IV философы против философии

С самого начала философы были объектом подозрений и даже насмешек. Сократ был осмеян в пьесе блестящего комического поэта Аристофана как человек, который витает в облаках и словно сумасшедший говорит бессмыслицу. Мы уже увидели, что самый первый философ, Фалес, имел репутацию рассеян­ного. Обычно философов обвиняют в том, что они разглагольст­вуют о вещах, слишком далеко стоящих от реальных человеческих забот, что только полностью оторванный от жизни может всерьез беспокоиться об этом.

Не стоит и говорить, насколько неправдоподобной считаю я эту карикатуру на философию; с другой стороны, едва ли я посвя­тил всю свою жизнь размышлениям над философскими пробле­мами. Но не трудно заметить, какую популярность приобрело такое представление. Предположим, я скажу вам, что четыре — это два плюс два. Четыре — это также три плюс один. Значит, два плюс два — то же самое, что три плюс один. Все правильно, скажете вы. Действительно, если А есть В, и А есть С, то В должно быть С. Правильно? Прекрасно, я продолжаю. Сократ мудр, и Сократ безобразен. Следовательно, мудрость должна быть безобразной! Вот видите, что получилось. Где-то была допущена ошибка.

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН (1889-1951) родился в Вене, и весь период своего формирования провел в Австрии. Фактически все свои философские работы написал в Германии, но оказал влияние главным образом на английскую и американскую философию, где он, возможно, был единственным наиболее значительным философом XX в. Получив образование инженера, Витгенштейн под влиянием англичанина Бертрана Рас­села обратился к математической логике. В конце концов Вит­генштейн переехал в Кембридж (Англия), где провел большую часть своей сознательной жизни.

Весьма оригинальные логические исследования привели Вит­генштейна к теории языка, истины и значения, которую он изло­жил лаконично и оригинально в «Логико-философском трактате». Это была единственная философская книга, опубликованная Вит­генштейном при его жизни, но он написал множество философ­ских работ, вышедших посмертно. В конце жизни он полностью пересмотрел свои ранние теории и изложил новый взгляд на язык и его значение в своем произведении «Философские ис­следования». Витгенштейн был напряженно работающим, за­хваченным своими размышлениями человеком, который про­изводил на своих студентов и коллег такое глубокое впечатле­ние, что даже теперь, четверть века спустя после его смерти, множество известных английских и американских философов считают себя его учениками.

Другой пример. Я вспомнил, что вчера видел моего прияте­ля, но после некоторого размышления я понял, что вспоминаю сон, поскольку мой приятель вот уже два года находится в Европе. Прошлой ночью мне снилось, будто я король Персии, и временами это было так реально, что я ощущал запах фимиа­ма и слышал игру музыкантов! Иногда, когда нам кажется, что мы не спим, на самом деле мы спим, и кое-что из того, что, как нам кажется, мы помним, будто действительно совершали, на самом деле всего лишь воспоминания о наших снах. Так, мо­жет быть, и все, что я вижу, трогаю, обоняю и слышу,— всего лишь сон. Может быть, вся моя жизнь — сон, и я никогда не просыпался. Вот вы опять попались! Я начал с некоторых со­вершенно разумных предпосылок, а закончил настолько диким заключением, что только философы могут отнестись к нему серьезно.

Необычные загадки и странные противоречащие интуиции заключения неожиданно появляются в философских книгах на­чиная со времен древних милетцев, но некоторые из доказа­тельств британских эмпиристов и европейских рационалистов XVII—XVIII вв. содержат гораздо более по-настоящему загадоч­ных утверждений, чем те, которые были обычными даже для философов. Своего рода реакцией на их способ философствова­ния стала развитая одаренным австрийским математиком и фило­софом Людвигом Витгенштейном, новая и весьма спорная теория о том, что представляют собой философские проблемы и что мы должны с ними делать.

Витгенштейн (1889-1951) предположил, что философская про­блема есть нечто вроде пересечения логической путаницы, грам­матических ошибок и умственного расстройства. Говоря о мире, философы начинают с совершенно правильного употребления языка, но затем формулируют проблему, или выдвигают тезис, которая звучит вполне корректно, а на самом деле довольно стран­но. Но вместо того чтобы понять, что ими допущена ошибка, они настаивают на ней, делая все более и более странные заключения, находясь под обманчивым впечатлением кажущегося правдопо­добия своих собственных слов.

Например, будут иметь смысл вопросы: «Какова высота нью-йоркского Эмпайр-стейт билдинга? Как высоко находится Луна?» Но нет никакого смысла в вопросе «Какова высота верха?» Это просто детская шутка. Также есть смысл в вопросе «Это был сон или я действительно видел моего друга? Сплю ли я сейчас или я действительно король Персии?» Но, видимо, нет никакого смыс­ла в вопросе «Не есть ли вся моя жизнь сон?» Этот вопрос выглядит достаточно осмысленным, но затем оказывается, что он такой же, как и вопрос «Какова высота верха?»

Витгенштейн предположил, что философы относятся к своим проблемам скорее как к симптомам концептуального беспорядка, чем как к предмету исследования и обсуждения. Когда мы встре­чаем кого-либо, кто по-настоящему загипнотизирован философ­ской проблемой, мы должны попытаться облегчить его горе, раз­ложив проблему и показав тем самым, где он ошибся и как ему вернуться к обычному здравому смыслу. Приведенные здесь два высказывания из книги Витгенштейна «Философские исследова­ния» схватывают дух его подхода:

Моя цель такова: научить вас перейти от замаскированной чепухи к чему-то вроде чепухи очевидной.

Обращение философа с проблемой похоже на лечение болезни.

Второе утверждение содержит ту мысль, что философы должны быть по-настоящему озабочены тем, чтобы освободиться от философии! Если философские проблемы подобны болезни, то, чем быстрее мы вылечим людей, заболевших философией, тем быстрее не будет философии, нуждающейся в лечении. Это может показаться странным, но Витгенштейн не был единственным ве­ликим философом, который заявил, что его философия оставляет философию не у дел. Так же думал и Иммануил Кант.