Социология Маркса

Маркса трудно назвать философом в строгом смысле этого слова. Он был скорее экономистом, социологом, политологом. Мощный ум этого незаурядного человека впитал массу идей, добытых предшественниками в анализе общественной жизни. Среди них прежде всего нужно назвать идею обвинения частной соб­ственности на средства производства, выдвинутую французским просветите­лем Жан Жаком Руссо.

Первобытное общество Руссо называл "золотым веком" человечества ("первобытный коммунизм"). Он длился, пока не нашёлся кто-то, кто вос­кликнул: "Это — моё!". И люди, вместо того, чтобы ударить его по рукам и образумить, сами начали растаскивать общее добро. Частная собственность, считал Руссо, стала, причиной социальных пороков. Именно она сделала лю­дей алчными, жестокими, коварными.

Отсюда — вывод: если мы хотим вернуть людям изначальное благо­родство души и чистоту помыслов, надо уничтожить частную собственность. Частная же собственность не может быть отдана добровольно. Отсюда — марксова идея социалистической революции, диктатуры пролетариата, кото­рая (идея) стала главным теоретическим выводом "Капитала".

Оппоненты Маркса предостерегали его: этот путь означает насилие, кровь, гражданскую войну; могут погибнуть миллионы людей; стало быть, призывы к диктатуре безнравственны, бесчеловечны. На что Маркс — один из радикальнейших учеников Гегеля — отвечал, что научная истина выше морали; если научный анализ приводит нас к конкретным выводам, то надо твёрдо следовать им, не оглядываясь на размягчающие волю соображения. При этом сам Маркс и его фанатичные ученики ни на йоту не сомневались в истинности своих выводов, не допускали мысли, что они, может быть, кое в чём заблуждаются. Предостережения Канта не были приняты во внимание. "Мы научимся предсказывать революции с такой же точностью, с какой нау­ка предсказывает лунные затмения!", — вот самонадеянный лозунг Маркса.

Европа развивается не по Марксу

Свобода частного предпринимательства и экономическая инициатива личности, не подавляемые структурами социального контроля в западном мире, всё более избавлялись от негативных черт, присущих им на ран­них ступенях накопления капитала. Трагедия наиболее ортодоксальных по­следователей учения Маркса об уничтожении частной собственности заклю­чалась в том, что лежащие на поверхности и ужасающие всякого морально здорового исследователя социальные язвы раннего капитализма были вос­приняты как неизбежные спутники, атрибуты частного предпринимательства вообще. Эти язвы были расценены как убедительные доказательства беспер­спективности данного общественного строя; как признаки его скорой гибели. "Детские болезни" капитализма были ошибочно диагностированы как старче­ская дряхлость со скорым летальным исходом. Умирающий социальный ор­ганизм требовалось лишь подтолкнуть в могилу объединёнными усилиями пролетариев.

Таким образом, положительное в частной собственности и конкурен­ции, заключающееся в том, что без реальной экономической свободы инди­вида не может быть никаких других свобод — мысль почти тривиальная в наши дни, хотя и не отрицалось начисто, но было явно недооценено.

Некоторые ученики Маркса заметили новые тенденции. В их работах появились предостережения, что капитализм "уже не тот", что прогнозы не оправдываются. Проанализировав статистику промышленного развития Гер­мании и Франции, Бернштейн показал, что число собственников средств про­изводства, вопреки предсказаниям Маркса, не уменьшается, а увеличивается; что средний класс не исчезает, а, наоборот, растет; что доходы рабочих повысились настолько, что многие стали делать сбережения и даже открывать своё дело.

Интересы рабочих, заключил он, теперь более дифференцированы, чем прежде, а развивающиеся рабочие товарищества (кооперативы) демонстри­руют уже "социалистическую собственность", которая становится более эффективной, нежели частная.

На основании своего анализа он пришёл к выводу, что темпы эволюции капитализма к гибели оказались "гораздо медленнее", если последняя "вооб­ще не уходит в бесконечность". Бернштейн предложил вообще отказаться от самой идеи экспроприации, насильственного захвата власти, диктатуры пролетариата. "Захотят ли рабочие экспроприации, к которой вы стремитесь? Ведь им уже есть что терять," — поставил он вопрос перед социал-демократами¹.

Надо ли подробно говорить о реакции последних на предложения Бернштейна? Оппортунист, ренегат (предатель), разучившийся мыслить, — вот ещё не самые злые эпитеты в его адрес. Между тем, историческая практи­ка подтвердила высказанные им идеи, и это делает ему честь как исследова­телю, нарисовавшему основные черты процесса, когда его контуры только намечались.