Последняя встреча

В Париже Шаляпин, прощаясь со мной, сказал:

- Ну, прощай. Ты где живешь? На Балчуге? Ах, я и забыл, что мы не в Москве, - как чудно! Когда я вижу тебя, я всегда живу душой в России. Я к тебе зайду. Это у Порт Сен-Клу...

Кажется, в конце февраля, выходя из дому, я увидал на дворе, возле консьержа, Шаляпина.

- Ах, вот ты! - сказал он. - Пойдем в кафе.

Он шел усталой походкой.

- Я что-то захворал, - сказал он. - Как-то здесь тяжело, - показал он на грудь, - вроде как камень лежит. Это началось там, в Китае. Я ведь в Китай ездил. В сущности, зачем я ездил - не знаю.

Вид у Шаляпина был очень больной. И он все вздыхал.

- Борис и Федор³⁶⁴ в Америке, - сказал он про сыновей. - Тебе они не пишут?

- Борис не пишет, а Федя - молодец. Ты знаешь, он играл в пьесе «Товарищ» главную роль, этого князя, который поступил лакеем. Играл на английском языке, и о нем превосходно написали.

- Да что ты? А я и не знал. Я все удивляюсь, отчего они все хотят быть артистами. Дочери мои... Отчего не просто так, людьми, как все? Ведь в жизни артиста много горя.

Он вздохнул.

- Ты знаешь ли, мне не очень хорошо здесь, - он вновь показал на грудь. - Я пойду.

Мы вышли из кафе и подошли к спуску в метро.

- Возьми автомобиль, - сказал я.

- Зачем автомобиль? Ведь это огромные деньги.

И он спустился в метро. Во всей фигуре его был какой-то надлом.

Я долго не мог уснуть в эту ночь. Образ больного Шаляпина стоял передо мной.

Проходила в воспоминаниях прошлая жизнь, Я видел его там, в России, когда он спал в моей деревенской мастерской на широкой тахте. Около него спал Феб - моя собака, которая нежно любила Шаляпина. Собаки вообще любят веселых друзей. Их радует дружба людей. Помню, глядя на спящего Шаляпина, я подумал: «А ведь это гений»... Как сладко спал этот русский парень - Федор Шаляпин...

Живя много в России в деревнях, я встречал не раз парней деревенских. В их смехе, удали, веселье, разгуле было то же, что в Шаляпине.

Помню, когда я строил дом, один из плотников, молодой парень высокого роста, вечером после работы сорвал ветку березы и ходил взад и вперед около сарая, отмахиваясь веткой от комаров. Ходил и пел. И лицо было задумчиво так же, как у Шаляпина. Он пел про Дунай, про сад, про горе-горюшко. И видно было, что он где-то там, где Дунай и где горе-горюшко...

Я долго смотрел на него. У него был дивный голос - тенор. И я подумал: говорят, что больше не будет такого артиста, как Шаляпин. Но так ли это?.. Может быть, и родится. Но будет ли та среда, которая поможет любовью и вниманием создаться артисту?

Помню, когда пришел В.А. Серов, я сказал ему:

- Посмотри, как спит Федор, лицо какое серьезное. И во сне даже Грозный. Лицо гения, посмотри.

- Пожалуй, - ответил Серов, - есть в нем дар и полет, но все это перемешано со всячинкой... Давеча пишу я здесь с краю у леса, где сарайчик. А он подошел ко мне и сел. И вдруг говорит: «Вот здесь все леса и леса, есть крупный лес. Я хочу скупить леса и торговать. Ты как думаешь, Антон?» - «Что ж, говорю, как вашей милости угодно. Торгуйте». - «Да ты не смейся.. На лесе-то побольше наживешь, чем на пении». Вот ты и возьми! Как это у него все вместе перепутывается.

Помню - в эту минуту отворилась дверь, и чей-то голос крикнул:

- Господин барин, к вам Глушков приехали.

Шаляпин проснулся и сел на тахте, протирая глаза.

- Господин барин, - повторил Серов, - к вам Глушков приехали.

Шаляпин расхохотался.

- Разбудили! Глушков? Что ему надо? Ну, зови сюда. А я какой-то сон видел: будто я в Питере, в номерах Мухина. И так рад, что один. Самовар у меня на столе, баранки положил на конфорку, чтобы согреть, пью чай и ем баранки с икрой, а потом иду спать. Гляжу на постель и вижу - кто-то под одеялом шевелится. Думаю - что такое. Хотел уйти. Вернулся. Посмотрел - под одеялом женщина. А тут этот орет «Глушков приехал!»... Разбудил меня. Теперь я и не знаю - кто эта женщина: лежала спиной ко мне, лица-то я не видел.

Глушков, сняв картуз, остановился перед Шаляпиным. В глазах у него была мольба.

