Недоразумение

Я долго хворал и не выходил. Доктор говорит:

- С правой стороны тут у вас уплотненьице в легком, выходить нельзя. Небольшая температура.

Тоска. Ночью не спится. Почитаешь газету - еще хуже. Получил письмо. Читает его мне мой приятель Коля Петушков:

«Многоуважаемый и дорогой. Я еще из Москвы помню вас. Помню, восхищался картинами, и была у меня ваша картина «Розы в Крыму» - синее море и розы. А по морю несется парус одинокий. Мятежный, ищет бури. Ну, я в самую бурю и уехал. А теперь - ура - вы писатель. И мы все читаем - как вы описываете природу, охоту, тетушку Афросинью... А я охотник. И вот что - если у вас в воскресенье есть свободный денек, приходите ко мне отдохнуть. Буду рад, расскажу вам про охоту, и я уверен, что вы все опишете. В убытке не будете. Все мы - я, жена и две дочери мои взрослые, будем вам рады. Посажу вас на диван, дочери мои музыкантши: одна на рояле, другая на скрипке. Послушаете - утешитесь. Забудем, что мы на чужбине и будем себя чувствовать, как в Москве».

Прочитав мне это письмо, мой приятель Коля Петушков, тоже москвич, сказал:

- Вот хороший человек тебе пишет. Видно, что москвич. Широкая душа. Надо, знаешь, ответить. Живет как раз на той же улице, где и я. Здесь, у Порт Сен Клу.

- Ну что писать, - говорю я, - раз поблизости, зайди. Скажи, что я болен, а если к весне поправлюсь - зайду.

- Ну что ж, хорошо, - согласился приятель, - зайду. Пойду, дочери-то у него здесь кончили консерваторию. Я-то ведь музыкант. Может быть, послушаю, как играют.

- Вот и хорошо, - соглашаюсь я.

Через неделю пришел опять меня навестить мой приятель Коля Петушков и, между прочим, поведал мне, что был он у этого москвича и вышла такая история, что он и не знает, как мне ее объяснить:

«Иду это я и вижу № 31... Постой. Тридцать первый - это тот самый, где живет этот москвич, который писал тебе письмо. Думаю, дай зайду. Скажу, что ты болен. Неловко как-то - уж половина восьмого - обед.

Поднялся по лифту - звоню. Отворяет дверь полный человек. Говорю:

- Вот письмо ваше, вы писали Коровину...

- Дорогой! - закричал полный человек. - Дети - вот он!

Показались девицы, жена, гости.

- Вот он!

И схватив меня за шею, стал обнимать и целовать, говоря:

- Вот пришел, вот утеха, вот - он двойной талант. Россия дышит читаем, дорогой, читаем. Рады, пришел. Раздевайте его.

Дочери, ласково улыбаясь, стягивали с меня пальто.

- Вот позвольте, должен вам сказать, объяснить, что болен...

- Раздевайтесь, раздевайтесь, мы вас вылечим, - кричат кругом. И какой-то веселый гость тащит меня за руку в столовую:

- У нас разговоры короткие, Алексей Константинович, сейчас специальную достанем бутылку. Секретная. Вино первый сорт. Реймс. Старая бутылка. Покоряйтесь, дорогой, а то обидите.

Полон стол. Чего только нет: пироги, пулярки, икра. И гости за столом.

- Вот приехал, - грохочет хозяин, - вот он! А вот и бутылка, - показывает он, - берег...

- Позвольте вам объяснить... - пытаюсь вставить слово.

- После, после. Вот он написал - была у него собака Феб. У меня тоже был Феб. Английской породы. Так когда я читал, как хоронили собаку Наташа плакала, - он показал на жену.

Наташа встала и подала мне руку. Очень почтенная особа. Я поцеловал у нее руку.

Выпил рюмку водки. Хозяин мне налил другую и возгласил:

- Надо равняться, потому Наташа именинница, и как хорошо, что пришли!

