Эстетические категории в романтизме
Решительное неприятие современной цивилизации, недовольство мировым порядком в целом привело романтиков к дальнейшей разработке эстетической категории безобразного. Безобразное – в романтическом искусстве так или иначе связано со злом, являясь его порождением. Зло рождает не только внешнее безобразие человека (Гуинплен и Квазимодо в романах В.Гюго «Человек, который смеется» и «Собор Парижской Богоматери»), оно может изуродовать его душу, привести к сумасшествию. Злом порождено падение героев в повестях Гоголя «Страшная месть» (1832) и «Вечер накануне Ивана Купала» (1830). Однако немало примеров, когда безобразное у романтиков выступает в диалектическом единстве с прекрасным. Квазимодо у Гюго уродлив телом, но прекрасен душой, и, напротив, герой того же романа красавец-офицер Феб де Шатопер бессердечен и внутренне опустошен. Прием контраста, антитезы буквально пронизывает романтическое произведение от общих структурных основ до конкретных образов, ситуаций и т.д.
Вслед за предромантиками, создателями «готического романа», у романтиков получают развитие категории «ужасного», «таинственного», «чудесного». Непередаваемое чувство мистического ужаса наполняет многие новеллы Э.По («Падение дома Эшеров», «Черный кот», «Маска Красной смерти»). Поэзия Л.Тика, Новалиса, братьев А. И Ф.Шлегелей уводит читателя в царство загробных видений, таинственных предсказаний. Герои баллад Жуковского становятся жертвами неких таинственных, непознаваемых, беспощадных сил, к которым неприложимы человеческие мерки и нравственные нормы. «Таинственное», «ужасное» и «чудесное» не только будит воображение читателя, но и является художественным приемом заострения ситуации, раскрытия характера в необычных, экстремальных положениях.
Противоречие между идеалом и жизнью порождало в романтическом искусстве концепцию двоемирия, наложившую свой отпечаток как на идейно-художественную структуру произведения, так и на облик романтического героя. В балладах Жуковского, в новеллах-сказках Л.Тика и Т.Гофмана, в философских повестях В. Одоевского двойственность бытия представлена в переплетении сказочно-фантастического «мира грез» и реально-бытового мира. Реальная и идеальная сферы взаимопроникают. Двоемирие может отражаться и в раздвоенности души романтического героя, в разорванности его сознания. Отсутствие гармонии в мире и с миром неизбежно вело героя к душевному разладу. Наиболее острой формой выражения этого разлада становятся образы двойников. Раздвоенный герой кажется самому себе одновременно и самим собой и кем-то совершенно другим, чужим. Подобные двойники населяют романы и повести Гофмана, Э. По, В. Одоевского, в творчестве которых двойничество и в целом двоемирие оказываются своеобразным выражением критического начала, неприятия обывательской духовной рутины.
Романтический герой
В центре романтического искусства находилась личность яркая, страстная, разбуженная историческими сдвигами. Обращаясь к истории человечества, романтики рассматривали ее как проявление извечной борьбы Добра и Зла — двух начал, от которых зависит судьба всей Вселенной и каждого человека в отдельности. Эти два начала определяют структуру и систему образов в романтическом произведении. Герои в таком произведении являются выражением этих крайних начал, резко делясь на положительных и отрицательных. Романтики избегают полутонов, в их произведениях все контрастно, гиперболизировано, их герои чаще всего титаны, исключительные личности, возвышающиеся над окружающим миром. «Я царь познанья и свободы»,— скажет о себе лермонтовский Демон.
Положительный романтический герой, как правило, носитель авторского идеала, непременно благороден во всем, даже в мести. Это почти всегда молодой человек, вступающий в жизнь и сталкивающийся с ее жестокими законами. Им может быть юноша, герой своего времени, полный надежд и идеальных устремлений, мечтатель, пылкий влюбленный, нередко поэт, художник или музыкант (таковы положительные герои Гофмана). Часто это молодой человек, переживший разочарование, крушение любви и дружбы, испытавший все и не верящий в добро, а потому предающийся мировой скорби (Манфред Байрона, Кавказский Пленник Пушкина). Этот герой способен жестоко мстить за свои поруганные идеалы, ибо нет ничего страшнее разочарованного романтика.
В романтической литературе (вскоре после появления на свет в 1814 г. «Восточных поэм» Байрона) утверждается и внешний облик благородного романтического героя: высокая фигура со скрещенными на груди руками, бледное чело, взор горящих, устремленных в даль черных очей, черные кудри до плеч и неизменный черный плащ. Описание настолько характерное, что со временем станет постоянно сопутствовать романтическому герою, превратится в элемент так называемой романтической типизации, а позднее - в литературный штамп, пародию на который даст Пушкин в «Евгении Онегине» (портрет Ленского).
Неизбежным спутником романтического героя было одиночество. Тоска одиночества и жажда идеала гонит его с места на место, подобно «тучкам небесным, вечным странникам» (стихотворение М. Лермонтова «Тучи»), поэтому в романтическом искусстве появляется характерный образ одинокого путешественника, неприкаянного скитальца, вечного путника (странствует Чайльд-Гарольд у Байрона, вечным скитальцем является у Лермонтова Демон).
Центральной фигурой в байроническом романтизме стал отщепенец, спознавшийся с мировым Злом и презирающий людей за ничтожество и слабость духа. Пушкин в «Евгении Онегине» составит 1 краткий каталог такого рода героев: «задумчивый Вампир, или Мельмот, бродяга мрачный, иль Вечный жид, или Корсар, или таинственный Сбогар». Это далеко не полный список романтических героев, символов мирового мятежа против самого Творца.
Нередко бунт этих героев носил индивидуалистический характер, это был бунт «для себя», бунт, направленный против всяческих ограничений личной свободы («Ты для себя лишь хочешь воли», — скажет Алеко старый цыган, в «Цыганах» Пушкина). Глубокий душевный разлад, муки совести, свойственные этим героям, являются их главной отличительной чертой.
Бунт романтического героя, направленный против всего мира, против мирового Зла и даже против самого Бога, допускающего несовершенство мира, был заранее обречен на поражение, ибо силы слишком неравны. Романтический герой осознает бесплодность своих усилий, но не просит пощады и не примиряется с жизнью. Он не может удовлетвориться частичными победами, ему надо все или ничего. Таковы герои Байрона, трагические фигуры, предпочитающие погибнуть, но не сдаваться.
Романтиков волновала и проблема взаимоотношения человека и закона, человека и общества, которую они рассматривали как борьбу двух антагонистических начал: государство подавляет личность, и личность восстает против насилия. В связи с этим у романтиков происходит переосмысление понятий «преступление» и «преступник». Преступником с точки зрения государства является Жан Вальжан (роман Гюго «Отверженные»), потому что украл хлеб для голодных детей своей сестры, но для писателя этот герой воплощает истинную человечность и справедливость. В том же романе мы встречаем и подлинного преступника, это трактирщик Тенардье, готовый на все ради денег.
Критикуя разные формы искажения духовных ценностей личности, романтики создают свою модель человека, видя ее прежде всего в художественной натуре. Для романтиков художник является мерилом всех жизненных и духовных ценностей. Романтики считали художника существом исключительным, резко выделяющимся среди толпы, а «каждое повышение интеллекта над обычным уровнем» воспринимается окружающими как «ненормальность», как некое «безумие» (А. Шопенгауэр). На этой почве и вырастает романтическая концепция безумия гения.