Пол Вацлавик, Джанет Бивин, Дон Джексон. Прагматика человеческих коммуникаций (Изучение паттернов, патологий и парадоксов взаимодействия). М., 2000.

Введение

Эта книга посвящена обсуждению эффектов человеческой коммуникации и уделяет особое внимание нарушениям в поведении, т.е. поведенческим расстройствам. Невежеством или самонадеянностью покажется любая попытка систематизировать прагматику человеческой коммуникации, когда не сформулированы грамматические и синтаксические коды вербального общения, а возможность создания понятной структуры семантики человеческой коммуникации вызывает скепсис. Надежда на понимание форм отношений между коммуникацией и поведением остается призрачной, т.к. в современной науке не существует удовлетворительного объяснения возникновения обычного языка. В то же время коммуникация — это conditio sine qua поп¹ жизни человека и порядка в обществе. Также очевидно, что с самого начала своего существования человек вовлечен в сложный процесс познания правил коммуникации, лишь в минимальной степени осознавая, из чего состоит свод этих правил — краеугольный камень в фундаменте человеческой коммуникации.

Предлагаемая вашему вниманию книга не ставит задачей значительно расширить это минимальное осознание. Она не больше чем попытка построить модель и представить некоторые факты, поддерживающие ее. Прагматика человеческой коммуникации — это наука в ранней стадии развития, едва способная прочесть и написать свое имя и далекая от развития собственного последовательного языка. В частности, се интеграция со многими другими областями развивающихся научных знаний — это дело будущего. Тем не менее, эта книга ориентирована на такую будущую (5/6) интеграцию и адресована тем, кто работает в тех областях, где встречаются проблемы систематической интеракции в широком смысле слова.

Можно сказать, что эта книга игнорирует знания некоторых областей науки, имеющих прямое отношение к обсуждаемой теме. Отсутствие явных ссылок на невербальную коммуникацию может быть одним из пунктов критики, а отсутствие ссылок на общую семантику — другим. Но эта книга не более чем введение в прагматику человеческой коммуникации (область, которой уделяется явно мало внимания), и поэтому она, отмечая все существующие сходства с другими областями исследований, превратится в энциклопедию в самом плохом смысле этого понятия. По той же самой причине пришлось ограничить ссылки на многочисленные работы в области теории человеческой коммуникации, особенно если они изучают коммуникацию как односторонний феномен (от говорящего к слушающему) и рассматривают коммуникацию как процесс интеракции.

Междисциплинарный характер предмета обсуждения отражен в стиле изложения и аргументации. Примеры и аналогии выбраны из настолько обширной области вопросов, насколько это кажется возможным, хотя безусловное господство остается за психопатологией. Необходимо отдавать себе отчет в том, что в тех случаях, когда мы для аналогии прибегаем к математике, то она применяется лишь в качестве языка, наиболее подходящего для выражения сложных взаимоотношений, однако это использование подразумевает лишь то, что наши данные возможно применить как количественные определения. Вольное же применение примеров, взятых из литературы, вызывает возражения с научной точки зрения у многих читателей. В самом деле, ссылки на плоды художественного воображения могут показаться неубедительным подтверждением чего-либо. С нашей точки зрения цитаты не доказывают, а скорее иллюстрируют и разъясняют теоре(6/7)тические соображения более простым и понятным языком.

В этой книге использованы основные понятия из множества других областей науки, которые требуют своего определения, но они могут быть излишними для эксперта в этих областях. Чтобы его не утомлять и предостеречь, а также для удобства обычного читателя предлагаем краткий перечень глав и их разделов.

Первая глава очерчивает систему отсчета. В ней вводятся основные понятия, такие как функция (1.2)², информация и обратная связь (1.3), избыточность (1.4), и постулируется наличие еще неоформленного кода — исчисление человеческой коммуникации (1.5), правила которого соблюдаются при успешных коммуникациях и нарушаются в противном случае.

Вторая глава определяет некоторые аксиомы этого гипотетического исчисления, в то время как возможные патологии, подразумеваемые этими аксиомами, рассматриваются в третьей главе.

Четвертая глава распространяет теорию коммуникации на организационный или структурный уровни, основанные на модели человеческих взаимоотношений как системы; таким образом, большая часть главы посвящена обсуждению и применению основных принципов систем.

Пятая глава иллюстрирует материал и придаст некоторую жизненность и специфичность этой теории систем, которая, в конце концов, имеет отношение к непосредственному влиянию людей друг на друга.

Шестая глава рассматривает бихевиоральные поведенческие эффекты парадокса. Это требует определения понятия (6.1, 6.2, 6.3), которое может быть пропущено читателем, знакомым с литературой о пара(7/8)доксах и особенно с парадоксом Рассела. Раздел 6.4 представляет менее известные концепции прагматических парадоксов, в частности теорию двойной ловушки и ее вклад в понимание шизофренической коммуникации.

