5. Австро-венгерские и германские военнопленные в казахстане

Общественно-политическая жизнь Казахстана периода первой мировой войны претерпела в рассматриваемый период значительные изменения в связи с пребыванием австро-венгерских и германских военнопленных. Важ­ность освещения вопроса, помимо других обстоятельств, объясняется тем, что из этой среды впоследствии вышло немало интересных людей, которые в дальнейшем приняли активное участие в гражданской войне. Многие из них вошли в отряды бойцов Красной Армии или ее противников, влившись в ряды только что организованных на местах отрядов национальных воору­женных формирований, остро нуждавшихся в опытных военных инструк­торах, способных терпеливо учить военному делу тысячи вчерашних ко­чевников, с жаром кинувшихся в огонь страшных баталий, которыми был охвачен и обширный Казахский край. Без учета этого фактора, каким нам представляется роль и место военнопленных Тройственного союза в жизни Казахстана той поры, трудно уяснить себе своеобразие политической жиз­ни колониальной окраины, которое внесли они с момента начала первой мировой войны, невольно оказавшись в регионе и тогда отличавшимся чрез­вычайно пестрым составом населения.

Кровопролитные сражения на фронтах сразу же вызвали огромный по­ток военнопленных, которых особенно много направляли в уездные цент­ры и прежде всего Степного края - Омск, Акмолинск, Павлодар, Семипа­латинск. По данным за декабрь 1914 года, уже тогда только в г. Омске ско­пилось до 2000 военнопленных различных национальностей. Среди них ока­залось много уроженцев Галиции, а также турок, попавших в русский плен на Кавказском фронте.¹³⁰ В журнале общего присутствия Акмолинского областного правления за 28 января 1915 г. численность пленных, размещен­ных в 155 селениях одноименной области, была определена в 22 200 чело­век.¹³¹ Итоги однодневной переписи военнопленных, произведенной 28 фев­раля 1915 г., определяют их численность следующим образом: в городах Зайсане, Павлодаре, Семипалатинске, Усть-Каменогорске - 7490 человек, в селениях Акмолинской области - 8612.¹³² К этому следует прибавить во­еннопленных, размещенных в селениях Туркестанского военного округа, которому в военно-административном отношении подчинялись южные рай­оны Казахстана и Жетысу.¹³³ В донесениях начальника военных поселений Туркестанскому генерал-губернатору от 2 апреля 1915 г. констатировано, что в 37 поселениях одноименного военного округа было расквартировано 139 374 «нижних чинов»,¹³⁴1882 офицера, а к марту 1917 г. их осталось 41 285 военных, из них 1764 офицера и 39 521 солдат.¹³⁵

Первые партии военнопленных прибыли в Западную Сибирь, северо­восточные районы Казахстана в августе 1914 г., среди них преобладали австро-венгерские подданные. В начальный этап войны (до весны 1915 г.) для приема и размещения военнопленных специальных лагерей создано не было. Людей размещали в сараях, гоняли с места на место. Смертность пленных была значительной. Некоторые, наспех созданные лагеря, пользовались среди невольных пришельцев зловещей репутацией. Так, Троицкий лагерь, находившийся между Челябинском и Кустанаем, получил недоброе назва­ние «лагерь мертвецов».

Постепенно для приема военнопленных в Казахстане стали выделяться специальные помещения, спешно создавались лагеря. Но, как сообщал ге­нерал-губернатор Степного края К. А. Сухомлинов Генеральному штабу Русской армии, в августе 1914 г. в наиболее крупном поселении Степного генерал-губернаторства — Омске для расквартирования пленных всего было подготовлено 27 помещений, которые могли вместить всего 1716 человек.¹³⁶

31 декабря 1914 года начальник Омской местной бригады уведомил ак­молинского областного губернатора о решении Главного управления Гене­рального штаба о временном прекращении отправки военнопленных в Ир­кутский военный округ - впредь до особого распоряжения, ранее выдво­ренных в городах Омске и Петропавловске дозволялось размещать в край­нем случае «по обывательским квартирам», дабы освобожденные ими по­мещения занимали австро-венгерские пленные.

