3.32. Разногласие

Феномен разногласия задает хорошую систему координат для изучения нарушения коммуникации, приводящего к путанице между содержанием и взаимоотношением. Разногласие может возникнуть на уровне взаимоотношений или содержания, и обе формы зависят друг от друга. Например, разногласие по поводу справедливости утверждения «У урана 92 электрона» может быть, по-видимому, разрешено только с помощью объективных данных; например, учебник по химии не только докажет, что у урана действительно 92 электрона, но и то, что один из спорящих прав, а другой ошибается. Что касается этих двух результатов, достигнутый результат двоякий, если первый разрешает это разногласие на уровне содержания, то вто(79/80)рой создает проблему на уровне взаимоотношений. Совершенно очевидно, что для того, чтобы разрешить эту новую проблему, спорщики не могут говорить об атомах; они должны начать говорить о себе и своих взаимоотношениях. В результате они должны определить свои взаимоотношения как симметричные или комплиментарные, например, тот, кто оказался не прав, может восхититься знаниями другого, или же, наоборот, позавидовать и постараться превзойти его в следующий раз, чтобы восстановить равновесие²⁷.

Конечно, если он не в состоянии подождать до следующего случая, то может применить подход «ну и к черту логику» и попытается убедить собеседника, что 92 — это, возможно, опечатка, или же заявить, что у него есть друг — ученый, который совсем недавно доказал, что в действительности не имеет значения каково количество электронов, и т.д. Замечательный пример этой техники предлагают русские и китайские идеологи, когда стараются доказать, что «на самом деле» думал Маркс, в то время как все остальные плохие марксисты. В таких сражениях слова в конце концов могут растерять последние остатки смысла и стать исключительно средством для «умения перещеголять других»²⁸, как утверждал с восхитительной простотой Шалтай-Болтай:

«Я не понимаю, причем здесь «слава»? — спросила Алиса.

Шалтай-Болтай презрительно улыбнулся.

«И не примешь, пока я тебе не объясню, — ответил он. — Я хотел сказать: «Разъяснил, как по полкам разложил!»

«Но «слава» совсем не значит: «разъяснил, как по полкам разложил!» — возразила Алиса.

(80/81)

«Когда я беру слово, оно означает то, что я хочу, не больше и не меньше», — сказал Шалтай презрительно.

«Вопрос в том, подчинится ли оно вам», — сказала Алиса.

«Вопрос в том, кто здесь из нас хозяин, — сказал Шалтай-Болтай, — вот в чем вопрос» (курсив наш)²⁹.

Это просто иной способ сказать, что перед лицом разногласия собеседники должны определить свои взаимоотношения или как комплиментарные, или как симметричные.

3.33. Определение себя и других

Если подобное утверждение об уране выскажет физик другому, то может возникнуть совсем иная интеракция, и вероятнее всего реакцией будет гнев, обида или сарказм — «Я знаю, ты считаешь меня законченным идиотом, но я все-таки ходил в школу несколько лет» или что-то в этом роде. В этой интеракции отсутствует разногласие на уровне содержания. Справедливость утверждения не оспаривается, т.к. в действительности высказывание не содержит информации, поскольку то, что оно утверждает, в любом случае известно обоим партнерам. Согласие на уровне содержания ясно направляет разногласие на уровень взаимоотношений, другими словами, в метакоммуникационную сферу. На этом уровне разногласие приравнивается к чему-то, что прагматически намного важнее, чем разногласие на уровне содержания. Следовательно, на уровне взаимоотношений люди не говорят о чем-то, что выходит за рамки их взаимоотношений, но предлагают друг другу эти взаимоотношения и косвенно самих себя³⁰.

(81/82)

Как уже отмечалось в 2.3, сложность этих определений иерархична. Таким образом, если начать с произвольного начального момента, человек Р может предложить другому, О, определение себя. Р может сделать это несколькими способами, но каким бы образом он ни коммуникатировал на уровне содержания, прототипом его метакоммуникации будет: «Вот каким я себя вижу»³¹.

