нами проанализированные лингвокультуремы. Под этими полуфразеологизированными словосочетаниями и выражениями стоят вполне определенные модели восприятия действительности, а мир языка предстает как "вторая действительность" (Л. Вайсгербер).

Метафора войны, являясь доминирующей в нашем языковом сознании с октября 1917 года до наших дней [Баранов А., Караулов Ю. 1991, с.62], реализовалась в следующих ключевых выражениях советской эпохи: враг народа, холодная война, социально опасный элемент, ударный фронт пятилетки, агрессивные происки империализма, борьба за урожай, завоевания социализма и под.

Ср. в современном контексте: Космические отголоски “холодной войны” (заголовок) (Изв., 03.03.92); Я последний заложник “холодной войны” (КП, 11.01.97); У нас “героем” может стать любой (заголовок). Похитив на родном предприятии 340 кг латунных трубок стоимостью около 2 млн. руб., “герои” трудового фронта пытались их унести (ВМ, 13.12.93); Общее собрание СПБ “Рабочая солидарность” объявило В.Мумая “врагом рабочего и свободного профсоюзного движения на Беларуси” (7Д, 05.07.96); И снова “бой”. Но уже за рыночные знания (7Д, 02.12.95); Родина не забывает своих героев. Постановлением Совета министров было решено награждать победителей “битвы за урожай” традиционными призами (Св., 22.08.97); Механизатор, в борьбе за зернобобовые будь готов! (ЗС, № 33’97) — Першыя палосы газет зноў застракацелi словам "бiтва" ў розных склонах (ЛiМ, 08.08.97); А наперадзе яшчэ “бiтва за ўраджай”, i калгасы абавязкова запатрабуюць грошай (Св., 05.07.96); ...стварыць клуб “гвардзейцаў жнiва” (ЛiМ, 01.08.97).

С горечью пишет об этом А.И.Наркевич: "Не здаюць сваiх пазiцый набiўшыя ўжо аскому спалучэннi са словамi барацьба, бiтва, фронт, змаганне ў нашыя мiрныя днi: барацьба за вялiкi хлеб, бiтва за ўраджай, фронт работ, змаганне за якасць, магутная зброя ў барацьбе за якасць прадукцыi, быць / знаходзiцца на перадавых пазiцыях / рубяжах за авалоданне ведамi i падобныя" [Наркевiч А.I. 1996, с.63].

Анализируя тоталитарный тип политического мышления на материале политического дискурса, А.Баранов и Ю.Караулов, вслед за Дж.Лакоффом и М.Джонсоном, приходят к выводу о том, что ”...метафора, внутренняя форма слова или словосочетания может ожить и сформировать концептуальную модель, которая может выступать как способ восприятия действительности, настраивать на определенный тип поведения” [Баранов А.,Караулов Ю. 1991, с.63]. Язык агрессии, насилия, принуждения был наиболее внятным и доступным пониманию языковой личности советской эпохи, а код межнационального общения — языком централизма, державных интересов и престижа.

Современный контекст употребления ярко иллюстрирует деактуализацию значений словосочетаний, отражающих советские реалии, деидеологизацию и деполитизацию общественно-политических оборотов эпохи социализма. Если ранее такие наименования представляли собой дескрипции, благодаря которым эти объекты представали в определенном свете и получали определенную интерпретацию, причем им создавался только положительный имидж, то в настоящее время они функционируют уже без отмеченных смысловых приращений.

Новые реалии современного уклада жизни и специфику культурно-исторического пути развития Белоруссии отражают следующие словосочетания-лингвокультуремы, которые функционируют только в белорусском языке и в русской речи белорусов: чарнобыльскi шлях, чарнобыльскiя дзецi, прэзiдэнцкая вертыкаль, "цынкавыя хлопчыкi" (С.Алексiевiч):

“Чарнобыльскi шлях“ прайшоў мiрна (заголовок). 26 красавiка, у дзень чарговай гадавiны аварыi на ЧАЭС, у Мiнску прайшло традыцыйнае шэсце, арганiзаванае апазiцыяй. Першае падобнае шэсце адбылося яшчэ ў 1989 годзе (Зв., 30.04.97); Работа С.Далiдовiча “Выратуй, Божа, чарнобыльскiх дзетак” (Зв., 26.04.97); Чарнобыльскi хлопчык у амерыканскай сям’i (Св., 22.08.97); Из Италии пришло сообщение, что более 300 чернобыльских детей из Беларуси не могут своевременно вылететь самолетами компании "Белавиа" на родину после отдыха (ЗС, № 33’97); ...чатыры ратацыi кадраў ў прэзiдэнцкiх вертыкалях i гарызанталях рознага узроўню... (ЛiМ, 14.03.97); Кто же они — мальчики восьмидесятых, “цинковые мальчики”, те, кого призвала война? Какие они? (7Д, 18.06.93) (“Цынкавыя хлопчыкi” - название книги белорусской писательницы С.Алексиевич о белорусских военнослужащих в Афганистане. Убитых солдат привозили домой в цинковых гробах. В переносном значении: об ожесточившихся на войне молодых людях).

