Раздел III.

ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ ДЕМОКРАТИИ

Быть рабом идеи - значит погубить

идею и себя.

Авентус

В первую очередь необходимо сформулировать основные социально-

философские проблемы демократии.

Первая из них касается исторической природы демократии: является

ли она фбрмационным феноменом, возникшим вместе с капитализмом,

или межформационным, сопутствующим становлению цивилизации на

разных этапах ее развития.

Вторая: является ли она особенностью (формационной или межфор-

мационной), имманентно присущей одной только западной цивилизации,

или представляет собой универсальный феномен и общечеловеческую

ценность.

Третья: каково происхождение многих общечеловеческих ценностей,

первоначально утвердившихся на Западе. Являются ли они изначально

таковыми (общечеловеческими) или утверждаются в этом качестве под

влиянием западной цивилизации, экспансия которой не ограничивается

экономической и научно-технической сферой, но захватывает и мир

ценностей.

Наконец, четвертая: насколько совпадает общий процесс социальной

модернизации (и демократизации как ее высшего проявления) с вестер-

нюацией - уподоблением незападных обществ европейскому "эталону".

Все эти проблемы в общем виде выступают как вопрос о соотноше-

нии общечеловеческих универсалий и исторической специфики: фор-

мационной, цивилизационной, региональной (страноведческой). Оценить

статус демократии в контексте этого соотношения - значит обрести

ключ к решению многих проблем современного политического разви-

тия.

Глава I.

ДЕМОКРАТИЯ КАК МЕЖФОРМАЦИОННЫЙ ФЕНОМЕН

Сегодня на Западе преобладает оценка демократии как феномена

Нового времени, ознаменовавшегося переходом от традиционного обще-

ства к современному.

124

Дихотомия "традиционное — современное" чрезмерно упрощает со-

циально-историческое видение: традиционность становится воплощени-

ем застоя, мрака и бесправия, а современность - эталоном, венчающим

человеческую историю.

Такой хроноцентризм - абсолютизация настоящего в качестве точки,

в которую стягивается вся мировая история, вполне объясним психоло-

гически - человеку свойственно переживать свое время и свой опыт в

качестве единственно значимого, уникального. Но задача политико-

философского анализа состоит в том, чтобы подвергнуть поверхностные

"очевидности" критическому дискурсу.

Чем более глубоким становится наш исторический и социально-

антропологический анализ, тем в большей степени люди прошлых эпох

раскрываются нам не в качестве "темных варваров", дико и странно

мыслящих и действующих, а в качестве соучастников общечеловече-

ской драмы, решающих извечные человеческие проблемы, но только

специфическими средствами - теми, которые были в их распоряжении.

Если оценивать людей прошлых эпох в духовном измерении, то они

оказываются значительно ближе нам, чем в тех случаях, когда мы оце-

ниваем их в экономическом, технологическом или другом "вещном"

измерении.

Формационная прерывность - видение качественных скачков, отде-

ляющих одну эпоху от другой, - в значительной степени связана с при-

вычным для нашей эпохи экономике- и техноцентризмом. Только гор-

дыня технического разума позволяет нам третировать крестьянина с

мотыгой или воина с пикой как далеких от нас "темных" людей. Если

же подойти к ним со стороны собственно человеческого измерения,

вжиться в мир их чувств, тревог, помыслов, они окажутся значительно

ближе нам. В пользу этого убедительно свидетельствует единство миро-

вого литературного процесса: персонажи Эсхила и Аристофана, Овидия

и Кама-Сутры - это близкие нам люди; их драму мы переживаем не

только с археологическим и этнографическим интересом, но сопережи-

ваем духовно.

Здесь возникает вопрос, какому измерению ближе политика: эконо-

мической и технологической сфере, где действует линейное время про-

гресса, обеспечивающее формационную прерывность - удаленность от

нас людей, принадлежащих архаичным способам производства? Или

духовному измерению, миру ценностей, где люди разных эпох во мно-

гом выступают как современники?

Многозначителен тот факт, что основные проблемы демократии и

даже ее модели - представительская, плебисцитарная, партиципатив-

ная - были сформулированы уже в античности.

125

Даже столь актуальная проблема, как различие между демократией -

ничем не ограниченной гегемонией большинства (якобинская модель) и

демократией - властью большинства в границах закона, была известна

уже Аристотелю и четко поставлена им.

Это неожиданное смыкание удаленных во времени типов политиче-

ского опыта проявляется и в других важных аспектах. Возвмем, напри-

мер, вопрос о муниципальных свободах и принципах местной автоно-

мии. Парадоксально, что как раз "темное" средневековье — воплощение

столь часто третируемого политологами-модернистами традиционного

общества - дало во многом непревзойденные до сих пор образцы муни-

ципальной демократии. Политологи-модернизаторы третируют средне-

векового "укорененного" человека - члена общины, цеха, гильдии, но

партищшативная демократия невозможна вне этой "укорененности".

