2.6. Коммуникативная стратегия как категория дискурса

2.6.1. Понятие коммуникативно-речевой стратегии

Стратегия и тактика, выбор которых обусловлен интенцией, в свою очередь, определяются уровнем мотивации речевого поступка, т. е. осознанием потребности речепроизнесения или осознанной причиной совершения речевого акта. Мотивация речевых поступков – одна из областей исследования психологии, понимающей под мотивом именно «внутреннюю устойчивую психологическую причину поведения или поступка человека», а под мотивацией – «динамический процесс внутреннего, психологического и физиологического управления поведением» [Немов 1999: 666–667].

В рамках коммуникативной лингвистики категорию целеполагания можно трактовать как «довербальное» явление, которое задает коммуникативную установку и определяет сверхзадачу общения. На этой основе адресант формирует стратегию своего речевого поведения и осуществляет текстопорождение как коммуникативную деятельность. Следовательно, речевая стратегия – это конкретный план речевого воздействия на партнера по коммуникативной ситуации, специфический способ речевого поведения, избранный в соответствии с целеустановкой, интенцией говорящего.

Коммуникативная стратегия речи предполагает отбор фактов и подачу их в определенной последовательности, заставляет говорящего адекватно организовывать речь, обусловливает подбор и использование языковых средств. Стратегия проявляется в тактике – совокупности речевых действий, приемов. Стратегия и тактика функционируют в пространстве той или иной коммуникативной модели, которая, в свою очередь, соотносится с понятиями «стиль общения» и «стиль деятельности». Все вышесказанное непосредственно относится и к педагогическому общению, что, соответственно, позволяет осуществить корреляцию понятий речевое воздействие и коммуникативная стратегия.

Так как процесс речевого воздействия имеет «векторную» природу, то его анализ необходимо осуществлять с позиции одного из коммуникантов – «держателя речи». Так, Л. Л. Федорова, выделяя такие типы речевого воздействия, как: 1) социальное; 2) волеизъявление; 3) разъяснение, информирование; 4) оценочное и эмоциональное, – отмечает: «Речевое воздействие – однонаправленное речевое действие, содержанием которого является социальное воздействие на говорящего в процессе общения» [Федорова 1991: 46]. В основание приведенной классификации заложен не способ воздействия на партнера, а тип речевых действий, взятый в аспекте иллокуции, что сближает типологию Л. Л. Федоровой с классификацией речевых актов.

Иной подход к типологии речевого воздействия (в перлокутивном аспекте) демонстрирует О. Г. Почепцов. Исследователь выделяет такие реакции со стороны адресата: 1) изменение отношения к какому-либо объекту, изменение коннотативного значения объекта для субъекта (выражается в призывах, лозунгах, рекламе); 2) формирование общего эмоционального настроя (лирика, гипноз, политическое воззвание); 3) перестройка категориальной структуры индивидуального сознания, введение в нее новых категорий [Почепцов 1987].

В то же время, как отмечает О. С. Иссерс, «научные исследования последних лет показали, что нет принципиальных отличий в механизмах речевого воздействия при так называемом „равноправном сотрудничестве“ и отношениях субординации… так как в распоряжении субъекта речевого воздействия имеются стратегии статусного и ролевого регулирования, предназначенные для трансформации исходных позиций коммуникантов» [Иссерс 2003: 22–23]. Ср. точку зрения И. П. Сусова о том, что для теории диалога теряют свою остроту споры о перформативности, иллокуции и перлокуции. Он выдвигает в фокус внимания обмен речевыми действиями, речевую интеракцию, примером которой является диалогическое единство как минимум речевого общения [Сусов 1985].

Рассматривая социальный аспект реализации текста, Е. В. Сидоров отмечает, что в процессе общения «необходимо, чтобы коммуникативные деятельности общающихся людей были приведены в некоторое закономерное взаимное соответствие. Иначе мы будем иметь не взаимодействие, а хаотическое столкновение деятельностей». [Сидоров 1987: 43]. По мнению М. Л. Макарова, «в коммуникации стратегии каждого индивида направляются как его собственным внутренним состоянием, так и представлением о внутренних состояниях других. Коммуникация характеризуется намерением каждого участника выразить „Я“, признанием Другими этого намерения, организацией действий (индивидуальных актов) и взаимодействия (социальной интеракции) в соответствии с этими взаимонаправленными интенциями» [Макаров 1998: 42].

