[И.Е. Репин] [репин и врубель]

К Савве Ивановичу Мамонтову в Абрамцево, бывшее имение Аксакова¹⁸⁴, приехал летом Илья Ефимович Репин - гостить. Я и Серов часто бывали в Абрамцеве. Атмосфера дома Саввы Ивановича была артистическая, затейливая. Часто бывали домашние спектакли. В доме Мамонтова жил дух любви к искусствам. Репин, Васнецов, Поленов были друзьями Саввы Ивановича. И вот, однажды летом, я приехал в Абрамцево с М.А. Врубелем.

За большим чайным столом на террасе дома было много народу: семья Мамонтова, приехавшие родственники и гости - М.Ф. Якунчикова¹⁸⁵, С.Ф. Тучкова¹⁸⁶, Павел Тучков, Ольга Олив, А. Кривошеий, много молодежи. Мы были молоды и веселы.

Илья Ефимович, сидя за столом, рисовал в большой альбом карандашом позирующую ему Елизавету Григорьевну Мамонтову. Врубель куда-то ушел. Куда делся Михаил Александрович?! Он, должно быть, у месье Таньон. Таньон - француз, был ранее гувернером у Мамонтова, а потом гостил у Саввы Ивановича. Это был большого роста старик, с густыми светлыми волосами. Всегда добрый, одинаковый, он был другом дома и молодежи. Мы его все обожали. Таньон любил Россию. Но когда говорил о Франции, глаза старика загорались.

Где же Врубель? Я поднялся по лестнице, вошел в комнату Таньона и увидел Врубеля и Таньона за работой: с засученными рукавами тупым ножом Таньон открывал устрицы, а Врубель бережно и аккуратно укладывал их на блюдо. Стол с белоснежной скатертью, тарелки, вина, шабли^ во льду. За столом сидел Павел Тучков, разрезал лимоны, пил вино.

Но что же это? Это не устрицы! Это из реки наши раковины, слизняки. - Неужели вы будете это есть?! - спросил я.

Они не обратили на мой вопрос и на меня никакого внимания. Они оба так серьезно, деловито сели за стол, положили на колени салфетки, налили вина, выжали лимоны в раковины, посыпая перцем, глотали этих улиток запивая шабли.

«Что же это такое? - подумал я. - Это не невозможно!»

- Русский муль^, больше перец - хорош, - сказал Таньон, посмотрев на меня.

- Ты этого никогда не поймешь, - обратился ко мне Врубель. - Нет в вас этого. Вы все там - Репин, Серов и ты - просто каша. Да, нет утонченности.

- Верно, - говорит Тучков, грозя мне пальцем и выпивая вино. – Не понимаешь. Не дано, не дано, откуда взять?! Наполеон, понимаешь Наполеон, а перед ним пленный, раненый, понимаешь, генерал... в крови. «Я ранен, - сказал мой дед, - трудно стоять. Вы, кажется, француз?» - спросил он. И Наполеон Бонапарт тотчас же поставил ему кресло¹⁸⁷? Понимаешь, а? Нет, не понимаешь!..

- А ты понимаешь, что ты ешь?

- Ну, что? Что такое? Мули. Вот спроси его, - показал он на Таньона

- Подохните вы все, черти, отравитесь! - говорю я,

- Мой Костья, «канифоль меня сгубиля, но в могилю не звеля» - сказал Таньон, обращаясь ко мне.

«Замечательные люди», - подумал я и ушел. Спускаясь по лестнице я услышал приветливый голос Саввы Ивановича:

- Где вы пропали, где Михаил Александрович? Посмотрев в веселые глаза Мамонтова, я рассмеялся:

- Миша и Таньон. Устрицы,

- Милый Таньон, он ест эти раковины и видит себя в дивном своем Париже. Я попробовал. Невозможно - пахнет болотом.

- Это, вероятно, отлично. Как знать? Акриды!.. - сказал И.Е. Репин.

- А вы тоже их ели? - спросил я.

- Нет, я так думаю...

- Да, думаешь? Нет, ты поди-ка, проглоти, попробуй, - смеясь, посоветовал Савва Иванович.

- Но почему же, я думаю, это превосходно! - и он пошел к Таньону...

Ночью, у крыльца дома, Савва Иванович говорит мне (как сейчас вижу лицо его и белую блузу, освещенную луной):

- А Врубель - особенный человек. Ведь он очень образован. Я показал ему рисунок Репина, который он нарисовал с Елизаветы Григорьевны. Он сказал, что он не понимает, а Репину сказал, что он не умеет рисовать. Недурно, не правда ли? - смеясь, добавил Савва Иванович. - Посмотрите, с Таньоном они друзья, оба гувернеры (Врубель, когда я с ним познакомился в Полтавской губернии, был гувернер детей). Они говорят, вы думаете, о чем? О модах, перчатках, духах, о скачках. Странно это. Едят эти русские мули и ничего. Врубель - аристократ, он не понимает Репина совершенно. А Репин - его. Врубель - романтик и поэт, крылья другие, полет иной, летает там... Репин - сила, земля, не поймет никогда он этого серафима.

В Москве, в мастерской моей, проснувшись утром, я видел, как Врубель брился и потом элегантно повязывал галстук перед зеркалом.

- Миша, а тебе не нравится Репин? - спросил я.

- Репин? Что ты!? Репин вплел в русское искусство цветок лучшей правды, но я люблю другое.

Умерли друзья мои: Павел Тучков, Серов, Савва Иванович Мамонтов, Врубель, Таньон... Там, в моей стране, могилы их. И умер Репин... Прекрасный артист, художник, живописец, чистый сердцем и мыслью добрый, оставив дары духа свята: любовь к человеку.

Да будет тебе забвенна наша тайна земная ссорь и непониманья и горе ненужных злоб человеческих...