- Вот что, Глушков, - сказал Шаляпин. - Лес, что же мне лес, зачем? Грибы собирать? Я ведь не промышленник. Торговать не собираюсь. Мне, в сущности, не надо. Так куплю. Я сказал тебе цену. Как хочешь. Ты не соглашаешься. О чем говорить? Надоело.

- Как согласиться, Федор Иванович, - немысленно. Каждый раз - вот уж год - торгуетесь. Все менее и менее даете. Это дровяники мне более давали.

- Так отдавай дровяникам.

- Так. вы же сами говорили: «Не отдавай, Глушков, барышникам». Я теперь отказал всем, а вы в неохоту вошли. И мне теперь с ними назад подаваться надо. Они тоже в каприз войдут. Беда! Я скину, Федор Иванович, ежели на чистые деньги только.

- Денег у меня нет - векселя дам.

- Помилуйте, куда ж я с ними денусь? На учет уйдет. Вот ведь этакое дело вышло, сами говорили...

Вспомнилось и другое.

Мы часто ездили с Шаляпиным по окрестностям. Как-то приехали на Вашутино озеро. Шаляпин пришел в восторг и с присущим ему ребячеством решил: надо жить на озере.

- Здесь я яхту построю, на парусах буду кататься по озеру. Говорят, озеро-то монастырское. Продадут ли монахи?

Он забыл о доме, который строил как раз в ту пору в Ратухине и поехал к настоятелю монастыря покупать озеро. Вернулся расстроенный: настоятель согласен продать, но не властен - надо запросить синод.

- Ты подумай, - возмущался Шаляпин, - синод! Как все трудно у нас. Жить нельзя.

Федор Иванович впал в мрачность, не ездил больше на постройку дома...

- Река там мала.

Говорил Серову:

- Озеро, знаешь, плывешь - пространство большое.

- Лоэнгрином на лебедях будете ездить, Федор Иванович? - смеялся Серов.

Федор Иванович недолюбливал шутки Серова, но смеялся. И Серова немножко побаивался.

Каюсь, мне тоже хотелось жить на Вашутином озере - построить себе на берегу избушку и завести лодку с парусом.

И мы с Федором Ивановичем осенью однажды поехали туда. Эта поездка нас образумила: было ветрено и дождливо, серые волны озера шумели неприветливо. Тоска! Мы промокли и рады были, что вернулись в теплый дом ко мне, где горел камин и был уют. С той поры Федор Иванович больше об озере не заикался и стал снова ходить на постройку дома в Ратухине.

И еще вспомнилось.

Постройкой шаляпинского дома ведал подрядчик Чесноков. У него было два взрослых сына. Оба плотники и оба работали на постройке.

Шаляпин заметил, что время от времени они бегали к стогу на край леса и, достав из стога бутылку с водкой, выпивали по глотку.

И вот Шаляпин тихонько пробрался к стогу, вылил почти всю водку из бутылки, долил водой и, спрятавшись в лесу, стал ждать. Вскоре сыновья подрядчика подбежали к стогу. Сначала хлебнул из бутылки один, потом другой. Выпив, с недоумением посмотрели друг на друга... Опять хлебнули. И опять изумленно посмотрели друг на друга. Потом - на бутылку.

Шаляпин хохотал целый день.

- Если бы ты видел, - говорил он Серову, - как они на бутылку смотрели!

И так вспоминая нашу совместную жизнь там, далеко в России, я еще резче ощутил - как печальна была наша теперешняя встреча с Шаляпиным. Все слышалось, как он сказал: «У меня здесь камень», - и показал на грудь.

* * *

Вскоре я простудился и захворал. Ко мне пришел мой приятель Н.Н. Куров и сказал мне, что Шаляпин очень болен и что мало надежды на его выздоровление.

Я огорчился. Не хотел верить.

- Что ты. Это ведь богатырь. Ему теперь, должно быть, всего шестьдесят четыре года, не больше. Правда, он кажется больным. Но здесь ведь хорошие доктора.

В газетах ничего о болезни Шаляпина не писали. Я хворал и не выходил на улицу.

Через несколько дней опять навестил меня мой приятель и сказал:

А Шаляпину очень плохо. Ему делали переливание крови. У него, говорят, белокровие.

- Что это за белокровие? - спросил я. - Это у Вяльцевой³⁶⁵ было. Что же это такое?

- Кровь делается белая, возрастает количество белых шариков. Точно не знаю... - сказал Н.Н. Куров. - Дочь, говорят, кровь дала для переливания.

Мне вспомнилось, как часто при последних моих встречах с Шаляпиным он заговаривал о смерти, с каким интересом расспрашивал меня - кто из наших прежних знакомых жив, кто умер, как однажды сказал:

- Как странно, ведь никто не знает, что такое смерть. Тот, другой умер, а мне кажется, что я не умру. Как это устроено в душе все странно. Если бы человек сознавал смерть, то он бы не покупал землю, не строил бы домов. Я же вот хочу купить имение под Парижем - мне советуют, и поеду туда отдыхать. Мне еще надо в Америку ехать петь, только стал я скоро уставать.