Разнообразным был национальный состав военнопленных. Большую часть размещенных на территории Акмолинской и Семипалатинской областей составляли лица славянского происхождения. Поданным за 20 ноября 1915 г., в Петропавловске из 3986 военопленных лица сла­вянского происхождения составляли 663 человека.¹³⁷ Правда, этничес­кая дифференциация славян в источниках не обозначена. Среди воен­нопленных часто упоминаются румыны, турки, итальянцы, немцы, ма­дьяры. В числе офицеров заметно превалируют лица германо-венгер­ского происхождения. В рапорте начальника Акмолинской местной ко­манды губернатору области от 23 декабря 1915 г. число офицеров обоз­начено в 115 человек, из них немцев - 64, венгров — 51.¹³⁸

Положение военнопленных и отношение к ним местного военно-коло­ниального аппарата и трудового населения были неоднозначными. Царс­кая администрация препятствовала установлению контактов между воен­нопленными и жителями городов и других селений. 20 сентября 1914 года начальник штаба Омского военного округа в предписании начальникам гарнизонов Усть-Каменогорска, Барнаула, Семипалатинска и Павлодара обязал принять строжайшие меры с целью исключить общение военноп­ленных с местными жителями, не допускать посещения ими общественных собраний и клубов даже для обедов и ужинов, опасаясь, что в подобных условиях местные обыватели «часто откровенно и вслух делятся своими мыслями и впечатлениями на разнообразные темы переживаемых военных и политических событий, о которых неудобно и не в интересах государства осведомлять наших врагов».¹³⁹

В обязанности комендантов городов, помимо других функций, вменя­лось «держать в строгой дисциплине и порядке пленных, допуская выпуск из казармы в исключительных случаях, не иначе как с небольшими коман­дами» под руководством австрийских и германских унтер-офицеров при сопровождении солдат местной охраны с ружьем.¹⁴⁰ Предметом особой заботы жандармов было присматривать за пленными офицерами и нижними чинами, которые могли распространять «заведомо ложные слухи» и сле­дить за разговорами среди русского населения, могущего дискредитиро­вать войска в глазах общественности. От австро-венгерских и германских пленных офицеров местные власти добивались соблюдения установленных для них правил и требования «быть крайне осторожными в своих суждени­ях»,¹⁴¹ призывали «охранять честь своей Родины и мундира...».¹⁴²

Невзирая на строгие инструкции, военнопленные пользовались некото­рой свободой передвижения, находя возможности участвовать в культур­но-зрелищных мероприятиях. В данной связи генерал-губернатор Степно­го края строго предписал «совершенно ограничить ту свободу, которой пользуются военнопленные».¹⁴³ Поводом к тому послужила корреспон­денция из города Павлодара, опубликованная в газете «Омский теле­граф». ¹⁴⁴ 30 января 1915 г. во время маскарада в здании Общественного со­брания города появилась маска с надписью «Вильгельм» (германский кай­зер. - Ред.) ночью с фонарем ищет себе союзников подобно Диогену {древ­негреческий философ. — Ред.), который искал человека.¹⁴⁵ Приглашенные на вечер в качестве музыкантов бального оркестра пленные австрийцы по­требовали удалить маску или снять с нее надпись «Вильгельм», в противном случае угрожая прекратить музыку. Генерал-губернатор указал на «неуме­стность» уступчивости старшины Павлодарского общественного собрания, «подчинившегося требованию пленного неприятеля».¹⁴⁶ «В противополож­ность таким уступкам, - отмечалось в той же корреспонденции, - немец­кие военные власти Данцига (Гданьск. - Ред.), наложили запрет жителям города разговаривать с русскими военнопленными, запугивая ослушников годом тюремного заключения».¹⁴⁷

Однако угрозы властей, строгие распоряжения, направленные на изоля­цию пленных от местных жителей, игра на чувствах жителей не возымели успеха. Между военнопленными и местным населением постепенно сло­жились теплые отношения доверия. Велико было желание простых людей разузнать истинное положение на фронтах, поделиться своими мыслями с недавними участниками боевых действий. Панславистские побуждения ме­стной буржуазии и первоначальный «патриотический» угар среди имущих слоев горожан привели к тому, что военнопленные славянского происхож­дения: словаки, сербы, поляки и другие — в далеком Казахстане пользова­лись рядом льгот:¹⁴⁸ при условии их лояльности к российским властям и взятии на поруки, им разрешалось даже вступить в брак с русскими жен­щинами. ¹⁴⁹