Атомизированный индивид как продукт Нового времени является под-

спорьем представительской демократии. Он ведет себя в духе рыночной

модели: выбирает не им произведенные политические товары - партий-

ные программы и проекты.

Средневековая муниципальная демократия была ближе к идеалу са-

модеятельного гражданского общества, где граждане сами производят

проекты и сами осуществляют их. Только достаточно "укорененный"

индивид, чувствующий тесную групповую поддержку, способен к такой

демократии. Атомизированный индивид Нового времени, напротив, соз-

дает опасность вырождения политической демократии в формальную

демократию, которую не без оснований критиковали многие теоретики

и консервативного, и левого социалистического направления. Как пи-

шет американский неоконсерватор Р.Нисбет, "творцам конституций,

складывающихся на Западе в начале XIX столетия, новая либеральная

демократия показалась бы не имеющей ни малейшей надежды на суще-

ствование в отрыве от социального устройства, "укорененного" в семье,

местных связях, добровольных объединениях, не говоря уже об иудео-

христианской, в широком смысле традиционной, морали, которая была,

так сказать, впитана с молоком матери"1.

В этом свете нам приходится признать, что в современной политиче-

ской теории произошла известная историческая аберрация. Подлинная

дилемма, соотносимая с противопоставлением демократии и авторита-

ризма (деспотизма), разделяет не столько традиционное средневековье и

Новое время, сколько пролегает внутри Нового времени. Именно в Но-

вое время произошли процессы, подчинившие гражданское общество

государству и резко сократившие, а в некоторых странах и вовсе уни-

1 Цит. по: Неоконсерватизм в странах Запада. Часть. 2. М.: ИНИОН, 1982.

С. 96.

126

чтожившие политические муниципальные свободы - воплощение само-

деятельной демократии. Вехами этого процесса стали появление

абсолютизма, с одной стороны, и якобинского "демократического цен-

трализма", с другой. Монархический абсолютизм и революционный

централизм оказались одинаково враждебными таким ценностям граж-

данского общества, как свободная политическая самодеятельность, ав-

тономия и самоорганизация.

Эти вехи процесса уничтожения унаследованной от средневековья

муниципальной партиципативной демократии отмечал А. де Токвиль.

"Еще до революции, - пишет он, - центральная власть во Франции уже

успела разрушить всякую промежуточную власть, и между частными

лицами и ею не осталось ничего, кроме громадного и пустого простран-

ства..."1

Революция 1789 г. выступила под тираноборческими лозунгами - на

обломках абсолютизма должно было возникнуть новое общество само-

деятельности и свободы. Однако прошло совсем немного времени и "вы

замечаете громадную центральную власть, собравшую воедино и при-

своившую себе все частицы авторитета и влияния, которые раньше бы-

ли разбросаны в массе второстепенных властей, сословий, классов,

профессий, семейств и индивидуумов и как бы рассеяны по всему соци-

альному организму. Мир не видел подобной власти со времен падения

Римской империи"2.

Революционный "абсолютизм" во Франции, таким образом, в чем-то

не только унаследовал систему старого абсолютизма, но чрезвычайно

усилил ее. Как пишет П.Маршелли, "революция, которая разразилась

под давлением третьего сословия, быстрейшим образом пошла по пути

уничтожения того, что еще оставалось от гражданского общества. По-

сле нее нация стала представлять сумму индивидов, собираемых вместе

способом, который определяет государство. Так родилась новая фран-

цузская модель: государство - нация"3.

По-видимому, аналогичный процесс имел место и в России после

революции 1917 г. Реформы Петра I необычайно усилили власть госу-

дарства над обществом: петровская модернизация стала "проектом",

насильственно внедряемым классом внезапно разросшегося чиновниче-

ства. Империя отличалась от Московского царства бюрократической

умозрительностью своих учреждений и невиданно "чистым" делением

общества на управителей и управляемых. Земские учреждения были

полностью уничтожены. Многие историки отмечали "исключительный

1 Токвиль А. Старый порядок и революция. М., 1911. С. 74.

2 Там же. С. 22-23.

3 Marchelli P. Les aventuriers de 1'an 2000. P., 1986. P. 86.

127

бюрократизм разных видов и полное отстранение нации от всякого при-

сутствия в государственных делах..."1

Большевистская модернизация, как и петровская, ознаменовалась

чрезмерным централизмом и новым, еще небывалым в истории подчи-

нением общества государству, всех сторон общественной жизни - вез-

десущему присмотру центра.

