На отдыхе

Это лето [1903 года] Шаляпин и Серов проводили со мной в деревне близ станции Итларь. Я построился в лесу, поблизости от речки Нерли. У меня был чудесный новый дом из соснового леса.

Моими друзьями были охотники-крестьяне из соседних деревень – милейшие люди. Мне казалось, что Шаляпин впервые видит крестьян - он не умел как-то с ними говорить, немножко их побаивался. А если и говорил, то всегда какую-то ерунду, которую они выслушивали с каким-то недоверием.

Он точно роль играл - человека душа нараспашку; все на кого-то жаловался, намекал на горькую участь крестьян, на их тяжелый труд, на их бедность. Часто вздыхал и подпирал щеку кулаком. Друзья мои охотники слушали про все эта тяжкие невзгоды народа, но отвечали как-то невпопад и видимо скучали²⁹⁶

Почему взял на себя Шаляпин обязанность радетеля о народе - было непонятно. Да и он сам чувствовал, что роль не удается, и часто выдумывал вещи уже совсем несуразные: про каких-то помещиков, будто бы ездивших на тройке, запряженной голыми девками, которых били кнутами, и прочее в том же роде.

- Этого у нас не бывает, - говаривал ему, усмехаясь, охотник Герасим Дементьевич.

А однажды, когда Шаляпин сказал, что народ нарочно спаивают водкой, чтобы он не сознавал своего положения, заметил:

- Федор Иванович, и ты выпить не дурак. С Никоном-то Осипычем на мельнице, накось, гуся зажарили, так полведра вы вдвоем-то кончили. Тебя на сене на телеге везли, а ты мертво спал. Кто вас неволил?..

* * *

Был полдень. Шаляпин встал и медленно одевался. Умываться ему подавал у террасы дома расторопный Василий Харитонов Белов, маляр, старший мастер декоративной мастерской. Он служил у меня с десятилетнего возраста; когда я впервые охотился в этих местах, отец его упросил меня взять его: «Дитев больно много - прямо одолели».

От меня Василий Белов ушел в солдаты. Служил где-то в Польше и опять вернулся ко мне. Человек он был серьезный и положительный. Лицо имел круглое, сплошь покрытое веснушками, глаза как оловянные пуговицы, роста небольшого, выправка - солдатская. Говорил отчетливо: «Так точно, никак нет». Федор Иванович его очень любил. Любил с ним поговорить.

Разговоры были особенные и очень потешали Шаляпина. Он говорил, что Василий замечательный человек, и хохотал от души. А Василий хмурился к говорил потом на кухне, что у Шаляпина только смехун в голове, сурьеза никакого - хи-хи да ха-ха, а жалованье получает здоровое.,.

Василий имел особое свойство - все путать» На этот раз, подавая умываться Шаляпину из ковша, рассказал, что студенты - народ самый что ни есть отчаянный - в Москве, на Садовой, в доме Соловейчика, где находится декоративная мастерская, женщину третьего дня зарезали, и в карете скорой медицинской помощи ее отправили в больницу. Он сам видел - до чего кричала! Вот какой народ эти студенты - хуже нет,

- Что же, - спросил Шаляпин, - красива, что ли, она была или богата?

- Чего красива! - с неудовольствием ответил Василий. - Толстая, лет под шестьдесят. Сапожникова жена. Бедные - в подвале жили.

- Ты что-то врешь, Василий, - сказал Шаляпин.

- Вот у вас с Кистинтин Ликсеичем Василий все врет. Веры нету.

- Так зачем же студентам резать какую-то толстую старую бабу, жену бедного сапожника, ты подумай?

- Так ведь студенты!.. Народ такой!..

Шаляпин, умывшись» пришел в мою большую мастерскую. Там уж кипел самовар. Подали оладьи горячие, пирожки с визигой, сдобные лепешки, выборгские крендели.

Василий вошел и подал Шаляпину «Московский листок», который он привез с собой, и сказал:

- Вот, сами прочтите, а то все говорите: «Василий врет». - И ушел.

Шаляпин прочел: «Студенты Московского университета, в количестве семи человек, исключаются за невзнос платы». Далее следовало: «В Тверском участке по Садовой улице, в доме Соловейчика, мещанка Пелагея Митрохина» 62 лет, в припадке острого алкоголизма, поранила себе сапожным ножом горло и в карете скорой медицинской помощи была доставлена в больницу, где скончалась, не приходя в сознание».