«Пленные славяне продолжают прочно входить в местную жизнь. Не­сомненно, населению, особенно сельскому, очень нравится их вежливое отношение к окружающим. Пан и пани - всегда на устах пленного, и в об­щем контакты пленных и населения самые добродушные», - так охаракте-ризовывались взаимоотношения между местными жителями и пленными славянского происхождения.¹⁵⁰ Подобные явления в условиях войны вызы­вали и обратную реакцию. Тенденция к сближению горожан с пленными обусловила и тревогу командующего Омским военным округом, в «особом распоряжении» обратившего внимание комендантов городов на вольное по­ведение военнопленных, проявившееся в посещении квартир городских жи­телей, «обсуждений газетных и типографических известий, касаясь при этом

действий наших армий и военных событий».¹⁵¹ Командующий предписывал начальникам гарнизонов пресечь «подобную распущенность» среди них.

Складывавшаяся в стране на фоне пораженческих настроений револю­ционная ситуация постепенно охватывала и обширный Казахстан. С моби­лизацией на фронт, тыловые работы большей части трудоспособного насе­ления, тысячи-семей остались без кормильцев, привлечение военноплен­ных в хозяйственную сферу не могло поправить всеобщую разруху; бед­ственное положение в экономике края, острая нужда в предметах первой необходимости, перебои снабжения горожан продуктами питания крайне обострили социальные противоречия. Дороговизна, продовольственный хаос, нараставший по стране, значительно осложнили тяжести войны. Уже в октябре 1915 г. из обследованных 659 городов империи 500, т.е. 75%, испы­тывали острую нужду в продовольствии. Местные органы самоуправления, будучи бессильны перед лицом растущей спекуляции, дефицита, оказались под сильным влиянием предприимчивых дельцов.¹⁵² Дороговизна, прогрес­сировавшая с каждым днем, крайне усугубила и без того невыносимые ус­ловия жизни бедствующих, побуждала их к открытым протестам.

Газета «Сибирский телеграф» осенью 1915 г. поместила на своих стра­ницах цены на некоторые продукты питания, свидетельствующие о рез­ком повышении для тех времен дороговизны: мука-сеянка продавалась от 70 до 90 копеек за пуд, пшеница - 45—75 копеек, овес — 40-55 копе­ек, мясо привозное, скотское — от 2 до 3 рублей за пуд, свиное - 3 руб. 20 коп.-З руб. 50 коп.¹⁵³

В многочисленных лагерях пленных, разбросанных по городам Ка­захстана, все более обострялись социальные противоречия, скрывавши­еся под лозунгом «защиты святого Отечества от большевистских зах­ватчиков», и в них не могли не слышать о страшных последствиях раз­брода действующей армии, развала фронта. Совместный труд на пред­приятиях, в сельском хозяйстве, общение военнопленных с местными жителями все больше сближали их, убеждали в общности общеполити­ческих интересов угнетенных, тем более и среди военнопленных боль­шинство по социальному происхождению являлись выходцами из крес­тьян, рабочих и ремесленников, переодетых в солдатские шинели. Кро­ме того, будучи в плену, концлагерях, соприкасаясь с жизнью корен­ных жителей, они воочию убеждались в тяжелом материальном и бес­правном их положении. С течением времени «патриотические в отно­шении своей страны настроения среди бывших солдат неприятеля» ста­ли также изживаться и все явственней в сознании, преобладающей час­ти их стала пробуждаться политическая солидарность.

Протест военнопленных против невыносимых условий жизни и грубого обращения с ними неизбежно побуждал их к мысли о необходимости орга­низации забастовок. Первое выступление военнопленных на территории Казахстана, в котором приняло участие 60 человек, произошло в самый раз­гар военных действий - в мае 1915 г. на Риддерском руднике.¹⁵⁴ В октябре того же года волнения военнопленных имели место в Казалинском лагере, где находилось около 3 тыс. военнопленных австро-венгерской армии.¹⁵⁵ Охрана открыла стрельбу, были убитые и раненые.

Всего в ходе империалистической бойни в царской России оказалось около 2 млн военнопленных - солдат Тройственного союза.

