В исторической науке «застывшее» царствование Николая I вызывало,

пожалуй, меньше споров, чем другие этапы истории России ХIХ века. Хотя и

здесь можно найти целый спектр оценок внутренней политики Николая I и

его самого как государя — от «светлого рыцаря», беззаветно защищающего

устои русской жизни (эта точка зрения, характерная для придворных и дворянских историков ХIХ — начала ХХ века, постепенно начинает возрождаться в последнее время), до кровавого Николая Палкина, одного из главных

отрицательных героев радикальной литературы, а затем и советских исторических работ. Истина, наверное, как ей и полагается, находится где-то по-

середине…

Семейные дела

Николай женился, еще будучи великим князем, — 1 июля 1817 состоя-

лась его свадьба с прусской принцессой Шарлоттой, получившей в право-

славном крещении имя Александры Федоровны.

Этот брак также, как подавляющее большинство браков подобного рода,

носил ярко выраженный династический характер, то есть заключался по

определенным политическим расчетам.

Шарлотта была старшей дочерью прусской королевской четы — Фри-

дриха Вильгельма III и Луизы, с которыми у Александра I были давние дру-

жеские отношения.

Этот брак должен был еще больше сблизить Россию и Пруссию, закре-

пив тот союз между ними, в котором русский царь был очень заинтересован.

Несмотря на это, брак в целом оказался довольно удачным. Николай I

оставался верным своей натуре и в семейных делах. Если между супругами

и не было особой любви, то, несомненно, существовала искренняя и глубо-

кая привязанность. Император всегда соблюдал формальный порядок в от-

ношениях с женой: проводил с ней достаточно много времени, всегда де-

монстрировал уважительное отношение к своей второй половине. Хотя,

откровенно говоря, супружескую верность Александре Федоровне он не

хранил.

В 1818 году у великокняжеской четы родился сын-первенец Александр,

будущий царь-Освободитель. Его появление на свет, несомненно, подтолк-

нуло Александра I завещать престол Николаю — ведь теперь можно было

не сомневаться в том, что род Романовых не иссякнет и Россия избежит ди-

настического кризиса, которого всерьез опасался царь.

Всего же у Николая I и его супруги было семь детей — четыре сына и

три дочери.

Нужно отдать должное Николаю I — в семейных делах он показал себя

не только внимательным по отношению к своей жене мужем, но и весьма

заботливым, чутким отцом.

Особенно это касалось первенца — Александра.

Николай и Карамзин

Таким образом, в 1825 году Николай I вступил на престол, будучи вполне зрелым человеком с сильной волей и вполне сформировавшимися взглядами на жизнь в целом, и на управление в частности. К тому же с первых дней правления он обрел мощную идейную опору, благодаря Н.М. Карамзину.

Карамзин часто бывал при дворе и пользовался уважением царской се-

мьи. С ним любил беседовать Александр I, правда, несколько охладевший к

историку после резкой критики Карамзиным своих реформ. Николаю же

идеи Карамзина, подкреплявшие его собственные взгляды, оказались не

только близки, но и жизненно необходимы.

Вскоре после событий 14 декабря 1825 года, которые потрясли консер-

вативно настроенного историка духовно и сгубили физически (он простыл в

этот день и через два месяца умер), уже смертельно больной Карамзин

имел личное свидание с новым царем. Он держал перед ним речь в духе

своей знаменитой «Записки о древней и новой России», развивая свою из-

любленную мысль: «Россия основалась победами и единоначалием, гибла

от разновластия, а спаслась мудрым самодержавием!» В самодержавии, и

только в нем, видел Карамзин залог благополучия русского народа. Задача

государя состоит в том, чтобы совершенствовать этот строй, подбирая

дельных исполнителей своей воли, а ни в коем случае не изменять его. И

так же, как в «Записке», Карамзин резко критиковал нововведения покойно-

го Александра I, разрушавшие, по его мнению, самодержавие.

Критика Карамзина носила настолько откровенный и резкий характер,

что присутствовавшая при этой беседе вдовая супруга Павла I Мария Федо-

ровна просила историка «пощадить уши матери». На это Карамзин отвечал,

что говорит с матерью не “не только усопшего, но и ныне здравствующего

государя”, подчеркивая тем самым, что верит в здравый смысл и добрую

волю Николая I.

Николай слушал эту речь с полным одобрением: Карамзин, в сущности,

говорил то, что полностью соответствовало взглядам самого царя, причем

делал это весьма убедительно, в изящной форме подкрепляя свои сообра-

жения постоянными ссылками на историю. Все это могло стать — и стало —

основой новой идеологической системы. Недаром набело переписанный эк-

земпляр «Записки» Карамзина впоследствии всегда находился под рукой

Николая.

О том, насколько хорошо усвоил Николай I уроки, преподанные Карам-

зиным можно судить по письму, которым царь в июне 1826 года сопроводил

доклад следственной комиссии по делу декабристов.

В этом письме царь дважды упоминал порядок вещей в России, каждый

раз вкладывая в это понятие разный смысл. Он писал здесь об «установленном порядке, освещенном веками славы», то есть о самодержавно-крепостническом строе — с царской точки зрения, вечном, нерушимом и со-

ставлявшим самую суть бытия русского народа. С другой стороны, он писал

здесь и о предельно ненадежном, опасном «порядке вещей», сложившемся

в предыдущее царствование, имея в виду непоследовательность внутрен-

ней и внешней политики Александра I, неоправданные реформы, попусти-

тельство либеральным идеям.

Этот «порядок вещей», в корне противоречащий великому самодержав-

ному порядку, по словам Николая I, неизбежно должен был привести к

открытому бунту против власти. Восстание декабристов объяснялось им,

прежде всего, слабостью и непоследовательностью Александра I. Самому

же Николаю это «отвратительное» событие давало, по его твердому убе-

ждению, право «доказывать прочим необходимость мер быстрых и

строгих». Вольномыслию, ведущему к смуте, следовало противопоставить

силу, «анархическим стремлениям» — коренной, несокрушимый порядок

русской жизни, который не нуждался ни в каких преобразованиях — только

в еще большем укреплении.

С такими мыслями Николай I занял престол — и оставался верен им на

протяжении всего своего тридцатилетнего царствования.

Основы подобной идеологии хорошо просматривались уже в «Записке о

древней и новой России» Н.М. Карамзина. Однако это сочинение было до-

статочно сложным для восприятия, требуя от читателя определенного уровня знаний и интеллекта. Царю же было необходимо нечто вроде идеологического клише, предельно простого и удобного в употреблении, доступного для понимания рядового обывателя, чиновника, жандарма. Разработка подобной «общедоступной» идеологии требовала от автора определенных

качеств, редко сочетающихся друг с другом: ума, таланта и способности

самобытно мыслить, с одной стороны, и чисто чиновничьего умения угодить, с другой.

Сам Николай I был предельно требователен к своим сановникам и не

прощал им даже малейшей небрежности. Один из них, М.А. Корф вспоми-

нал в своих записках, как он получил строгий выговор от Николая за то, что

в представленных им в спешном порядке бумагах (царь собирался уезжать за

границу) было множество описок. «Я люблю Корфа, сказал царь, — с ним

этого никогда не случалось, а видно, он теперь подумал, что за скорым отъездом я только погляжу бумаги и не стану их читать. Я доказал противное… Надо принять меры, чтобы это было в первый и последний раз».