Обращение лингвистики к антропологии, реализация идей В. фон Гумбольдта, И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л. В. Щербы, Э. Сепира и др. активизировали интерес к личностным и социальным сторонам деятельности говорящего. Говорящие, используя в дискурсе «грамматичные фразы» [Lyons 1977: 379] и тактики, могут достигать своих стратегических целей (удовлетворение просьбы или получение ответа на вопрос, убеждение и т. д.). Таким образом, реализация и интерпретация определенных стратегий речевого общения не могут осуществляться без учета многообразных личностных и социокультурных аспектов коммуникативного процесса.

Так, Т. Н. Снитко, рассматривая проблему стратегий на когнитивном уровне, исходит из предположения о существовании специфических речевых стратегий в пределах определенных лингвоструктур, которые связаны с ментальными типами носителей языка и культуры. Сопоставление структур дискурса и предложений в высказываниях носителей английского и японского языков показывает, что первые стремятся к максимальной вербализации смысла, тогда как вторые прибегают к разным способам его импликации. В западной лингвокультуре реальный дискурс определяется такими когнитивными факторами, как передача информации и требование ясности изложения. Дискурсы, характерные для восточной лингвокультуры, могут быть адекватно поняты только в том случае, если учитывать «понимающий механизм» в широком смысле, включая в него три модуса реакции собеседника: на содержащуюся в предыдущем высказывании информацию, на ситуацию коммуникации и на статус собеседника. В качестве примера автор приводит функционирование слова «да» в английском и японском языках. Английское yes – выражение согласия и подтверждение истинности содержащейся в речи собеседника информации; японское hai – это подтверждение того, что собеседника слушают, «сигнал понимания», не имеющий отношения к понятию истинности [Снитко 2000].

Каждое высказывание, как и их последовательность, многофункционально и является, в принципе, многоцелевым. При этом говорящим выбираются языковые средства, которые оптимально соответствуют поставленным целям воздействия на реципиента (ср. принцип оптимальной релевантности Д. Шпербера и Д. Уилсон [1988]). Как отмечает Е. С. Кубрякова, «отличительной особенностью реализации концептуальных систем в языке является… тот факт, что одно и то же содержание может быть передано в языке альтернативными средствами». И далее: «Для объективации сходного содержания, для описания одного и того же объекта, для отражения одной и той же ситуации в языке существуют, как правило, разные конкурирующие формы» [Кубрякова 2004: 314].

Итак, для изучения проблем коммуникативного взаимодействия необходимо решить конкретные исследовательские задачи, связанные с познанием механизмов реализации речевых интенций адресанта [см. Олешков 2005b]. В этом ряду проблем находятся вопросы речевого планирования и контроля. Это позволяет говорящему ставить цели коммуникации и достигать их наиболее оптимальным способом. Именно данный аспект изучения речевого воздействия может быть обозначен как стратегический подход [Иссерс 2003: 41].

В естественной коммуникации трудно представить ситуацию, когда запланированную цель можно достичь с помощью единственного обращения к партнеру. Это скорее исключение, чем правило. Речевое поведение вариативно в том смысле, что решение коммуникативной задачи допускает несколько способов (ходов). Участники диалога корректируют свои действия в зависимости от сложившейся ситуации, оставаясь в рамках единой сверхзадачи. Сверхзадача и коммуникативные ходы соотносятся с понятиями стратегии и тактики [Иссерс 2003: 52].

М. Л. Макаров считает, что стратегия – центральное теоретическое понятие в любой модели прагматики: прагматическая «глубинная грамматика» не поддается традиционному языковедению, так как в прагматике действуют стратегии, в формальной лингвистике – правила, в то время как теория речевых актов методологически построена вокруг категории конвенция [Макаров 2003: 193]. По мнению О. С. Иссерс, стратегия – это некоторая последовательность действий (в данном случае – речевых), организованных в зависимости от цели взаимодействия [Иссерс 2003: 101].

Фактически, речь может идти о двух подходах к понятию «речевая стратегия». Под этим понимается 1) последовательность коммуникативных выборов говорящего в плане использования тех или иных речевых действий и языковых средств, или 2) стратегией можно считать реализацию совокупности (комплекса) целей в структуре общения, что, в принципе, также требует использования адекватных языковых средств. И в том, и в другом случае стратегия предстает как когнитивный процесс, в котором говорящий соотносит свою коммуникативную цель с конкретным языковым выражением [Levy 1979: 197].

В широком смысле коммуникативная стратегия может определяться как тип поведения одного из партнеров в ситуации диалогического общения, который обусловлен и соотносится с планом достижения глобальной и локальных коммуникативных целей в рамках типового сценария функционально-семантической репрезентации интерактивного типа [Романов 1988: 103].

С. А. Сухих и В. В. Зеленская отмечают полифункциональность речевых действий коммуникантов в «стратегическом» аспекте: «При анализе речевого взаимодействия обнаруживается, что отдельные типы речевых актов выполняют разные роли в реализации стратегий» [Сухих, Зеленская 1998: 20].