Из-за частого колебания контингента пленных не представляется воз­можным более или менее точно определить их численность. Этим и объясняется наличие расхожих мнений по этому вопросу. Зарубежные авторы - А. Браун, Ф. Бейли и др. — утверждают, что от болезней и голода, тяжелых условий жизни уже в 1916 году в Туркестане погибло свыше половины из 20 тысяч военнопленных и в ходе силового уста­новления на местах Советской власти, массовая гибель военнопленных продолжалась, и к 1918 г. в Средней Азии (часть зарубежных авторов подисторико-географическим понятием «Средняя Азия» применитель­но к досоветскому периоду традиционно подразумевают и Казахстан. — Ред.) их осталось не более 33-38 тыс. человек.¹⁵⁶ Правда, подобные све­дения не находят документального подкрепления и эти данные могут быть приняты как предварительная информация, нуждающаяся в поис­ке и в выявлении новейших, более достоверных источников.

Революционные события, развертывавшиеся в центральных губерниях империи, в подготовке и агитации которых среди населения большевики имели колоссальный практический опыт, пробудили классовое сознание и военнопленных, ускорили процесс размежевания по мотивам их социаль­ного происхождения, привели к осознанию пагубных последствий крова­вой бойни на фронтах. Восстание же 1916 г., начавшееся как высшая форма протеста против продолжения военных действий и привлечения «инородцев» на тыловые работы, подтверждало в целом тот общеизвестный факт о сильно пошатнувшейся позиции Петербургского двора в национальных окраинах крупнейшей в Евразии колониальной империи.

Ученые не располагают архивными или другими печатными данными о контактах военнопленных с радикально настроенными представителями национально-демократической интеллигенции. Они допускают факт подоб­ного общения, имея в виду многочисленные случаи наема рабочих в хозяй­ства зажиточных скотопромышленников из числа военнопленных, когда аулы вновь зарождающейся прослойки крупных скотовладельцев нередко посещала и городская интеллигенция.

Существенные перемены произошли в жизни бывших военнослужа­щих Тройственного союза после победы Февральской революции. Плен­ные, расквартированные в Омске, Семипалатинске, Акмолинске доби­лись прав на свободное передвижение и некоторое повышение платы за работу по найму. В советской исторической науке в одно время бытова­ла точка зрения, согласно которой положение их несколько драматизи­ровалось, имело место утверждение о значительном ухудшении их пов­седневной жизни. Такое, к примеру, мнение было высказано еще в 30-х годах Л. ШнеЙдером. Однако, оно не получило необходимой аргумен­тации в дальнейшем.¹⁵⁷

Росту политической активности массы пленных благоприятствовало соз­дание польских, болгарских, сербских и других социал-демократических ячеек. Активистов из числа военнопленных, как правило, местные больше­вики старались вовлечь в революционное движение и изо всех сил стреми­лись держать их под своим влиянием.¹⁵⁸ В Оренбурге и Омске социал-де­мократические организации создавались при поддержке большевиков.¹⁵⁹ Еще в апреле 1917 г. в Омске возникла группа социал-демократов Королевства Польского и Литвы, объединившая в своих рядах до 180 человек, часть которых составляли пленные. Группа СДКПиЛ придерживалась большевистской тактики.¹⁶⁰

В главном городе Степного края - Омске военнопленные социал-де­мократы на венгерском языке начали издавать газету «Революция». Также огромную политическую работу среди немецких и венгерских военноплен­ных вели Карл Томан, талантливый журналист, поэт Карой Лигети, в Семи­палатинске - Феттер.¹⁶¹ В ряде казахстанских городов большевики, стре­мившиеся привлечь их на свою сторону, через Советы проводили трудно­выполнимые решения о праве контроля со стороны Советов за действиями представителей Временного правительства по реализации труда военноп­ленных, что было использовано коммунистами для его дискредитации, та­кие решения принимались в мае, июне 1917 г. Омским Советом рабочих и солдатских депутатов, Томским Советом солдатских депутатов.¹⁶² Судьбы бывших солдат и офицеров Тройственного союза в дальнейшем сложились по-разному. Одни военнопленные, испытавшие влияние большевиков, как Карой Лигети, Иожев Шотлай, Иштван Паллачек, Иожеф Шамоди видели в большевистских лозунгах близкое будущее своего отечества, другие, убе­дившись в демагогической сущности коммунистической пропаганды, мало понятной для коренных обитателей Казахстана, вернулись в свои страны, где с оружием в руках боролись против утверждения власти «всемирной революции».