Хлопнув пробкой из бутылки, он налил всем вина и сказал гостям:

- Должен сказать, что не только он художник и писатель русский, но еще человек, который уважает москвичей. Знает календарь. Наталья именинница, вот чем уважил - пришел.

И опять хлопнула пробка, и опять полилось вино.

- Говорили - старик. Совсем не старик, - он показал на меня гостям, моих лет.

- Позвольте, - говорю, - дело в том...

- Бросьте, - говорит хозяин, - вам шестьдесят есть?

- Мне пятьдесят четыре...

- А мне шестьдесят стукнет, - говорит хозяин, - разница небольшая Вы садитесь к ней и кушайте, - показал он на жену. - Вот попробуйте, карп замечательный, версальский. Знай, Наташа, ведь он рыболов. Мы с вами поедем ловить карпов. Хотя я не рыболов, я охотник. Когда читаю охоту - плачу. И она плачет.

- Правда, - сказала хозяйка, - хоть вы и веселое пишете, а я плачу Вспоминаешь нашу Россию.

Ем я карпа, а сам думаю, как быть? За тебя принимают. А они подливают. Говорю ему:

- Вот я попал в неопределенное положение.

- Наплевать, - говорит хозяин, наливая. - Мы все в неопределенном положении. Вы пейте. День прошел и хорошо. Чувство, чувство надо. А вы-то кто? Вы человек чувства. Выпьем за чувство.

- И я пью за чувство, - воскликнула хозяйка, и на глазах ее показались слезы.

- «И каждый гость нам послан богом...» - запел какой-то брюнет. Все подхватили.

- Чарочку! - закричали кругом.

Запели «Чарочку», а дочери, их подруги подносили каждому чарочку. И мне. Пели: «Выпьем мы за Костю, Костю дорогого...»

- Позвольте, - сказал я растерянно, выпивая свою чарочку.

- «Пей до дна, пей до дна...» - пели вокруг меня.

И тут я почувствовал, что я «уравнялся», и подумал, что теперь уже ничего не объяснишь. Уж надо держаться до конца. Хорошо, что никто не знает. Все больше молодежь.

Раздались звуки рояля и скрипки.

- Позвольте, - говорю я, - ведь это в миноре, а не в мажоре, диезов не надо, - и я, забыв свою роль, сел за рояль.

- Что за черт, - крикнул хозяин, - он еще и музыкант! Вдруг я слышу сзади меня кто-то говорит:

- Это не Коровин! Коровин - старик. Это не Коровин.

- Как не Коровин? Ты всегда делаешь истории. Всегда все портишь. Надоело! - отмахнулся хозяин.

«Скандал, - подумал я, - скандал. Пора домой».

Встал из-за рояля, отозвал хозяина в другую комнату и говорю ему:

- Я ведь нездоров. Мне пить нельзя. Я должен уходить, а то буду завтра болен.

- Вздор! Ничего не будет, потому - радость. Начало всех болезней - тоска. Это мне сказал великий Потэн⁴⁴⁸. Вино необходимо здесь. Климат! Понимаете? Климат! Разлагает сталь. А вино - иммунитет. Понимаете?

Он потащил меня опять к столу пить.

- Довезем, - говорил хозяин, - не бойся. Понимаешь, дорогой, ты не думай. Тут, брат, есть такие... - и он как-то мигнул глазом, - которые против тебя. Вот он, - показал он в сторону. - Он такой, знаешь, сомневается...

Я, прощаясь, одевался в прихожей. Уже светало. Все провожали. Спускаясь по лестнице, я остановился и крикнул, что я не Коровин, что ты лежишь больной, и выбежал на улицу».

- Вот попал в какой переплет, и все из-за тебя, - закончил приятель, - положение мое ведь было пиковое, подумай!

- Пиковое? Почему пиковое? Тебя угощали, пил хорошее вино, веселился...

- Да, вино. Ну а если б узнали? Неизвестно, что бы было. Хорошо веселье! Тебе что! Пишешь разную ерунду, а я должен страдать⁴⁴⁹.