Следовательно, соотношение таких категорий, как традиционность -

модерн, с одной стороны, авторитаризм — демократия, с другой, нужда-

ется в существенном пересмотре. Сегодня среди социальных философов

и политологов очень распространено стремление увязать тоталитаризм с

пережитками традиционализма: именно их устойчивостью в России

обычно объясняют тоталитарное перерождение режима, возникшего в

октябре 1917 г. Но в свете отмеченных выше исторических фактов ста-

новится ясной необходимость пересмотра отношений между традицио-

нализмом и тоталитаризмом. Традиционализм в определенных отноше-

ниях оказывается ближе образу высокочтимой сегодня партиципативной

демократии и демократическому федерализму, чем сменившему его в

Новое время абсолютизму, причем не только в своей монархической

форме, но и в революционно-якобинской или большевистской.

Из этого вытекает и необходимость внести коррективы в наше усто-

явшееся понимание демократического процесса. Этот процесс оказыва-

ется межформапионным, с одной стороны, исторически прерывным,

циклическим, с другой. Вместо того чтобы быть локализованным в од-

ном формационном пространстве - в рамках капиталистического обще-

ства, политическая демократия в разных формах появляется то в рабо-

владельческой античности (в форме демократически организованного

полиса), то в феодальном средневековье (в форме самоуправляющихся

городских общин, земств, коммунальных автономий, закрепленных

нормами магдебургского права), то в буржуазных парламентских рес-

публиках XIX - XX вв.

Знаменательна и историческая прерывность (цикличность) этого

процесса. Вместо того чтобы выступать в линейно-поступательной пер-

спективе, в рамках которой демократические формы правления должны

были бы приходить на смену додемократическим, мы часто наблюдаем

прямо противоположное. В античности демократия предшествует мо-

нархии (Греция) или империи (Рим). В европейском средневековье де-

мократические города-государства также нередко предшествуют фео-

дальному абсолютизму, уничтожившему и принцип выборности, и

принцип местного самоуправления.

1 Солоневич И. Народная монархия. М., 1992. С. 471.

128

Сегодня многие теоретики также отмечают противоречие между анг-

лосаксонским правом, выросшим из традиций средневекового общежи-

тия, и возрожденным в ходе буржуазных революций римским правом.

Произошла, как они отмечают, "романизация" Запада. "Средневековое

общество с его плюрализмом, локализмом, регионализмом, с едва ли не

совершенным отсутствием в нем идеалов мирской власти вовсе не по-

ходило на тот мир, в котором римское право родилось, - на Римскую

империю, воплощавшую в фигуре императора идею военной централи-

зованной власти. И вот римское право прошло катком по средневековой

Европе, повсюду внедряя заложенные в нем революционизирующие тен-

денции к военно-политическому централизму"1. В Новейшее время мы

заново наблюдаем этот нелинейный характер демократического процес-

са. Ценности либерализма, плюрализма и самодеятельности в парла-

ментских республиках Запада снова предшествуют авторитарно-

патерналистским и централистским тенденциям массового общества.

Уже Токвиль отметил противоречие между "демократией равенства" и

"демократией свободы". И здесь мы снова наблюдаем нелинейный про-

цесс: расцвет либеральной "демократии свободы" приходится на XIX

век; XX век знаменуется тяжелыми поражениями и отступлениями ли-

беральной демократии, ибо вступившие на политическую арену массы

вначале больше интересуются равенством, чем свободой. Анализу про-

тиворечий между "элитарной" демократией свободы и массовой демо-

кратией равенства много работ посвятил Р.Арон (в частности, свое

"Эссе о свободах").

Политическим кредо Р.Арона является буржуазная демократия. Од-

нако не случайно Арон предпочитает себя называть не демократом, а

либералом. Вслед за А. Токвилем Арон понимает под демократией от-

сутствие сословных различий, гражданское (политическое) равенство.

Революции XVIII и XIX столетий разрушили унаследованные от Сред-

них веков исторические структуры, четко определяющие место каждого

в системе власти, престиже, культуре. В этом смысле демократия со-

держит в себе тенденцию бесструктурного общества, беспорядочного

смешения людей самого различного происхождения. И если прежде ме-

сто каждого было предопределено, то теперь каждый член общества не

рассматривает свое положение ни в качестве гарантированного, ни в

качестве естественного или справедливого. Здесь каждый день - это

бой, в котором люди доказывают себе и другим, чего они стоят и како-

во их призвание.

Демократия, согласно Арону, - это "общество масс" в двояком

смысле: во-первых, с точки зрения деструктуризации общества, лишен-

ного определенной системы ценностей; но также и в смысле того, что

1 Неоконсерватизм в странах Запада. Часть. 2. М.: ИНИОН, 1982. С. 106.

