36. Социологические идеи в постструктурализме (ж. Делез, ф. Гваттари)

Исследователи вводят понятие "желающая машина", под которым подразумевается самый широкий круг объектов -- от человека, действующего в рамках (т. е. кодах, прави- лах и ограничениях) соответствующей культуры и, следователь- но, ей подчиняющегося, вплоть до общественно-социальных формаций. Главное во всем этом -- акцент на бессознательном характере действий как социальных механизмов (включая, есте- ственно, и механизмы власти), так и субъекта, суверенность которого оспаривается с позиций всесильности бессознательного.

Либидо пронизывает все "социальное поле", его экономиче- ские, политические, исторические и культурные параметры и определения: "Нет желающих машин, которые существовали бы вне социальных машин, которые они образуют на макроуровне; точно так же как нет и социальных машин без желающих ма- шин, которые населяют их на микроуровне" (Делез, Гваттари, 129, с. 340).

По мере того, как бессознательное проникает в "социальное поле", т. е. проявляется в жизни общества (Делез и Гваттари, как правило, предпочитают более образную форму выражения и говорит о "насыщении", ("инвестировании социального тела"'), оно порождает игру "'сверхинвестиций, "контринвестиций" и "'дизинвестиций" подрывных сил желания, которые колеблются, "осциллируют" между двумя полюсами. Один из них представляет собой господство больших агрегатов, или молярных струк- тур, подчиняющих себе молекулы (или совокупностей: агрегат в теории систем -- одна из форм структуры); второй включает в себя микромножества, или частичные, парциальные объекты, которые " подрывают" стабильность структур.

Делез и Гваттари определяют эти два полюса следующим образом: "один характеризуется порабощением производства и желающих машин стадными совокупностями, которые они обра- зуют в больших масштабах в условиях данной формы власти или избирательной суверенности; другой -- обратной формой и ниспровержением власти. Первый -- теми молярно структури- рованными совокупностями, которые подавляют сингулярности, производят среди них отбор и регулируют те, которые они со- храняют в кодах и аксиоматиках: второй -- молекулярными множествами сингулярностей, которые наоборот используют эти большие агрегаты как весьма полезный материал для своей деятельности. Первый идет по пути интеграции и территориали- зации, останавливая потоки, удушая их, обращая их вспять и расчленяя их в соответствии с внутренними ограничениями сис- темы таким образом, чтобы создать образы, которые начинают заполнять поле имманентности, присущее данной системе или данному агрегату; второй -- по пути бегства (от системы), которым следуют декодированные и детерриториализированные потоки, изобретают свои собственные нефигуративные прорывы, или шизы, порождающие новые потоки, всегда находящие брешь в закодированной стене или территориализированном пределе, который отделяет их от производства желания. Итак. если суммировать все предыдущие определения: первый опреде- ляется порабощенными группами, второй -- группами субъек- тов" (Делез, Гваттари, 129, с. 366-367).

Разумеется, перевод этого пассажа несколько условен и приблизителен, поскольку авторы пользуются придуманным ими самими понятийным аппаратом, крайне сложным и одновремен- но неточным, ориентированным не столько на корректное упот- ребление терминов, принятых в разных дисциплинах (теории систем, лингвистике, структурализме, психоанализе, марксизме, социологии и проч.), сколько на их образное, метафорическое восприятие, не на логичность доказательств, а на порождение ассоциативных связей общекультурного характера, к тому же эмоционально окрашенных.

Делез и Гваттари здесь продемонстрировали тот же самый переход к "поэтическому мышлению", которым был отмечен и путь Барта, Кристевой и который с самого начала был характерен для манеры Дерриды. Как уже отмечалось, этот стиль составляет одну из самых типичных черт складывавшегося тогда постструктурализма.

Поскольку и человек характеризуется как "желающая машина", то подлинно свободный индивид -- "шизо", деконструированный субъект", "порождает себя как свободного человека, лишенного ответственности, одинокого и радостного, способного, наконец, сказать и сделать нечто простое oт своего имени, не спрашивая на то разрешения: это жела- ние, не испытывающее ни в чем нужды, поток, преодолевающий барьеры и коды, имя, не обозначающее больше какое- либо "это". Шизофрения отдельного человека рассматривается как естественный аналог "разорванности" общества.

Ж. Делез и Ф. Гваттари исходят из того, что человеческие же­лания вписываются в символические структуры. Поэтому всякое желание имеет социальную природу, а «производство желания» оказывается изначально вписанным в определенный символиче­ский порядок общественных отношений. Этот символический порядок пронизан отношениями господства и подчинения, кото­рые выполняют по отношению к желанию репрессивную функ­цию. «Эдипов комплекс» З. Фрейда понимается французскими исследователями как результат вписывания желания в символи­ческую структуру («грамматику»). Классическому психоанализу

они противопоставляют так называемый «шизоанализ», тесно связанный с шизофренией. Шизофрения (от греч. schizo — «рас­щепляю», phreno — «ум») означает «расщепление ума».

Согласно Ж. Делезу и Ф. Гваттари, мир желания, которое осво­бождается от власти символических структур, оказывается подоб­ным шизофреническому состоянию. Подразумевается «децен­трализация», «расщепление» системы производства желания. Ж. Делез и Ф. Гваттари распределяют все понятия культуры между двумя полюсами — шизофренией и паранойей, которые образуют два противостоящих способа мышления, причем первый рассматривается как однозначно позитивный, а второй, соответ­ственно, воплощает в себе все негативные черты культуры.

Как считают исследователи, параноидальному «сплочению в единство» должно прийти на смену шизофреническое «рассея­ние во множественность». И носителями этого процесса счи­таются люди окраины — отдельные маргиналы и разрозненные маргинальные группы. Понятие «маргинал» требует сопоставле­ния с понятием «пространство». На этапе «безграничного прост­ранства» межчеловеческие отношения строятся на основе род­ства, а с появлением территории человек как носитель «желания» вытесняется посредством его включения в символические струк­туры, которые обеспечивают единство территории.

Если же «представитель желания не хочет подчиниться деспо­тизму символических структур, он должен быть вытеснен за пре­делы территории. В результате он вынужден существовать не на другой территории (там ему просто нет места, поскольку все тер­ритории построены по одному принципу), а в некоторых нетер­риториальных пространствах. Однако любое не занятое про­странство выступает в качестве объекта завоевания, поэтому вытесненные «представители желания» могут вести только коче­вой образ жизни, номадический.

Исследователи подчеркивают, что период капитализма харак­теризуется разрушением символических кодов культур и тем самым разрушается представление о территории, «потоки жела­ния» освобождаются от гнета символических структур. В резуль­тате человек оказывается не в состоянии определить свое новое место и кочует по временно освободившимся пространствам. Таким образом, общество теряет структурную определенность, превращается в массу.

Примечательно, что ведущие теоретики постструктурализма Ж. Делез и Ф. Гваттари, исследуя специфику проявлений маргинальности, также пришли к выводу, что в современном обществе налицо тенденция дробления макроскопических социальных образований с устоявшимися и определенными культурными стереотипами на малые группы со своей локальной культурой и маргинальными интенциями. Подобные микрогруппы французские мыслители назвали "племенами", обладающими собственной "племенной психологией", и в общей сложности образующие "племенную культуру", интегрированной на уровне "групповой солидарности". Постулируемый Делезом и Гваттари "новый трайбализм" является еще одним подтверждением реальности процессов культурной фрагментации в постиндустриальном обществе.