- Ловко Василий читает, - смеялся Шаляпин. - Замечательный человек.

* * *

Однажды они с Серовым выдумали забаву.

При входе ко мне в мастерскую был у двери вбит сбоку гвоздь. Василий всегда браво входил на зов, вешал на гвоздь картуз, вытягивался и слушал приказания.

И вот однажды Серов вынул гвоздь и вместо него написал гвоздь краской, на пустом месте, и тень от него.

- Василий! - крикнул Шаляпин.

Василий, войдя, по привычке хотел повесить картуз на гвоздь. Картуз упал. Он быстро поднял картуз и вновь его повесил. Картуз опять упал.

Шаляпин захохотал.

Василий посмотрел на Шаляпина, на гвоздь, сообразил, в чем дело, молча повернулся и ушел.

Придя на кухню, говорил, обидевшись:

- В голове у них мало. Одно вредное. С утра все хи-хи да ха-ха... А жалованье все получают во какое!

* * *

- Василий, ну-ка скажи, - помню, спросил у него в другой раз Шаляпин, - видал ты русалку водяную или лесового черта?

- Лесового, его не видал, и русалку не видал, а есть. У нас прапорщик в полку был - Усачев... Красив до чего, ловок. Ну, и за полячками бегал. Они, конечно, с ним то-се. Пошел на пруд купаться. Ну и шабаш - утопили.

- Так, может, он сам утонул?

- Ну нет. Почто ему топиться-то? Они утопили. Все говорили. А лесовиков много по ночи. Здесь место такое, что лесовые заводят. Вот Феоктист надысь рассказывал, что с ним было. Здесь вот, у кургана, ночью шел, так огонь за ним бежал. Он от него, а ему кто-то по морде как даст! Так он, сердешный, до чего бежал - задохся весь. Видит, идет пастушонок, да как его кнутовищем вытянет! А время было позднее, насилу дома-то отдышался.

- Ну и врешь, - сказал Шаляпин. - Феоктисту по морде дали в трактире на станции. Приятеля встретил» пили вместе. А как платить - Феоктист отказался: «Ты меня звал». Вот и получил.

- Ну вот, - огорчился Василий. - А мне говорит: «Это меня лесовик попотчевал ночью здесь, к Кистинтину Лисеичу шел».

И такие разговоры были у Шаляпина с Василием постоянно.

* * *

К вечеру ко мне приехали гости: гофмейстер Н²⁹⁷. и архитектор Мазырин - мой школьный товарищ, человек девического облика, по прозвищу Анчутка.

Мазырин, по моему поручению, привез мне лекарства для деревни. Между прочим, целую бутыль касторового масла.

- Это зачем же столько касторового масла? - спросил Шаляпин.

Я сказал:

- Я его люблю принимать с черным хлебом.

- Ну, это врешь. Это невозможно любить.

Я молча взял стакан, налил касторового масла, обмакнул хлеб и съел. Шаляпин в удивлении смотрел на меня и сказал Серову:

- Антон! Ты посмотри, что Константин делает. Я же запаха слышать не могу.

- Очень вкусно, - сказал я. - У тебя просто нет силы воли преодолеть внушение.

- Это верно, - встрял в разговор Анчутка, - характера нет.

- Не угодно ли, характера нет! А ты сам попробуй...

Мазырин сказал:

- Налей мне.

Я налил в стакан. Он выпил с улыбкой и вытер губы платком,

- В чем же дело? - удивился Шаляпин. - Налей и мне.

Я налил ему полстакана. Шаляпин, закрыв глаза, выпил залпом.

- Приятное препровождение времени у вас тут, - сказал гофмейстер. Шаляпин побледнел и бросился вон из комнаты...

- Что делается, - засмеялся Серов и вышел вслед за Шаляпиным.

Шаляпин лежал у сосны, а Василий Белов поил его водой. Отлежавшись, Шаляпин пососал лимон и обвязал голову мокрым полотенцем. Мрачнее ночи вернулся он к нам.

- Благодарю. Угостили. А вот Анчутка - ничего. Странное дело…

Он взглянул на бутыль и крикнул:

- Убери скорей, я же видеть ее не могу...

И снова опрометью кинулся вон.