Седьмая глава посвящена терапевтическим эффектам парадокса. За исключением теоретических рассуждений в 7.1 и 7.2, эта глава была написана с точки зрения клинического применения парадоксальных паттернов коммуникации. Глава включает краткий экскурс в значение парадокса в игре, юморе и креативности (7.6).

Эпилог рассматривает коммуникацию человека с реальностью в широком смысле, лишь констатируя, что порядок, аналогичный структуре логических типов, распространяется на осознание человеком своего существования и определяет основные знания этого мира.

После того как рукопись была критически оценена различными экспертами, начиная с психиатров и биологов и заканчивая инженерами электротехники, стало очевидно, что любой взятый раздел может показаться слишком примитивным для одних и слишком специализированным для других. Подобным образом, включение определений — или в текст, или в подстрочные примечания — может показаться неприятным покровительством для читателя, для которого эти термины являются содержанием повседневного профессионального языка, в то время как для обычного читателя отсутствие таких определений часто имеет раздражающий подтекст, типа: «Если ты не знаешь, что это значит, мы и не будем суетиться, чтобы рассказать тебе». Было принято решение включить в конец книги глоссарий, содержащий только те понятия, которые не представлены в обычных словарях и которым не дано определения в тексте.

Авторы выражают свою искреннюю благодарность многим людям, которые прочитали всю или части рукописи и предложили помощь, ободрили авторов и (8/9) дали советы, особенно нашим коллегам из Института по изучению психики: Полю Экилизу, доктору философии; Джону Викленду, магистру гуманитарных наук; Карлосу Е. Слуцки, доктору медицины; А. Расселлу Ли, доктору медицины; Ричарду Фисчу, доктору медицины; Артуру Водину, доктору философии; Альберту Е. Шефлену, доктору медицины из Восточного Пенсильванского психиатрического института; Карлу Прибраму, доктору медицины; Ральфу Джакобсу, доктору медицины, и Вильяму К. Демснту, доктору медицины из медицинской школы Стэндфордского университета; Генри Лонглею, инженеру; Ноэлю П. Томпсону, доктору медицины; главе отдела медицинской электроники из Фонда медицинских исследований, и Джону П. Спиглу, доктору медицины из центра по исследованию личности Гарвардского университета. Конечно, вся ответственность за содержание книги и, возможно, допущенные в ней ошибки возлагаются только на авторов.

Эта работа была поддержана Национальным институтом психического здоровья, Фондом Роберта С. Веллера, Фондом Джеймса Мак-Кин Кеттелла и Национальной Ассоциацией психического здоровья, за чью помощь мы особо признательны.

Март 1966, Пало Альто

(9/10)

Глава 1. Система отсчета

1.1. Введение

Рассмотрим следующие ситуации:

В неком районе северной Канады наблюдается удивительная периодичность популяции лисиц. В течение четырехгодичного цикла она достигает пика, затем спадает почти до уровня вымирания рода, после чего опять начинает свой рост. Если бы интересы биологов ограничивались только лисицами, эти циклы так и остались бы необъяснимыми, потому что в природе лисиц или всего вида в целом нет ничего такого, что объясняло бы эти изменения. Однако как только выясняется, что лисицы охотятся почти исключительно на диких кроликов, у которых практически нет других врагов, то отношения между двумя видами вполне удовлетворительно объясняют этот таинственный феномен. Видимо, у кроликов такой же жизненный цикл, как и у лисиц, по рост и спад их популяций находятся в прямой зависимости: чем больше лисиц, тем больше они поедают кроликов, и поэтому, в конце концов, эта пища становится очень редкой для лисиц. Число последних уменьшается, предоставляя выжившим кроликам шанс снова размножаться и процветать в фактическом отсутствии своих врагов, т.е. лисиц. Кролики снова в изобилии, что поддерживает выживание и рост количества лисиц, и т.д. и т.п.

В шоковом состоянии человека быстро доставляют в больницу. Осматривающий его врач констатирует отсутствие сознания, чрезвычайно низкое кровяное давление и, в общем, клиническую картину острой алкогольной или наркотической интоксикации. Однако результаты последующих исследований не обнаруживают ни малейших следов этих веществ в организме больного. Состояние пациента остается необъяснимым до тех пор, пока он не приходит в сознание и не выясняется, что пациент — горный инженер, который толь(10/11)ко что вернулся после двухгодичной работы на медном руднике, расположенном на высоте 15.000 футов над уровнем моря в Андах. Теперь становится понятно, что состояние пациента отнюдь не болезненное в обычном смысле этого слова, т.е. не вызвано какими-либо органическими нарушениями, а есть следствие адаптации клинически здорового организма к радикально изменившейся окружающей среде. Если бы врач сосредоточился исключительно на пациенте, или во внимание принималась бы только экология окружающей среды, привычная для врача, то состояние пациента так и осталось бы непонятным.

