11. Брачно-семейное право в России: анализ ск рф

В действующем семейном праве принцип равенства мужчины и женщины получил закрепление в ст.1 Семейного кодекса РФ 1995 г., устанавливающей основные начала семейного законодательства. Пункт 3 названной статьи предусматривает, что «регулирование семейных отношений осуществляется в соответствии с принципами добровольности брачного союза мужчины и женщины, равенства прав супругов в семье, разрешения внутрисемейных вопросов по взаимному согласию...». Поскольку равноправие супругов в семье выражается в первую очередь в том, что муж и жена имеют равные права при решении всех вопросов совместной жизни (ст.31), этот принцип конкретизируется в других статья Кодекса при регулировании конкретных прав и обязанностей супругов. Так, например, ст. 31 Кодекса (п.1) предусматривает, что каждый из супругов свободен в выборе рода занятий, профессии, места жительства. На основе принципа равенства решаются все вопросы, касающиеся материнства и отцовства (п.2 ст.31). Супруги равны в осуществлении ими своих родительских прав (ст.61).

Итак, нормы Семейного кодекса в большинстве своем гендерно-нейтральны и говорят о супругах как о равноправных партнерах. Случаи, когда эта симметрия нарушается, когда закон допускает отступление от принципа равенства супругов, обусловлены, как правило, физиологическими различиями между мужчиной и женщиной и некоторыми связанными с этим обстоятельством социальными последствиями.

В Семейном кодексе существует четыре нормы, которые откровенно нарушают гендерную симметрию, но которые предполагают совершенно различные ситуации.

Право на расторжение брака и проблемы равенства. Во-первых, речь идет о ст. 17 СК, ограничивающей право мужа на предъявление требования о расторжении брака. По общему правилу, закрепленному в ст. 16 СК, брак может быть прекращен путем его расторжения по заявлению одного или обоих супругов. Таким образом, в качестве общей позиции закон не проводит никакого разграничения между супругами в отношении их права инициировать развод. Ограничение, предусмотренное ст. 17, заключается в невозможности возбуждения дела о разводе без согласия жены во время ее беременности или в течение одного года после рождения ребенка. Данная статья ограничивает только право мужа; жена в такой ситуации полностью сохраняет свое право на развод. Эта норма не является новеллой Семейного кодекса 1995 г., она существовала и в прежнем Кодексе 1969 г. Подобного рода ограничение обусловлено необходимостью повышенного внимания к здоровью женщины и ребенка в этот период. Пленум Верховного Суда РФ указал, что ограничение права мужа на предъявление требования о расторжении брака распространяется и на случаи, когда ребенок родился мертвым или умер до достижения возраста им одного года. При отсутствии согласия жены на расторжение брака суд должен отказать в принятии искового заявления, а если оно было принято, - прекратить производство по делу. Муж вправе обратиться с иском о разводе еще раз, когда отпадут указанные в ст.17 обстоятельства. Поскольку основная цель ограничения, установленного в ст.17, - это охрана здоровья матери, оно должно применяться также и в тех случаях, когда ребенок в возрасте до одного года проживает не с матерью, а с отцом или с другими лицами, и мать не осуществляет непосредственного ухода за ним. В юридической литературе справедливо обращалось внимание и на то, что закон не делает также никаких исключений и для тех случаев, когда муж не является отцом ребенка, рожденного его женой. Во-вторых, Кодекс предусматривает возможность установления в судебном порядке только отцовства, но не материнства. Статья 49 СК говорит, что в случае рождения ребенка у родителей, не состоящих в браке между собой, и при отсутствии совместного заявления родителей или одного из них в органы загса, «происхождение ребенка от определенного лица (отцовство)» устанавливается в судебном порядке. Аналогичной нормы, позволяющей установление происхождения ребенка от матери в судебном порядке, Семейный кодекс не предусматривает. Такое положение объективно обусловлено, и достижение гендерной симметрии здесь невозможно a priori. В противном случае мы окажемся в абсурдной ситуации, когда в отношении женщины, отказавшейся от ребенка в родильном доме или попытавшейся избавиться от нежеланного ребенка каким-либо иным путем (например, подбросив его под двери чужого дома), можно будет возбудить дело об «установлении материнства», допустив при этом возможность розыска матерей, проведения экспертиз и т.д.

Третья гендерно-асимметричная норма, предусмотренная Семейным -кодексом, обоснование которой нуждается в осмыслении, касается установления отцовства в добровольном порядке в отношении ребенка, рожденного вне брака. В таких случаях, в соответствии со ст. 48 (п.3, ч.1), отец и мать ребенка, не состоящие между собой в браке, подают совместное заявление в орган записи актов гражданского состояния. Если же мать умерла, признана недееспособной, лишена родительских прав либо ее местонахождение невозможно установить - с заявлением обращается один отец ребенка, но с согласия органа опеки и попечительства; если орган опеки и попечительства отказывается дать такое согласие - вопрос решается в судебном порядке». Таким образом, законодатель подходит по-разному к регламентации установления отцовства и материнства: для регистрации женщины в качестве матери ребенка необходимо ее заявление в органы загса, а для регистрации мужчины в качестве отца - помимо его заявления, необходимо также еще согласие матери ребенка, поскольку закон говорит о совместном заявлении отца и матери ребенка. Поэтому едва ли можно согласиться с тем, что воля матери в таких случаях не имеет значения и что на установление правоотношений с ребенком направлена только воля отца.