Семантика анализируемых лингвокультурем отражает знакомые каждому нашему соотечественнику и современнику типичные социальные ситуации, ключевые стороны нашего политического бытия, способы понимания действительности, характерные для нашего общественного сознания, те явления жизни, которые не имели соответствий в отдельных иностранных культурах и которые поэтому устойчивыми эквивалентами не переводятся. Таким образом, ключевые выражения эпохи как единицы лингвокультурологии представляют собой область лакун. Кумулятивная функция языка способствует сохранению в таких языковых единицах информации о социальной и духовной истории народа, в силу чего язык становится “подлинным зеркалом национальной культуры” (Е.М.Верещагин, В.Г. Костомаров).

Проблемы “новояза” в русском и белорусском языках

Пропагандистские клише, стереотипы, блоки, формулы, лозунги широко использовались средствами массовой информации с целью воздействия на языковое сознание личности тоталитарной эпохи. Сущность официального языка этой эпохи получила название “новояз”. Этот термин был употреблен при переводе антиутопии Дж.Оруэлла “1984 год”. Семантика “новояза” отражала не социальную реальность, а идейное мифотворчество, коммунистическое мировоззрение в его наложении на действительность.

Различные аспекты этого лингвистического явления ХХ века нашли отражение в работах как отечественных лингвистов В.П Нерознака, М.В.Горбаневского, Л.П.Кременцова, Э.И.Хан-Пира, Ч. Г.Гусейнова, Н.А.Купиной, Ю.А.Сорокина, О.Д.Кулешовой и др., так и зарубежных — А.Вежбицкой, М.Гловиньского, Э.Лассан, А.Бурмействер, Ж.Сероса, Ф.Тона и др. Символично, что данная тематика открывает описание русского языка конца ХХ столетия в коллективной монографии [Русский язык...1996].

Фиксируя общность языковой ситуации периода тоталитаризма в странах Европы (см., например, работу В.Клемперера “Язык Третьего рейха: из записной книжки филолога”), исследователи отмечают характерные признаки “новояза”: это язык массового фанатизма, он учит средствам массового внушения; ужасающе унифицированный, клишированный, бедный; выполняет функцию заклинания и испытывает потребность в восклицательных знаках (ср.: Делу Ленина жить в веках! Слава труду! Слава КПСС! Пятилетку — в четыре года! и под.); характеризуется сменой ценностных языковых ориентаций в сторону опрощения языка. Новояз, писал Дж.Оруэлл, был призван “не расширить, а сузить горизонты мысли”, “сделать невозможными любые иные течения мысли”.

Тоталитарный тип политического мышления связан с так называемой “третьей культурой” [Толстой Н.И., 1995], “культурой для народа”, культурой промежуточной, преходящей в отличие от элитарной и народной культуры. Для Дж.Оруэлла Новоязык — “промежуточный мир”, в принципе непереводимый на другие языки вследствие стереотипизации и расплывчатой семантики терминов.

“Новояз” как явление антикультуры и антинормы победил в начале 30-х годов, что сопровождалось сменой фоновых знаний, резким снижением языковой компетенции, или отчуждением носителя от его родного языка, формированием особой социосемантики и ущербного синтаксиса, т.е. канцелярита, например: выйти на решение вопроса, поставить вопрос на высокий уровень, закрыть вопрос по..., определиться в отношении дальнейших планов, встать на трудовую вахту, сдвинуть результаты в качественную сторону и под. Разрушительное воздействие на семантику, стиль и грамматику подобных высказываний очевидно.

Синтаксису “новояза” принадлежала важнейшая функция в создании формы дискурса, в терминировании речи и создании стандартных развернутых словосочетаний и целых предложений для “лаконичной” передачи мысли, т.е. манипулирования общественным сознанием, для формирования жанра “воинствующей публицистики”. По предположению Ю.А.Сорокина и О.Д.Кулешовой, в Новоязыке — языке Океании в изложении Дж.Оруэлла — могли существовать лишь восклицательные и повествовательные предложения в связи с существованием запрета на вопрос [Сорокин Ю.А. 1995, с.254]. (ср. с новой тенденцией к диалогизации речи в посттоталитарный период и обилием вопросительных предложений в заголовочной функции в прессе — гл.I, раздел 6).

