5.5.2. Проблема истинности оценок

Еще один вывод из сопоставления определений истины и ценности: оценки (а значит, и нормы) не имеют истинностного значения, они не могут быть истинными или ложными. Истина и ценность — две полярные и вместе с тем взаимодополняющие категории. Истина характеризует отношение между описательным высказыванием и действительностью. Оценки не являются дескриптивными. Они употребляются для целей, отличных от описания, и описывают постольку, поскольку это необходимо для выполнения основной функции — оценивания.

Приписывание оценкам истинностного значения связано с подменой их некоторыми иными выражениями, способными быть истинными или ложными.

• Чаще всего оценки неосознанно подменяются утверждениями об их общепринятое™, существовании, эффективности и т. п. Например, оценка «Хорошо говорить правду» может считаться истинной потому, что, согласно общему убеждению, это действительно так, и ложь предосудительна. Утверждения, описывающие те или иные особенности оценок или их употребления, являются, конечно, истинными или ложными. Но из этого вовсе не следует, что истинностное значение присуще и самим обсуждаемым оценкам. Инструментальная (телеологическая) оценка приписывает предмету ценность, принимая во внимание его связи с другими вещами. Такого рода оценки нередко относят к истинным, если они действительно способствуют достижению ценного самого по себе («внутренне ценного») состояния. Утилитарная оценка слагается из утверждения об эмпирическом законе и собственно оценки. Первое является, конечно, истинным или ложным. Подмена им всей утилитарной оценки способна внушить иллюзию, что она обладает истинностным значением. Но это только иллюзия.

Вопрос о том, приложимы к оценкам термины «истинно» и «ложно» или нет, был и остается предметом оживленных споров. Во многом они связаны с тем, что значительное число выражений языка имеет двойственный, описательно-оценочный характер.

Простым и наглядным примером выражений такого типа являются определения толковых словарей. С одной стороны, они фиксируют и описывают сложившуюся языковую практику, с другой — нормируют ее, предписывают конкретное языковое поведение. Более сложный пример — моральные нормы. В них содержится описание сферы моральной жизни и опосредствованно тех сторон социальной жизни, одним из обнаружений которых является мораль. Этими же нормами предписываются определенные формы поведения, требуется реализация известных ценностей и идеалов.

Имеются два основных подхода в решении проблемы истинности моральных норм. Те, кто считает их описаниями или прежде всего описаниями, убеждены, что понятия истины и лжи приложимы к ним точно в том же или несколько модифицированном смысле, что и к остальным описаниям. Нередко в качестве дополнительного аргумента утверждается, что если бы моральные нормы не были связаны с истиной, то ни одну моральную систему нельзя было бы обосновать, и все такие системы оказались бы равноправными. Эта ссылка на угрозу релятивизма и субъективизма в морали очевидным образом связана с убеждением, что объективность, обоснованность и тем самым научность необходимо предполагают истинность, и что утверждения, не допускающие квалификации в терминах истины и лжи, не могут быть ни объективными, ни обоснованными, ни научными. Это убеждение — характерная черта того стиля теоретизирования, который был присущ XVII-XVIII вв.

Авторы, подчеркивающие в моральных нормах их регулятивную, проектирующую функцию и считающие главным не дескриптивное, а прескриптивное их содержание, полагают, что к этим нормам неприложимо понятие истины. При этом, чтобы избежать релятивизма и иметь возможность сопоставлять и оценивать разные системы морали, взамен истины вводится некоторое иное понятие. Его роль — быть как бы «за-

менителем» истины в сфере морали и показывать, что, хотя понятие истины неприложимо к морали, она тем не менее как-то связана с действительностью и в ней возможны некоторые достаточно твердые основания. В качестве таких «суррогатов» истины предлагались понятия «правильность», «значимость», «целесообразность», «выполнимость».

Ни один из этих двух подходов к проблеме истинности моральных норм не является обоснованным. Каждый из них представляет собой попытку разорвать то противоречивое дес-криптивко-прескриптивное единство, каким является норма морали, и противопоставить одну какую-либо сторону другой его стороне.

Первый подход предполагает, что в терминах истины может быть охарактеризована любая форма отображения действительности человеком, и что там, где нет истины, нет вообще обоснованности и все является зыбким и неопределенным. С этой точки зрения добро и красота являются всего лишь завуалированными формами истины. Очевидно, что такое расширительное толкование истины лишает сколько-нибудь ясного смысла не только те понятия, которые она призвана заместить, но и ее саму.

В случае второго подхода уже сама многочисленность предлагаемых «суррогатов» истины, их неясность, их короткая жизнь, отсутствие у них корней в истории этики, необходимость для каждой формы отображения действительности, отличной от чистого описания, изобретать свой особый «заменитель» истины говорят о том, что на этом пути не приходится ожидать успеха.

Проблема обоснования моральных норм — это проблема раскрытия их двойственного, дескриптивно-прескриптивного характера. Норма морали напоминает двуликое существо, повернутое к действительности своим регулятивным, оценочным лицом, а к ценности — своим истинностным лицом: она оценивает действительность с точки зрения ее соответствия ценности, идеалу, образцу и одновременно ставит вопрос об укорененности этого идеала в действительности.

В этом плане моральные нормы не являются каким-то исключением. Аналогичную дескриптивно-прескриптивную природу имеют, например, и наиболее общие законы и прин-

ципы науки. Но если в моральных нормах явно доминирует прескриптивное, оценочное начало, то в научных законах и принципах ведущим обычно<является описательный момент.

Таким образом, проблема не в том, чтобы заменить добро в области этики истиной или чем-то, что напоминало бы истину и связывало бы, подобно ей, мораль с действительностью. Задача состоит в выявлении взаимосвязи и взаимодополнения истины и добра, в выявлении их взаимоотношений с другими философскими категориями.

Это относится, конечно, не только к моральным ценностям, но и к ценностям вообще.

И наконец, еще один вывод из сопоставления определений истины и ценности. Так называемый «принцип Юма», вызывающий до сих пор дискуссии, говорит о невозможности логического перехода (вывода) от фактических утверждений к утверждениям долженствования. При понимании ценности как противоположности истины вопрос о поисках формально-логического перехода от «есть» к «должен» лишается смысла, как, впрочем, и вопрос об обратном переводе. Не существует логически обоснованного вывода, который вел бы от посылок, включающих только описательные высказывания, к заключению, являющемуся оценкой. Невозможно также логически обоснованное рассуждение, ведущее от множества оценок к описательному утверждению.

Это не означает, конечно, что между описаниями и оценками нет никаких иных связей.