С точки зрения пешехода, идущего по тротуару возле сада загородного дома, творится что-то невообразимое: бородатый мужчина ходит вперевалочку, припадает к земле, огибает луг восьмерками, постоянно бросает взгляды через плечо и непрерывно крякает. Так этолог Конрад Лоренц описывает свое поведение во время одного из экспериментов по импринтингу утят, которым он заменял мать. «Я поздравлял себя, — пишет он, — с послушанием и аккуратностью, с которыми мои утята вперевалочку ходят за мной, когда внезапно поднял голову и увидел за забором сада толпу смертельно бледных лиц: за забором стояла группа туристов, которая с ужасом глазела на меня». Утят не было видно за высокой травой, и все, что видели туристы, было абсолютно необъяснимое, по существу, безумное поведение (96, р. 43).

Эти, на первый взгляд, далекие друг от друга ситуации имеют нечто общее: феномен оставался необъяснимым до тех пор, пока область наблюдения не расширилась и не включила контекст данного феномена. Недооценка взаимоотношений между событием и формой, в которой оно происходит, между организмом и его окружением либо сталкивает наблюдателя с чем-то «таинственным», либо вынуждает его приписывать этому объекту изучения свойства, которыми он, возможно, и не обладает. В биологии этот факт давно нашел широкое применение, в то время как поведенческие пауки все еще основываются в большой (11/12) степени на атомарной точке зрения на человека и на освященном веками методе отдельных переменных. Наиболее очевидно это при изучении нарушений поведения (психопатологии). Если человек с психопатологической симптоматикой изучается в изоляции, тогда исследование касается природы состояния и, в более широком смысле, природы человеческой психики. Если же пределы исследования расширены и включают в себя изучение влияния поведения данного человека на других людей, их реакций и контекст, в котором все это происходит, то фокус смещается с искусственно изолированной единицы на взаимоотношение между частями более широкой системы. Тогда исследователь поведения человека переходит от умозрительного изучения психики к изучению наблюдаемых проявлений взаимоотношений.

Проводником этих проявлений является коммуникация.

Мы предполагаем, что изучение человеческой коммуникации можно подразделить на те же три области — синтаксис, семантику и прагматику, которые были установлены Моррисом (Morris) (106), и прослеживаются у Карнапа (Carnap) (33, р. 9) при изучении семиотики (общей теории символов и языков). Тогда, применительно к структуре человеческой коммуникации, можно сказать, что первая из трех областей охватывает вопросы передачи информации, и поэтому в ней преимущественно доминируют теории информации, интересующиеся проблемами кодирования, каналов, способности, звука, избыточности и других статистических свойств языка, не затрагивающих смысла передаваемых символов. Смысл является главным понятием семантики. Хотя передача ряда символов с синтаксической точностью и возможна, они останутся бессмысленными, пока отправитель и получатель заранее не согласятся с их смыслом, т.е. не придут к семантическому соглашению. И наконец, коммуникация влияет на поведение, в чем и заключается ее (12/13) прагматический аспект. Несмотря на то что возможно четкое концептуальное разделение на эти три области, они тем не менее зависят друг от друга. Как указывает Джордж (George) (55, р. 41): «Во многих случаях справедливо будет сказать, что синтаксис является математической логикой, семантика — это философия или философия науки, а прагматика — это психология, но на самом деле эти области не слишком отличаются друг от друга».

Эта книга затронет все три области, но главным образом прагматику, т.е. поведенческие (бихевиоральные) эффекты коммуникации. При этом два понятия — коммуникация и поведение — будут применяться фактически как синонимы. Что касается данных прагматики, то ими являются не только слова, их позиции, но также и их смысл, представленный не только синтаксисом и семантикой, но и контекстом. Более того, к личным поведенческим действиям мы также добавим коммуникационные ключи, присущие контексту, в котором происходит коммуникация. В такой перспективе все поведение, а не только речь, является коммуникацией, и вся коммуникация — даже коммуникационные ключи безличного контекста — влияет на поведение.

Мы не только рассматриваем воздействие коммуникации на получателя, как это делает общая прагматика, но и неразрывно связаны с этим, а также с реакцией получателя на отправителя. Таким образом, мы придаем меньше значения отношениям «отправитель-символ» и «получатель-символ», а больше отношениям между отправителем и получателем, опосредованным коммуникацией.

Так как коммуникационный подход к поведению человека, как нормальному, так и ненормальному, основывается на проявлениях взаимоотношений в широком смысле этого слова, то он концептуально ближе математике, чем традиционной психологии. В то время как математика наиболее точно описывает отношения между объектами, не касаясь их природы, (13/14) психология традиционно опирается на тенденции, ориентированные на атомарный взгляд на человека, и, следовательно, занимается материализацией того, что теперь все больше и больше проявляет себя в виде комплекса паттернов отношений и интеракции.

Сходство наших гипотез с математикой не должно отпугивать читателя, не имеющего глубоких знаний в этой области, — ему не придется иметь дело с формулами или другими специальными символами. Возможно, когда-то поведению человека будет найдено адекватное выражение в математических символах, но в наши намерения эта задача определенно не входила. Мы будем обращаться к работам, выполненным в некоторых разделах математики, в том случае, когда они смогут предложить подходящий язык для описания феноменов человеческой коммуникации.