Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Учебник церковного права.doc
Скачиваний:
2
Добавлен:
01.04.2025
Размер:
3.67 Mб
Скачать

§ 44. Организация местных подразделений епархии с XVIII в.

Применительно к центральной коллегии - св. синоду и к епархиальным коллегиям

- консисториям, древнерусские "десятильничи дворы" также сделались коллегиальными

учреждениями. Возле древнерусского десятильника, ставшего обязательно духовным

лицом и получившего с начала XVIII в. название "духовных дел управителя",

явились товарищи из священников и дьяконов. Из этих лиц составилось коллегиальное

учреждение, под названием духовного правления. Духовные правления в некоторых

местах обладали почти такими же полномочиями, как консистории, в других, напротив,

ограничивались ролью передаточных учреждений для рассылки консисторских указов

и распоряжений по приходам, и даже не непосредственно, а через посредство

подчиненных органов надзора, за которыми постепенно установилось название

благочинных. Поэтому духовные правления стали постепенно упраздняться и существуют

ныне лишь в тех епархиях, в которых викарные архиереи управляют обособленною

частью епархии (напр. в Устюге вологодской епархии и в Сарапуле вятской епархии).

Что же касается поповских старост, то, после уничтожения императрицей Екатериной

II тяглых отношений духовенства к архиереям и после отмены всяких даней и

пошлин, уплачивавшихся духовенством и мирянами в архиерейскую казну (в 1764

г.), эта должность сама собою прекратилась.

Г. Приходская организация

§ 45. Церковные приходы до XVIII-го века.

При отсутствии достаточных сведений о приходской жизни до XVI века, нет

возможности восстановить древнерусский приходской строй в первые века существования

христианства в России и в частности проследить процесс того постепенного развития,

благодаря которому наши предки, руководясь не византийским каноническим правом,

не знавшим церковно-общественного устройства прихода, а потребностями практической

жизни, выработали себе известные начала относительно такового устройства.

В этом отношении русская жизнь опять должна была представлять сходство не

с византийским, а с западноевропейским складом приходов. Нужно различать сельские

и городские приходы. Насколько сельские или деревенские храмы устраивались

"мирским иждивением", а не землевладельцами - духовными или светскими крестьянские

общества смотрели на устроенный ими храм, как на общественную собственность,

и на церковное хозяйство, как на общественное хозяйство, тем более что храм

служил для них не только местом для удовлетворения религиозных потребностей,

но и гражданским центром. Собираясь в праздничные дни к богослужению, прихожане

пользовались этим случаем и для обсуждения разных общественных дел и заключения

гражданских сделок. Отсюда объясняется устройство при церквах трапез, содержание

церковных котлов для пивоварения и медоварения и т. п., а также и то, что

церковный "дьяк" (т. е. дьячок) был обыкновенно вместе и земским общественным

дьяком или письмоводителем. Что касается городов, то, насколько можно судить

по примеру Новгорода, Пскова и позднее Устюга, город, как политическая единица,

устраивал храмы и хозяйствовал во всем церковном имуществе, выдавая лишь духовенству,

при храмах состоявшему, условленную ругу (денежную и натуральную) на содержание

его; а если даже храмы устраивались отдельными группами горожан (концами,

улицами и полуулицами), все-таки город сохранял за собою известные права над

всеми существующими в нем церквами. Так из одного древнего документа, известного

под именем грамоты новгородского князя Всеволода в пользу церкви св. Иоанна

Предтечи на Опоках, видно, что эта главная церковь новгородского торгового

рынка на Петрятине дворище была обеспечена в своем существовании доходом с

взвешивания воска (так как тут производилась оптовая торговля воском), и церковное

хозяйство предоставлено было в заведование выборной городской администрации,

в которую входили три представителя от житьих людей, от черных тысяцкий и

двое из купечества. Относительно Пскова с особенною ясностью удостоверено

историческими свидетельствами хозяйничанье псковичей - посадских людей над

храмами и над всяким церковным имуществом, как непосредственно, так и через

церковных старост, которые избирались не прихожанами из среды прихожан, а

посадскими людьми из своей среды. В Устюге посадские люди распоряжались, чтобы

одна церковь дала другой заимообразно известную сумму денег. В других местах

взгляд посадских на церковь с ее землею, как на свою собственность, выражался

в том, что напр. посад вступал в тяжбу с монастырем, если последний завладевал

этою церковью.

