Случай №1.

***Александра, 21 год. Единственная дочь у одинокой матери, отношения конфликтные, мама склонна к гиперопеке, контролю. Саша стала с 15 лет уходить из дома, сожительствовала уже с двумя молодыми людьми, жила у каждого из них дома. Подсознательно хотела таким образом уйти из-под маминого контроля. В 21 год после расставания со своим «гражданским мужем», собрала вещи, вернулась домой, где серьезно поругалась с мамой. В результате ссоры решила поехать в ночной клуб, где познакомилась с симпатичным молодым человеком. Он предложил прогуляться, в итоге совершив над ней насильственные сексуальные действия с проявлением жестокости (связывал, бил). Саша была подавлена, целый день после этого просто ходила по улице, боялась идти домой. Никому не рассказала, боялась, что будут обвинять ее в том, что сама виновата. Когда не начались месячные, не заметила, поэтому беременность обнаружила на сроке в 12 недель. Рассказала подруге, та ее всячески поддержала, нашла телефон доверия женщинам, пострадавшим после насилия. Разговор Саши по этому телефону случайно услышала мама. Неожиданно для Саши мама проявила такт, терпение, с любовью расспросила дочь обо всем, что произошло, поддержала ее, предложила вместе пойти к гинекологу. После долгих размышлений Саша решила сохранить ребенка.

Ведущим мотивом сохранения беременности сама девушка выделила следующие: принятие ответственности за происшедшее на себя, возможность родить ребенка как способ начать «жизнь с чистого листа», отделение в сознании ситуации насилия от личности ребенка, сильная эмоциональная поддержка со стороны подруги, принятие со стороны мамы. Данный случай очень наглядно иллюстрирует один из подходов к вопросу сохранения беременности в ситуации насилия и яркий социальный стереотип, который иногда трансформируется в крайнюю категоричную позицию «сама виновата – ее проблемы». Это ошибочно, поскольку насилие остается насилием и это очень травматичный опыт, остающийся шрамом в душе женщины на всю жизнь.***

В начале 70-х гг. появились научные труды, в которых освещались общие проблемы взаимоотношений преступника и его жертвы до, в момент и после совершения преступлений и, в частности, изнасилований. В последнее десятилетие многие криминалисты, занимавшиеся разработкой практических рекомендаций по методике расследования изнасилований, особое внимание уделяли виктимологическим аспектам поведения жертвы преступления. Бесспорно, на способ совершения преступления и на последующие действия по сокрытию изнасилований виктимность поведения жертвы оказывает значительное влияние. Например, потерпевшая своим легкомысленным поведением (фривольное общение с незнакомыми мужчинами, распитие спиртных напитков в незнакомых компаниях и т.п.) может спровоцировать лицо на преступление. [132]

В.И. Брутман отмечает, что зачастую данный подход настолько гипертрофируется, что может превратиться в откровенное социальное давление и унижение женщины с целью вызвать у нее разрастающееся чувство вины и стыда, что будет вести только к усугублению своеобразного характерного для PTSD защитного поведения, проявляющегося в стремлении к смене места жительства, уходу из семьи, употреблению успокаивающих и наркотических средств (алкоголизация, курение, прием транквилизаторов и пр.). Поэтому у некоторых (особенно комформных) женщин развивается особая сензитивность, стыдливость и чувство виновности. Они теряют радость жизни, становятся подавленными, чувствуют себя грешными и одинокими. [31]

Тем не менее, данный случай перекликается с анкетными данными нашего опроса о том, что вопрос об аборте будет зависеть от того, насколько сама девушка будет чувствовать себя виноватой в ситуации насилия и от личности насильника. Так как Саше подспудно насильник как мужчина был симпатичен, раз она согласилась познакомиться с ним в клубе и пошла с ним гулять, то ей легче было принять беременность от этого мужчины.