В природе человеческой коммуникации существуют три возможных ответа О на самоопределение Р, и все три очень важны для прагматики человеческой коммуникации.

3.331. Принятие. О может принять самоопределение Р. Принятие точки зрения Р на самого себя со стороны О, возможно, величайший фактор, гарантирующий развитие и стабильность. Может показаться удивительным, но без этого самоподтверждения эффекта человеческая коммуникация вряд ли смогла выйти за пределы ограниченных рамок взаимообменов, защиты и выживания; иначе не было бы причин для коммуникации, по крайней мере, просто ради коммуникации. Однако ежедневный опыт не оставляет сомнений в том, что большая часть нашей коммуникации посвящена, в сущности, этой цели. Иначе огромный мир человеческих эмоций — от любви до ненависти, — возможно, не существовал бы, и мы бы жили в мире, лишенном всего, за исключением примитивных стремлений, (82/83) мире, лишенном красоты, поэзии, игры и юмора. Возможно, человеку, не включенному в процесс простого обмена информацией, приходится общаться с другими людьми ради осознания самого себя. Это интуитивное предположение все больше подтверждается результатами экспериментальных исследований по сенсорной депривации: человек не способен поддерживать эмоциональную стабильность, общаясь только с самим собой, в течение длительного времени. По-видимому, то, что экзистенциалисты обозначают как встреча, равно как и любая другая форма растущего самосознания, возникающая в результате взаимоотношений с другим человеком, берет начало именно здесь. Вот что пишет Мартин Бубер (М. Buber):

«В человеческом обществе, на всех его уровнях, люди, в той или иной степени, поддерживают друг друга практическим образом, своими личными качествами и способностями, и общество может именоваться человеческим в той степени, в какой его члены поддерживают друг друга...

Основа жизни человека с человеком — двоякая, с одной стороны — это желание каждого человека, чтобы его принимали таким, какой он есть, даже таким, каким бы он мог стать; и, с другой стороны, врожденная способность человека принимать своих собратьев таким образом. То, что эта способность так безмерно неразвита, составляет настоящую слабость человеческой расы и вызывает сомнение в ней: на самом деле, человечество существует только там, где эта способность раскрывается» (12, р. 101—2).

3.332. Неприятие. Второй возможный ответ О на самоопределение Р — не принять его. Однако неприятие, каким бы ни было болезненным, предполагает узнавание того, что не принимается и, следовательно, не отвергает трезвого взгляда Р на себя. Фактически, формы неприятия могут быть даже конструктивными, как, например, отказ психиатра принять, самоопределение пациента в ситуации переноса, т.е. когда терапевту навязывается типичная «игра в отношения». (83/84) Предлагаем читателю обратиться к работам двух авторов, которые на основе собственных концепций интенсивно работают по этой теме — Берн (Berne) (23, 24) и Хэйли (Haley) (60).

3.333. Неподтверждение. Третья возможность, по-видимому, наиболее важна как с прагматической, так и психопатологической точек зрения. Это феномен неподтверждения, который отличается от полного неприятия того, как человек определяет себя. Здесь мы частично опираемся на работы Лэйнга (88) из Тавистокского института человеческих отношений в Лондоне и дополняем их нашими собственными исследованиями в области шизофренической коммуникации. Лэйнг ссылается на Вильяма Джеймса (W. James), который однажды написал: «Никакое дьявольское наказание, даже если бы оно было физически возможно, не может сравниться с ситуацией, когда человека освобождают от общества, и его абсолютно не замечают все его члены» (88, р. 89). Несомненно, что такая ситуация приведет к «потере себя», а это не что иное, как перевод понятия «отчуждение». В патологической коммуникации неподтверждение самоопределения Р отрицает реальность Р как источника такого самоопределения и не имеет отношения к правде или фальши. Другими словами, в то время как отказ в признании подразумевает сообщение «вы ошибаетесь», то неподтверждение — «вы не существуете». Если же быть более точными, в формальной логике подтверждение и отказ в признании другой самости приравниваются соответственно к понятиям правды и фальши, неподтверждение же аналогично понятию неспособности принимать решение, а это имеет совсем иной логический смысл³².