Весьма актуальным представляется оценка этого явления и в белорусском языке, контрастивное описание его с целью выявления специфики языковой “картины мира” авторитарного периода белорусской языковой личности [Чумак Л.Н. 1994в].

Процесс становления белорусской общественно-политической терминологии советского периода, как было отмечено выше, характеризовался чрезмерной дублетностью и параллелизмом, ср., например, вызвать на ковер и ”дывановыя” справаздачы: Не скiдваюцца з рахунку i такiя выпрабаваныя метады мiнулага, як “дывановыя” справаздачы (ЛiМ, 14.03.97).

Признаки нетождественного национально-языкового сознания фиксируются в отсутствии в белорусском языке некоторых калек с привычных для русского языкового фонда выражений советского периода. Заимствовалось, как правило, целое понятие, ср.: отец / вождь народов, “закрытые” города, “невыездной” писатель, “спальный” район, из-под полы, взять из-под прилавка, выездная торговля, овощная база, “выбросили” товар, ”колбасная” электричка, иностранное зарубежье.

Способом введения в контекст таких единиц могли быть русскоязычные вкрапления, например: А Станкевiч спачывае... сярод магiлаў ахвяр, рэпрэсiраваных тэрорам “отца всех народов” — Сталiным (ЛiМ, 01.08.97). (Ср.: Старыя камунiсты не задавальнялi “правадыра” (ЛiМ, 14.02.97); За “батьку” деревня горой стоит (КП, 24.04.97). Использование русскоязычных или белорусскоязычных вкраплений в соответственно белорусском или русском тексте не является случайным и рассматривается как специфическая форма взаимодействия языков, возможная в социокультурном контексте прежде всего эпохи смены идеологических парадигм и эволюции культуры. Такие единицы являются не просто языковым знаком, а сгустком оценочных коннотаций и общественно-политических ассоциаций, авторы используют их для создания ценностных оппозиций идей, как актуализатор скрытых смыслов и образно-оценочных характеристик и заключают в иронические кавычки. Так происходит актуализация в тексте русского или белорусского этнокультурного пространства.

“Новоязом” могут называть и языковые новшества, отличающиеся уродливостью, нарушением кодифицированных литературных норм, квалифицируя их как “болезнь языка”, как явление “антикультуры” и косноязычия.

В начале 90-х годов резко возросла популярность рекламы, и в связи с этим отмечен новый тип текста - рекламный. Цитаты из рекламных текстов проникают в язык газет и в устную речь наших современников, рождают новые стереотипные высказывания, которые, в свою очередь, становятся моделью для новых окказиональных образований: Январь. Время... пить “Херши”. А еще смотреть телевизор... (Р., 26.01.95); Марина Сергеевна - одинокая женщина и никому не верит. Потенциальные президенты тоже не молоды и тоже обжигаются (заголовок) (ЗЮ, 24.05.94); “Абракадабра, плыви!.. или История одной авантюры (заголовок) (НГ, 22.03.94).

Некоторые из них выступают как “образчик” глупости и алогичности: В радиопейдж двигай ногами (из радиорекламы); Как получить вкус будущего?; В Денди играют все!; Купи себе немного Олби!; Попробуй радугу фруктовых ароматов!; Чистота - чисто Тайд!; Взрывная волна апельсинового сока в жестяной банке!; Вперед — к вкусной и здоровой пище! Чем полезнее — тем вкуснее!; Улыбнитесь на 10 000 долларов! (из телерекламы); Шинторг - самый оборотистый бизнес (АиФ, № 31'97) и др.

Поскольку реклама на белорусском языке используется гораздо реже ввиду не столько не сформированности белорусской терминологической лексики, функционирующей в рекламе, сколько недоступностью восприятия её русскоязычным населением, то и примеров такого рода значительно меньше: Самая беларуская, самая маладзёжная перадача! (из радиорекламы).

Одной из новых особенностей функционирования современных восточнославянских языков является резкое возрастание психологического неприятия “новояза” [Русский язык..., с.13] как бюрократического языка прошлого и его метастаз — вербально-рекламного сора и новых терминологических сочетаний общественно-политического характера: Люди жаждут внимания, сочувствия, помощи в разрешении конфликтов, а получают от ворот поворот в “коридорах власти” (НВ, 19.07.97); Вестник БЕЛТА “в кабинетах власти” (заголовок) (7Д, 16.06.96); Двадцать третью экспедицию на российской космической станции “Мир” можно считать рекордной по числу “нештатных ситуаций”; Предприятия-должники будут распределены по вице-премьерам и членам ВЧК. Всем ставится задача - гасить сейчас (АиФ, № 31'97) -- “Няштатных” сiтуацый не бывае? (Зв., 04.02.92).