Результат коммуникативного взаимодействия достигается в процессе своеобразной «договоренности» коммуникантов за счет постоянной коррекции выдвигаемых предложений и контрпредложений, влияющих на изменение статуса интерпретации темы: две индивидуальные (различные) интерпретации «синтезируются» на основе общей трактовки. Следует отметить, что преобладание той или иной интерпретации в рамках итоговой определяется уровнем доминирования одного из коммуникантов в интеллектуальном, социальном, иерархическом, возрастном и т. п. аспектах. Конечной целью любой речевой стратегии является коррекция картины (модели) мира адресата.

Кроме того, в процессе реализации стратегии в рамках дискурсивного диалога выявляется еще один важный аспект – категория адресатности, который отмечает И. М. Колегаева: «В момент реализации коммуникативного акта гипотетическая модель адресата вступает во взаимодействие с сознанием конкретного реципиента, запланированная схема наполняется индивидуальным содержанием. Модель адресата превращается в собственно фигуру адресата данного речевого акта... От степени совпадения актуализированной фигуры адресата с ее виртуальной моделью, встроенной в сообщение, в значительной степени зависит конечный коммуникативный эффект» [Колегаева 1991: 19].

Практическая реализация плана общения (речевой/коммуникативной стратегии) допускает различные способы его осуществления. Они могут комбинироваться в зависимости от ситуации либо один из них используется как ведущий (наиболее эффективный), а другие использоваться по мере необходимости или вообще не привлекаются. Цели тоже могут быть организованы иерархически. Могут быть выделены стратегические (приоритетные) цели и подчиненные им тактические (частные, локальные) соответствующие отдельным этапам процесса коммуникативного взаимодействия [Parisi, Castelfranchi 1981]. Иерархическая упорядоченность множества локальных целей позволяет участникам диалога планировать свои действия по реализации главной цели. Таким образом, если речевую стратегию понимать как совокупность речевых действий, направленных на решение общей коммуникативной задачи говорящего, то речевой тактикой (tactics) [Coulthard 1977: 111; Гойхман, Надеина 1997: 208] следует считать одно или несколько действий, которые способствуют реализации стратегии. Стратегический замысел определяет выбор средств и приемов его реализации, следовательно, речевая стратегия и тактика связаны как род и вид [Иссерс 2003: 110].

Коммуникативная стратегия динамична по своей природе: в ходе общения она постоянно корректируется, коррелирует с речевым поведением оппонента и изменяющимся контекстом. В реакциях партнера по общению могут быть выделены когнитивный, акциональный, соматический и статусный аспекты. Когнитивный определяет знания, мнения, установки индивида, к акциональному относятся поступки, действия собеседника в процессе трансакции, соматический характеризует физические и психические состояния адресата, статусный аспект констатирует социальную и ситуативную роль или позицию оппонента. Учет перечисленных факторов в изменяющемся ситуативном контексте определяет отношение коммуникантов друг к другу (поведение партнера либо принимается, либо не одобряется, либо демонстративно игнорируется) [Сухих, Зеленская 1998: 71].

Достижение цели возможно, если говорящий в течение всего цикла общения контролирует интеллектуальные и эмоциональные процессы слушающего таким образом, чтобы те привели его в итоге к нужному решению (действию). Методы, которыми пользуется говорящий при «обработке» партнера, представляют либо непосредственные стимулы действий, либо выступают в качестве условий. Эти методы и приемы, которые по отдельности или в комплексе ведут к достижению макроинтенции, являются конституентами речевых тактик и могут быть обозначены как коммуникативные ходы [Иссерс 2003: 110].

А. К. Михальская отмечает, что у любого человека, как правило, преобладает та или другая тенденция в общении, поэтому коммуникативно-речевая стратегия может рассматриваться как свойство личности или социальной группы и как характеристика определенных ситуаций общения [Михальская 1998: 356]. Направление лингвоэтологии, получившее развитие в работах Р. Лакофф, Д. Таннен и др., использует наряду с понятием «коммуникативная стратегия» категорию «стиль» [Lakoff 1979; Tannen 1988]. Поскольку в центре внимания находится речевое поведение, «стиль» чаще всего понимается в этих работах как определенный «рисунок» речевого поведения, свойственный как различным национально-культурным общностям, разным социальным группам – возрастным, профессиональным, половым, семейным, так и отдельным индивидуумам («индивидуально-речевой стиль»). «Стиль» в данной терминосистеме – это результат выбора (вследствие действия многообразных факторов: социокультурных, психофизиологических и др.) одной из коммуникативных стратегий.