В настоящее время роды обычно происходят либо в медицинском учреждении, либо вне его, но в присутствии врача или других лиц, могущих подтвердить факт рождения ребенка данной женщиной, либо женщина сама обращается к врачу вскоре после родов. В соответствии с СК (п.1 ст.48), происхождение ребенка от матери (материнство) устанавливается на основании документов, подтверждающих факт рождения ребенка матерью в медицинском учреждении, а в случае рождения ребенка вне медицинского учреждения, на основании медицинских документов, свидетельских показаний или на основании иных доказательств.

. Четвертым примером гендерной асимметрии, закрепленной на уровне законодательства, являются ст. 89 - 90 СК. Статья 89 возлагает на мужа обязанность предоставления содержания (выплаты алиментов) жене в период беременности и в течение трех лет со дня рождения общего ребенка Аналогичная обязанность возлагается на мужчину и по отношению к его бывшей жене в случае развода при условии, что беременность возникла до момента расторжения брака (ст.90 СК). Наличие подобного рода нормы в российском законодательстве обусловлено необходимостью повышенной заботы о женщине, находящейся в состоянии беременности или занимающейся уходом за ребенком до достижения ребенком возраста, когда он может быть более безболезненно для его психики передан в детское учреждение; таким образом охраняются и интересы ребенка, которому до достижения возраста 3 лет, безусловно, предпочтительнее оставаться дома.

Равенство прав супругов в решении вопросов материнства и отцовства

Как уже было отмечено выше, ст. 31 (п.2) СК предусматривает, - что вопросы материнства и отцовства решаются супругами совместно, исходя из принципа равенства супругов. Означает ли приведенное положение Семейного кодекса, что решение вопроса о том, иметь ли супругам детей или не иметь, и если иметь, то в каком количестве, - принимается ими по обоюдному согласию. В качестве самой общей посылки, ответ на этот вопрос должен быть дан, по всей видимости, утвердительный, исходя из того, что супруги все вопросы жизни семьи решают совместно. Нужно или нет получать согласие мужа на производство его жене медицинской операции по прерыванию беременности путем аборта - это вопрос, который в последнее время все чаще поднимается и у нас в стране, и на Западе противниками аборта. В российском законодательстве ответ на него отрицательный: Основы законодательства РФ предусматривают право каждой женщины самостоятельно решать вопрос о материнстве (ст. 36). Признание за мужем права участвовать в принятии, решения относительно производства аборта его женой (т.е права давать или не давать свое согласие на медицинское вмешательство) означало бы по существу признание законным самую возможность «принуждения» женщины к материнству, легитимизацию так называемых «вынужденной беременности» и «принудительного материнства».

В российском семейном праве закреплено положение, известное как презумпция отцовства, согласно которому отцом ребенка, рожденного в браке, считается муж его матери (п.2 ст.48 СК). При регулировании отношений, возникающих в связи с суррогатным материнством; СК сохраняет за суррогатной матерью право оставить рожденного ею ребенка у себя и быть зарегистрированной в органах загса в качестве его матери. Это положение вытекает из ст. 51 (ч.2 п.4), которая предусматривает, что «лица, состоящие в браке между собой и давшие свое согласие в письменной форме на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка (суррогатной матери)». Однако ни в Семейном кодексе, ни в каких-либо иных нормативных и правовых актах нет даже упоминания о тех правах и, главное, обязанностях, которые возникают в этой связи у мужа суррогатной матери, если она состоит в браке. При оформлении договора в медицинском учреждении о выполнении услуг по вынашиванию ребенка женщина, желающая выступить в роли суррогатной матери, подписывает соответствующий документ, в котором она выражает свое согласие на применение по отношению к ней соответствующих процедур.

Таким образом, если суррогатная мать, состоящая в браке, воспользуется своим правом оставить ребенка и зарегистрирует его в органах загса на свое имя, это автоматически будет означать, что отцом этого совершенно чужого ему ребенка будет зарегистрирован ее муж (со всеми вытекающими отсюда последствиями и, в первую очередь, обязанностью его содержать), хотя он мог возражать против того, чтобы его жена выступала в роли суррогатной матери либо вообще об этом не знать, если супруги живут раздельно. Нарушение прав мужчины в данном случае налицо, и его право оспорить впоследствии в судебном порядке свое отцовство, как представляется, не является надлежащим механизмом защиты его интересов. Единственной адекватной мерой, гарантирующей соблюдение его прав в рассматриваемой связи, является получение в обязательном порядке согласия мужчины на выполнение его женой услуг по вынашиванию ребенка. Необходимость получения такого согласия является объективно обусловленной, хотя это и ограничивает «свободный репродуктивный выбор» женщины. Представляется, что это именно та ситуация, которая в полной мере укладывается в рамки ст. 55 Конституции РФ, предусматривающей возможность ограничения прав и свобод человека «в целях защиты прав и законных интересов