(84/85)

Процитируем Лэйнга:

«Характерный семейный паттерн, выявленный благодаря изучению семей больных шизофренией затрагивает совершенно заброшенного или травмированного ребенка, чья аутентичность подвергалась трудно уловимым, часто непреднамеренным, но настойчивым искажениям (р. 91).

Крайняя степень наступает... когда, неважно как [человек] чувствует или как он поступает, неважно какое значение он придает ситуации, его чувства лише(85/86)ны ценности, его поступки лишены мотивов, намерений и последовательности, ситуация для него лишена смысла, тогда он полностью окружен таинственностью и отчуждением» (р. 135-136).

Приведем еще один интересный пример, который подробно был уже опубликован (78). Он взят из психотерапевтического сеанса семьи, состоящей из родителей, их двадцатипятилетнего сына Дэйвл (ему впервые поставили диагноз шизофрения в возрасте двадцати лет во время службы в армии, после чего он жил дома, пока примерно за год до этой встречи не был госпитализирован) и их восемнадцати летнего сына Чарльза. Когда обсуждение сфокусировалось на том, что посещения родителей во время выходных вызывают напряжение в семье, психиатр указал на то, что создается впечатление, что Дэйв взял на себя непосильный груз всех семейных забот. Таким образом, Дэйв стал единственным индикатором хороших или плохих событий, происходящих в течение выходных. Удивительно, но пациент сразу же согласился с подобным толкованием:

1. Дэйв: Ну, я чувствую, что иногда мои родители и Чарльз очень восприимчивы к тому, как я себя чувствую, может быть, даже сверхвосприимчивы к тому, как я себя чувствую, потому что я не.., я не думаю, что подниму машину, когда вернусь домой или..

2. Мать: Да. Дэйв, ты так не делал с тех пор, как у тебя своя машина, — но до этого ты делал.

3. Дэйв: Хорошо, я знаю...

4. Мать (почти что одновременно с ним): Да, но даже позже, дважды, с тех пор как у тебя свои машина.

5. Дэйв: Да, хорошо, в любом случае (вздох) я знаю, что не хотел так себя вести, мне кажется, было бы замечательно, если бы я мог порадоваться себе или... (Вздыхает, пауза.)

(86/87)

6. Психиатр: Знаешь, ты меняешь ход своего рассказа, когда в него вмешивается мама. Это понятно, но в твоем положении ты просто не можешь себе это позволить.

7. Дэйв (почти одновременно): М-м-м.

8. Психиатр: Это делает тебя чудаком. И тогда ты даже не знаешь, о чем ты думаешь.

9. Мать: Что он изменил?

10. Психиатр: Ну, я не могу читать его мысли, так что я не знаю, что он точно собирался сказать, — у меня только общие идеи, я просто исхожу из опыта...

11. Дэйв (перебивая): Ну, это просто, просто я хотел сказать, что я — единственный больной в семье, и это дает всем... возможность быть хорошими Джо и изучать настроение Дэйва, независимо от того, хорошее оно или плохое. Вот что иногда я чувствую. Другими словами, я не могу быть ничем другим, только собой, и если людям не нравится, каков я, — тогда я оценю, когда они — скажут мне об этом или что-то в этом роде...

Оговорка пациента проливает свет на его дилемму: он говорит «Я не могу быть ничем другим, только собой», но подразумевается вопрос: Я — это «я» или «они»? Конечно, это можно назвать случаем «слабых границ эго» или же игнорировать интерактивный факт неподтверждения не только в словах Дэйва о посещении в выходной, но и незамедлительное неподтверждение матери в данном примере (утверждения 1-5) ва-лидности впечатления Дэйва. В свете как существующего, так и сообщенного неподтверждения самого себя оговорка пациента приобретает смысл.