В частности, нужно различать отношение горожан или прихожан к церковному

имуществу, к приходскому духовенству и к приходской общественной дисциплине.

Общества, иждивением которых устраивались и поддерживались храмы, смотрели

на эти последние с той же точки зрения, как и частные лица, устраивавшие храмы,

т. е. с точки зрения частной собственности, имеющей религиозное значение.

Они принимали меры к снабжению церквей необходимой утварью и книгами, они

же считали своим правом и долгом заботиться о целости и сохранности всего

церковного имущества, выбирая для этой цели пономарей и церковных старост.

Последние, как видно из устюжских актов второй половины XVII в. вели все церковное

хозяйство под отчетностью миру, избиравшему их на известный срок, собирали,

хранили и расходовали денежную, хлебную и сенную казну, отдавали земли церковные

в обработку из полу, или на других условиях, в Пскове из пятого снопа, раздавали

свободные церковные деньги заемщикам под кабалы и бескабально, под заклады

и без закладов и т. п. Так как многие церкви находились в собственности не

общин, а отдельных лиц, между прочим, и духовных, которые или сами выстроили

их своим иждивением, или получили по наследству, и так как собственники делали

их предметом гражданского оборота, то московский собор 1667 г. запретил "кормчествовать

и продавать св. церкви", дав совет прихожанам каждой церкви выкупать продаваемые

св. церкви и церковные места. В то же время в городах (со всею ясностью засвидетельствовано

это относительно Пскова и Устюга), городское управление через избранных не

прихожанами отдельных приходов, а городским населением, администраторов действовало

по отношению к городским храмам на тех же основаниях, как в сельских общинах

действовал мир через своих старост по отношению к церковно-приходскому хозяйству.

Так в конце XVII в. псковский митрополит Маркелл жаловался на то, что в Пскове

и его пригородах с уездами архиереи над церквами воли не имеют, а по древнему

обыкновению владеют церквами мужики, что церкви все наделены вотчинами, и

этими вотчинами владеют и корыстуются сами мужики, настолько непослушные архиерею,

что если архиерей высылает им указ, они его не слушают и бесчестят, и многая

церковная казна пропадает за ними от давних лет.

Вообще только во второй половине XVII в. начинаются попытки епархиальных

архиереев установить епархиальный контроль над ведением церковного хозяйства

горожанами и прихожанами. Но с другой стороны, и сами архиереи, не довольствуясь

контролем, желали смотреть на городские церковные вотчины, как на собственность

архиерейских домов, отсюда тяжебные дела между горожанами и архиереями.

Отношение горожан и прихожан к духовенству представляется в таких формах,

которые граничили с отсутствием всякого церковного порядка. Стоглавый собор

признал за прихожанами право выбора духовенства, определив, что "по всем святым

церквам, в митрополии, в архиепископиях и епископиях, избирают прихожане священников

и диаконов искусных и грамоте гораздых и житием непорочных", оговорив лишь,

чтобы избрание совершалось без всякого подкупа и взяток. Но в действительности

прихожане и горожане не только избирали, а и увольняли духовенство. Делалось

это таким образом, что, вместо наличного священника или иного члена причта,

прихожане или горожане принимали к себе на службу другое лицо, как скоро имели

какое-либо основание предпочитать последнее первому. Благодаря этому праву

увольнения наличных членов причта с заменой их другими, отношение прихожан

или горожан к причту получило вид найма. Священник и другие члены причта заключали

с прихожанами договор, облекавшийся в форму порядной записи и обязывавший

одну сторону совершать в течение известного времени богослужение и церковные

требы, а другую к доставлению условленной руги, т. е. средств к существованию

(обыкновенно натурой). Наймоподобные отношения к духовенству и в то же время

отсутствие в древней Руси каких-либо нормальных штатов, которым бы определялся

личный состав причта, и который бы не дозволял архиереям посвящать духовных

лиц к приходам сверх надобности, имели своим последствием образование на Руси

обширного класса "волочащихся попов", бродячего безместного духовенства, которое,