В статье под заголовком Ударим по проституции высокой моралью (Изв., № 71'92), например, так пародируются, высмеиваются перлы “новояза”: ... торговали телом в “неустановленных местах”; стоят “на балансе” столичной милиции; демонстрация “недозволенных частей тела”, “милицейский хвост”, “компетентные органы” и др.

Аналогичная тенденция отмечена А.И.Наркевичем и в белорусском языке: "Так, знiкаюць, але ўсё яшчэ даюць пра сябе ведаць рэцыдывы мiнулага, сустракаюцца — i яшчэ нярэдка — моўныя штампы, клiшэ з загадна-ўказальным тэкстам тыпу падняць, паставiць, узняць, завастрыць пытанне; узмацнiць, павысiць патрабаваннi; умацаваць, наладзiць працоўную дысцыплiну; забяспечыць, рэалiзаваць выкананне плана; прывесцi ў дзеянне, у адпаведнасць з узятымi абавязательствамi; прыняць рашучыя меры, чарговыя меры па далейшаму паляпшэнню, прызнаць неабходным, узяць на ўзбраенне, запоўнiць прабелы, адобрыць iнiцыятыву i iнш. <...> Не адышлi яшчэ ў нябыт шматлiкiя сацыяльныя клiшэ, "высокiя" дзяжурныя i "нiзкiя" прынiжальныя словы i выразы. З аднаго боку, гэта спалучэннi слоў тыпу дырэктыўныя органы, вышэйшыя эшалоны ўлады, высокiя iнстанцыi, адказныя / наменклатурныя работнiкi, выбраннiкi народа, народныя выбраннiкi, правафланговыя перабудовы, лепшыя людзi вобласцi / сяла / раёна, вялiкi народ, старэйшы брат... матэрыяльныя, тэхнiчныя i працоўныя рэсурсы..., чалавечы фактар., а з другога — больш сцiплыя, тыпу просты чалавек, людскiя масы, малыя народы, квалiфiкаваныя рабочыя рукi, рабочая сiла...” [Наркевiч А.I. 1996, с.62].

С точки зрения лингвокультурологии необходимо различать два противоположных явления: собственно “новояз” и пародию на “новояз” как явление “самообороны языка” (А. Вежбицкая). Смена фоновых знаний и переориентация опыта языковой личности проявляется в переосмыслении и актуализации языковых средств, приводящих к изменениям поверхностных структур языка, в развитии новой сочетаемости слов: Нынешние цены на билеты - новый “железный занавес”... России, чтобы не срамиться на весь мир и чтобы не ставить под удар свои демократические декларации, нужно срочно демонтировать новый “тарифный занавес” (Изв., 22.02.92); Приказы такого рода отдаются устно, по телефону. Да, то самое, не забытое “позвоночное” (от слова “звонить”) право (ВМ, 16.12.93); Здесь каждую минуту “друзья народа” охотятся за “врагами нации”... Разгуливают почти открыто “враги народа”, приговоренные к аресту (КП, 08.12.93); Буратино — враг народа (заголовок) (ЛГ, 14.07.96); Хавьер Солана на троне “холодного мира” ( заголовок) (КП, 13.02.97); ”Новые кубинцы” строят капитализм под старыми лозунгами (КП, 26.02.97); Похоже, людям уже надоели даже так называемые “враги интеграции”, на них публика уже не реагирует (НВ, 14.05.97); Браво на отдых и браво на труд (из телерекламы); У сладких парочек — жизнь не сахар (о браке известного теннесиста) (КП, 25.01.97) — Ты вораг рэжыму, што ў iх разуменнi азначае i “вораг народа”; Чаму ж тады нас абурае феномен “старэйшага брата”? Прышчэпак заўсёды будзе “братам малодшым” (ЛiМ, 01.08.97); ...Чалавек, раб цi “шрубчык” сiстэмы (ЛiМ, 13.11.93).

Выводы

Лингвокультуремы - ключевые выражения эпохи служат как целям языковой номинации, способствуя детальному описанию мира, так и целям закрепления культурных стереотипов, сохранения культурных знаний. Это понятие историческое, явление социальных взаимоотношений, которые складываются в обществе на разных этапах его развития.

Лозунги и изречения тоталитарной эпохи — особый жанр “новояза”, свидетельство разрушающего воздействия его не только на семантику и грамматику языка, но и на языковое сознание личности. Контрастивный анализ их в русском и белорусском языках показал, что обороты тоталитарного единомыслия образовывали целые микросистемы в обоих языках, однако в белорусском языке возникали определенные ниши как свидетельство нетождественности национально-языкового отражения “картины мира” авторитарного периода.

В “большом времени” культуры (М.М.Бахтин) язык выступает как точный, надежный индикатор духовной культуры общества.