Таким образом, стиль во многом определяется неосознаваемым комплексом психофизиологических параметров личности, присущих коммуниканту (так называемой «установкой»). Эта установка с большой долей вероятности «заставляет» коммуниканта выбрать путь реализации необходимой для него в конкретной речевой ситуации стратегию. В итоге, речевая стратегия обусловливает определенную последовательность действий говорящего в соответствии с планом (в случае волевого поведения) или установкой (в случае импульсивного поведения). На структуру речевой стратегии влияют системы ценностей, убеждений, социальных норм и конвенций, составляющие в совокупности диспозицию личности [Сухих, Зеленская 1998: 14–15]. Целеполагание, понимаемое как интенция (см. выше), определяющая коммуникативную установку, сверхзадачу общения, формирует стратегию речевого поведения говорящего и характеризует текстопорождение как коммуникативную деятельность. Цель же характеризует текст как продукт этой деятельности и придает ему специфическую жанровую окраску [Борисова 1996: 22].

Типологически жанр интенционально коррелирует с видом дискурса. Так, в контексте понятия «коммуникативная интенция» М. М. Бахтин выделял первичные речевые жанры, которые являются таковыми по отношению к другим в той мере, в какой повседневный дискурс первичен по отношению к дискурсам профессии и культуры. В этом смысле можно говорить о таких жанрах повседневного дискурса, как вопрос и ответ, приветствие и прощание, просьба и приказ, поздравление, сожаление и соболезнование и т. д. Сами названия таких жанров есть не что иное, как базовые интенции, сопровождающие высказывания в рамках данных жанровых групп [см. Силантьев 2004].

Кроме интенциональной, в коммуникативной «канве» жанра следует различать конвенциональную составляющую. В частности, дидактический «информирующий» дискурс интенционален на уровне конвенций, так как реализуется в статусно-ролевом поле педагогического взаимодействия субъектов коммуникации, что определенным образом инициирует их коммуникативное поведение: учитель информирует, а учащиеся воспринимают, задают вопросы, уточняют и т. п. Таким образом, конвенциональная сторона жанра в рамках дискурса детерминирована социально-статусной ролью продуцента речи.

«Первичные» жанры (по М. М. Бахтину) во многом эксплицированы лингвистически (интонирование, порядок слов, лексико-грамматическое оформление и др.). Таксономия интенций «вторичных» жанров гораздо сложнее. Очевидно, что интенциональность романа как полноценного «высказывания» находится в поле эстетической коммуникации, и собственные интенции романа, присущие данному жанру, стратегически соответствуют общим и частным целям эстетического дискурса.

Рассматривая дискурс в стратегическом аспекте, следует отметить, что этот феномен в сфере социальной и культурной деятельности детерминирован реализуемой им коммуникативной макростратегией: информирования, манипулирования, консолидации и др. Так, в дидактическом дискурсе имеет место специфическая коммуникативная стратегия передачи учебной информации с целью изменения мировоззренческих установок, отношения к реалиям и т. п., что реализуется в различных организационно-коммуникативных формах урока, лабораторного занятия, экзамена и др. В этом смысле можно говорить о терминологической «синонимии» жанра и дискурсной формы.

Таким образом, коммуникативная стратегия есть результат организации речевого поведения говорящего в соответствии с прагматической целеустановкой, интенцией. В широком смысле коммуникативная стратегия понимается как общее намерение, задача в глобальном масштабе, сверхзадача речи, диктуемая практической целью (интенцией) продуцента.

Коммуникативная стратегия предполагает отбор фактов и подачу их в определенном освещении, заставляет говорящего соответственно организовывать речь, обусловливает подбор и использование языковых средств. Конечной целью любой речевой стратегии является коррекция модели мира адресата. Рядом предложений, реакций и контрпредложений коммуниканты вводят в разговор свои собственные интерпретации (проблем, тем, событий, образов и т. д.), желая сделать их общими и тем самым добиться реализации своего замысла [Иссерс 2003: 109]. Отмечается, что выбор речевой стратегии и тактик в соответствии с коммуникативной целью является одним из компонентов структуры коммуникативной нормы [Захарова 1999].

Понятие коммуникативной стратегии задается соотношением «действительность – текст – адресат». Таким образом, коммуникативная стратегия – это «творческая реализация коммуникантом плана построения своего речевого поведения с целью достижения общей (глобальной) языковой (неязыковой) задачи общения в речевом событии» [Зернецкий 1988: 40]. В итоге, основой практического анализа любой ситуации диалогического взаимодействия является выявление коммуникативной стратегии как способа реализации коммуникативного намерения говорящего.