В известном смысле дискриминационной по отношению к мужчинам может быть также признана норма, закрепленная в ст.35 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан, предусматривающая право каждой совершеннолетней женщины детородного возраста на искусственное оплодотворение и имплантацию эмбриона. Однако это не означает, что мужчина в случае бесплодия лишен возможности обратиться в медицинское учреждение по лечению бесплодия. При формулировании данной нормы не ставилась цель ограничения прав мужчин в этом отношении (методы лечения мужского бесплодия к тому времени уже широко применялись на практике); скорее всего в данном случае «сработал» автоматизм, предполагающий, что и в случае мужского бесплодия в медицинское учреждение обращается не один мужчина, а супружеская пара, и, следовательно, предполагающий обязательное наличие у него жены или какой-то определенной женщины, в отношении которой и будут применяться методы лечения бесплодия (искусственная инсеминация и др.).

На основании проведенной экспертизы семейного законодательства РФ можно сделать следующие выводы.

1. С формально-юридической точки зрения, действующее семейно законодательство основывается на строгом соблюдении принципа равенства между супругами, являющегося развитием конституционного принципа равенства между мужчиной и женщиной (ст. 19 Конституции РФ). Нормы Семейного кодекса по преимуществу гендерно-нейтральны и исходят из того, что супруги являются равноправными партнерами. Случаи, где гендерная симметрия нарушена, - немногочисленны; как правило, это сделано осознанно и обусловлено физиологическими различиями между полами и связанными с этим социальными последствиями. В качестве примера можно привести ст. 49 СК, предусматривающую установление отцовства в судебном порядке.

2. Вместе с тем, в семейном законодательстве имеется ряд норм, в которых нарушение гендерного равенства представляется недостаточно необоснованным, или, во всяком случае, весьма спорным. К числу таких положений можно отнести установленное в ст. 17 СК ограничение права мужа на расторжение брака во время беременности его жены и в течение одного года с момента рождения ребенка, а также предусмотренную ст. 89 и 90 СК обязанность мужа содержать свою жену (бывшую жену) в течение беременности и трех лет с момента рождения ребенка - в той части, в которой это касается периода от 1 года до 3 лет с момента рождения ребенка.

3. Наибольшую опасность представляют собой гендерно-нейтральные нормы, которые, будучи сформулированными в строгом соответствии с принципом равенства, тем не менее в силу социально-экономических условий не позволяют каждому из супругов реализовывать свои возможности в равной мере. При этом наиболее серьезные несоответствия между законодательным закреплением равных прав и реальной возможностью их осуществления наблюдаются в области имущественных прав замужних женщин. Именно здесь принцип равных прав и равных возможностей супругов входит в наиболее серьезное противоречие с существующими в обществе реалиями, и именно это, как представляется, является ключевым вопросом в гендерной экспертизе семейного законодательства. Речь в первую очередь идет о невозможности для женщины, не имеющей своего собственного заработка или иного источника дохода, требовать от своего мужа выплаты ей алиментов, если она, находясь в браке, не работала, а занималась только домашним хозяйством. Совершенно очевидно, что наше семейное законодательство, по крайней мере, в части регламентации отношений по содержанию между супругами оказалось неготовым к «возвращению женщин в семью», каковы бы ни были причины этого явления. Новые социально-экономические реалии требуют пересмотра соответствующих положений СК.

4. Наличие в семейном законодательстве ряда норм (хотя и немногочисленных), невыдержанных с точки зрения формального или фактического равенства супругов, свидетельствует о недостаточно последовательно проведенном гендерном подходе. Причины этого кроются в известном «автоматизме» нашего восприятия вопроса о равенстве мужчины и женщины, который традиционно считается у нас решенным и не вызывающим каких бы то ни было серьезных проблем. В известной степени под влиянием этого стереотипа достигнутого равенства оказалось, по-видимому, и большинство специалистов, причастных к разработке Семейного кодекса, что и обусловило некоторые «перекосы» в правовом регулировании отношений между мужчиной и женщиной.

5. В ряде случаев представляется целесообразным пересмотр положений семейного законодательства предварить социологическими исследованиями, позволяющими вскрыть реальную эффективность и возможные побочные негативные последствия применения тех или иных правовых норм.

6. Особо гендерно-чувствительной областью являются репродуктивные права - до недавнего времени остававшиеся практически вис внимания юристов. Вместе с тем это - та сфера, которая нуждается в особо тщательной разработке, и в том числе, с позиции гендерного равенства. Это обусловлено, во-первых, тем вниманием, которое привлекают к себе в последнее время вопросы планирования семьи, и, во-вторых, теми достижениями, которые произошли в области вспомогательной репродукции, и теми этико-правовыми проблемами, которые возникают в этой связи.