быв раз посвящено в духовный сан и получив способность совершать церковные

действия, странствовало по русской земле, то отставляемое своими прихожанами,

то по собственной инициативе ищущее более питательных мест. Масса безместного

духовенства увеличивалась еще и тем обстоятельством, что, при отсутствии в

древней Руси каких-либо мер по собиранию епархиальным правительством церковно-статистических

сведений, нередко практиковалось намеренное введение епархиальных архиереев

в обман: просители, заручавшиеся голосами нескольких прихожан в свою пользу,

заявляли архиерею, что в данном приходе нет священника, архиерей посвящал

просителя, а после оказывалось, что священник в том приходе есть. Безместное

духовенство стремилось в большие города, всего чаще в Москву, потому что в

столичном городе ему легче было найти возможность приложить свою духовную

способность к практике и извлечь отсюда для себя средства к жизни. Так как

в Москве оно становилось на крестцах (перекрестках, как более бойких местах)

близ церкви Василия Блаженного и в других местах (крестцы ильинский, спасский,

варварский и никольский), то безместное духовенство, проживавшее в Москве,

получило название крестцового. Его не нужно смешивать с крестовым духовенством,

т. е. домовым у знатных и богатых лиц, которые устраивали в своих домах крестовые

палаты с иконостасом, для совершения всех церковных служб, кроме литургии,

а часто имели и домашние церкви. Безместное священнослужители, чтобы получить

право на практику в Москве, должны были предварительно заявиться поповским

старостам, позднее тиуну (боярскому сыну) в тиунской избе, наконец, еще позднее

в приказе церковных дел, получить уполномочивающую на священнослужение крестцовую

грамоту и уплатить установленную крестцовую пошлину. Безместное духовенство

своим неблагочинным поведением весьма долго служило предметом забот и опасений

для правительства.

В отношении к приходской общественной дисциплине, прихожане настолько

самостоятельно, насколько общинам принадлежали право и обязанность действовать

против всяких "лихих людей". Устанавливая своими приговорами обязанности гражданского

и политического характера для своих членов, общины налагали на них вместе

и религиознонравственные обязанности: ходить в церковь, соблюдать посты, в

праздники не работать, не сквернословить, жить в мире и любви, не заводить

пьянства и разврата, подвергая виновных в нарушении мирского приговора штрафу

в пользу церковного строения и даже в среду свою принимая новых членов не

иначе, как за поручительством известных общине лиц в религиозно-нравственной

добропорядочности новых членов.

В юго-западной Руси, под влиянием соседства с католическим церковным

порядком, развилось королевское "право поданья", и патронатское право. Короли

раздавали высшие церковные должности и монастыри часто даже светским лицам.

Частные лица, землевладельцы-фундаторы церквей хозяйничали в патронируемых

ими церквах, устраняя иногда всякое архиерейское вмешательство в дела этих

церквей.

На московском соборе 1667 года была впервые высказана мысль о необходимости

ведения приходским духовенством четырех приходских книг: 1) для записи крещения

и восприемничества, 2) для записи венчания, 3) для записи всех наличных живых

прихожан с целью возношения их имен на богослужении и 4) для записи умерших

с целью поминания их по чину церковному. Собор исключительно исходил из церковных

точек зрения, не имея еще в виду, что эти книги могут служить каким-нибудь

гражданским целям. Без всякого сомнения, мысль эта явилась под влиянием знакомства

некоторых членов собора с тем, что делалось в западной Европе.

В западной Европе правильная запись крещений и проч. установилась рано,

и первоначально также только для церковных целей. Но во Франции уже в 1539

г. по королевским законам записи крещений должны были служить доказательством

возраста. А в 1563 году тридентский собор возложил на всех католических священников

обязанность вести правильные реестры крещений с именами крещаемых и восприемников,

также брачные реестры. Королевским ордонансом 1579 г. во Франции установлена

обязанность приходского духовенства вести реестры крещений, браков и погребений

и представлять ежегодно все записи в королевские регистратуры (greffes royaux),

где священник должен был официально подтвердить, что запись верна. Такие записи

должны были служить гражданским целям удостоверения законности рождения и

брака, прав состояния и прав наследования. Московский собор 1677 г. еще не

думал о гражданском значении приходских записей, да и самые записи, вероятно,

не были введены в действительности, потому что позднее Петру Великому пришлось

снова вводить их, и уже со значением гражданских актов.