Борьба писателей и журналистов в XVIII с галломанией.

Французское влияние на речь русского дворянства со второй половины XVIII в. становится преобладающим и занимает значительное место в процессе европеизации русского литературного языка. Французские слова, выражения и сннтаксические модели, проникающие в русский язык начиная с XVI II в. обычно называют галлицизмами. Они разнообразны по своему характеру, поэтому целесообразно подразделить их на несколько групп:

1. Галлицизмы лексические—франц слова без перевода. Напр, “Записки” Семена Порошина, гвардейского офицера, в шестидесятые годы приставленного в качестве воспитателя к тогдашнему наследнику Павлу Петровичу: “Она танцует без кадансу..., сентиментов хороших в ней очень много..., генерал-адмирал президировал”, “прямой был конфиянс”, “говорили... о сюбординации”, “рецитировали последнюю его штрофу”, “имажинировал небылицы”, “настолько резонабелен” и т. п.

2. Галлицизмы-кальки, т. е. буквальные морфологические переснимки слов, типа влияние, извращение, промышленность, влюб-ленность, развитие.

3. Галлицизмы семантические—усвоение русскими словами новых, значе-ний, свойственных аналогичным словам француз-ского языка. Наиболее яркий пример этого рода мы находим в истории глагола трогать, приоб-ретшего около середины XVIII в. новое значение приводить в жалость (со всеми производными: трогательный, трогательно и т. п.).Источником этого значения считают французский глагол toucher.

4. Фразеологические галлицизмы—усвоение русским языком французских по проис-хождению фразеологических сращений и единств с сохранением и прямого и переносного их значения. Несмотря на то, что фразеологию справедливо считают непереводимой буквально, ряд подобных переводов, притом иногда ошибочных, может быть отмечен в истории русской фразеологии. Например, выражение не в своей тарелке. Французскому слову assiete присущи два значения — бытовое (тарелка) и абстрактное (положение). Французский фразеологизм исходил из второго значения (не в своем положении). При переводе же взяли бытовое (первое) значение, и получилась бессмыслица, вошедшая, однако, в широкое употребление. Ср. у Грибоедова: “Любезнейший, ты не в своей тарелке”.

5. Галлицизмы синтаксические, т. е. синтаксические модели, свойственные французскому языку и не распро-страненные в русском. Наиболее показательным нам кажется использование независимых от подлежащего обособленных оборотов, дееприча-стного и причастного, которые соответствуют французским аналогичного состава и происхож-дения. Ср. французскую пословицу l’appetit vient en mangeant — аппетит приходит во время еды (буквально: аппетит приходит, кушая). Воздейст-вие французского синтаксиса на русский литера-турный язык в XVIII в. проявлялось еще в усвоении им различных предложно-падежных типов управления, ранее ему не свойственных. Например, употребление зависимого слова с глаголом влиять, а также с образованным от него существительным влияние.

Но, несмотря на это весьма разумное и недвусмысленное стилистическое предупреждение, у ряда писателей XVIII и даже XIX столетий нередки предложения с независимыми по смыслу от подлежащего деепричастными оборотами. Так, мы встречаем их в прозе Д. И. Фонвизина: “Не имея третий месяц никакого об нас известия, нетерпение наше было несказанное”; “приехав в Белев..., по счастию, попалась нам хорошая квартира”; “не доезжая полмили до Экау, переломилась у коляски задняя ось” и др.

Могут быть найдены синтаксические построения подобного же рода и в “Путешествии из Петербурга в Москву” А. Н. Радищева: “Совершив мою молитву, ярость вступила в мое сердце”; “лежа в кибитке, мысли мои были обращены в неизмеримость мира”.

В XIX в. наиболее часты структуры подобного типа в произведениях А. И. Герцена и Л. Н. Толстого. Например: “Бродя по улицам, мне, наконец, пришел в голову один приятель” (“Былое и думы”, ч. II, гл. VIII); “Уехав из Вятки, меня долго мучало воспоминание об Р.” (“Былое и думы”, ч. III, гл. XXI); “Накурившись, между солдатами завязался разговор” (“Хаджи Мурат”).

Однако при дальнейшем развитии синтаксического строя в русском литературном языке подобного рода конструкции были окончательно признаны ненормативными.

Воздействие французского синтаксиса на русский литературный язык в XVIII в. проявлялось еще в усвоении им различных предложно-падежных типов управления, ранее ему не свойственных. Например, употребление зависимого слова с глаголом влиять, а также с образованным от него существительным влияние. Согласно старым нормам словоупотребления здесь требовался бы винительный падеж с предлогом в: вливать вино в бочку, вливает в сердце ей любовь (Державин). Но писатели под воздействием французского типа управления все чаще используют конструкции с предлогом на: иметь влияние на разумы.

Слово предмет, подобно французскому objet, стало сочетаться с родительным падежом дополнения: предмет изучения, предмет ссор, предмет кровопролития и т. д. Равным образом и слово чувство в новом значении, развившемся в нем также под воздействием французского языка,— сознание, понимание, восприимчивость к чему-либо —тоже стало сочетаться с родительным падежом: чувство прекрасного, чувство изящного, чувство нового, чувство юмора и т. п. Процесс синтаксической перестройки русского литературного языка с особенной силой и явственностью дает себя знать уже к самому концу XVIII в. или к началу XIX в., например в прозе Н. М. Карамзина.