«ПОЛ

ИТОЛОГИЯ*

129

здесь низшие и самые многочисленные слои - трудящиеся массы - вы-

ходят на арену истории. Арон утверждает: поскольку демократия озна-

чает политическое равенство, то всякая демократическая политика -

это политика большинства, т.е. политика, имеющая своей базой требо-

вания масс. В массах же естественная тенденция современного общест-

ва - к устранению различий - существует в качестве социально-полити-

ческого требования: требования фактического, материального равенства.

Но люди фактически не равны по своим природным способностям.

Поэтому, с точки зрения Р.Арона, демократия как политическое равен-

ство не только состоятельна, но и непреодолима, однако демократия

как фактическое равенство антропологически не состоятельна, ибо иг-

норирует кардинальное естественное (природное) неравенство людей.

Из этого вытекает антиномия свободы и равенства. Если предоста-

вить людей их спонтанным возможностям, предоставить им свободу

инициативы, они неизбежно придут к неравным результатам, к неравен-

ству престижа и благосостояния. Чтобы обеспечить фактическое равен-

ство, пришлось бы ограничить свободу, подменить инициативу социаль-

но-экономической деятельности регламентирующей вездесущей опекой

государства.

И поскольку равенство нельзя гарантировать раз и навсегда данной

системой законов (фактическое неравенство людей всегда найдет спо-

соб реализовать себя в какой-либо новой, не предусмотренной регла-

ментацией форме), то деятельность, внедряющая фактическое равенст-

во, вынуждена была бы прилегать к беззаконию, к произволу, к непре-

рывным пертурбациям, чтобы периодически втискивать естественно

неравных людей в прокрустово ложе равенства.

Правда, между свободой и равенством нет неразрешимого противо-

речия. Принцип равенства, равных возможностей относится к самой

сути современного общества, его гарантии коренятся в самой экономи-

ческой эволюции: экономический прогресс ломает устаревшие социаль-

ные структуры, ввергает людей в перманентное беспокойство новых

способов труда, быта и тем самым мешает образованию застывших кас-

товых групп. Иными словами, принцип равенства — это принцип соци-

альной мобильности, а он связан с сутью "современного" (т.е. капита-

листического) способа производства, как способа революционного,

предполагающего непрерывную экспансию нового. А вот свобода явля-

ется более хрупкой ценностью, она не имеет каких-либо естественных

гарантий, никакой экономический детерминизм не предполагает ее не-

посредственно. Поэтому современное общество вообще - это демокра-

тическое, т.е. массовое, общество. Но оно предполагает две разновидно-

сти: режим свободы и режим тирании.

Массы не видят в свободе высшей ценности. Свобода в качестве на-

сущной потребности появляется на том уровне жизни и культуры, до

130

которого массы XIX - первой половины XX в. еще не доросли. Вот

почему во всех тех случаях, когда свобода вступает в противоречие с

принципом ли материального равенства или с принципом экономиче-

ской эффективности (т.е. опять-таки со стремлением масс к материаль-

ному благополучию), массы охотно жертвуют ею.

Арон полностью снимает вопрос о типе власти или о том, какой

класс осуществляет власть. В обществе, не знающем сословий, любая

власть — есть власть масс. Классы для Арона как бы не являются реаль-

ностью, он пытается внушить читателю альтернативу: сословное (т.е.

феодальное) общество или общество масс, общество равенства. И пото-

му главным вопросом для него является не тип власти, а форма правле-

ния.

Характеризуется ли правление конституционностью - опирается на

закон или, напротив, оно опирается не на закон, а непосредственно на

насилие - вот что дает реальные разновидности режимов в современном

едином демократическом обществе. С чем связаны возможности кон-

ституционного правления? С наличием политического плюрализма, при-

сутствием нескольких политических сил, взаимно ограничивающих друг

друга. Демократический принцип власти народа или власти большинст-

ва уже тоталитарен: нельзя передавать всю полноту власти партии, по-

лучившей поддержку большинства. Это дало бы демократизм без либе-

рализма. Либерализм как концепция и как политическая практика ха-

рактеризуется духом компромисса, готовностью ограничить свои собст-

венные требования, сделать их более приемлемыми для противной сто-

роны. Напротив, романтический максимализм, принцип "все или ниче-

го" ведет к политическому радикализму, а от него - к тоталитаризму.

Новый Ренессанс либерализма — "демократия свободы" - наметился

с 60-х годов. На Западе он был связан с феноменом так называемого

]"постэкономического человека".

- Социологи отмечают закономерный сдвиг в структуре массовых по-

!Требностей по мере повышения уровня жизни, культуры и образования

Населения.

; Материально не обеспеченные и малообразованные массы отлича-

лись экономико-центричной системой приоритетов — в этом отношении

они более всего соответствовали "экономическому человеку" Маркса,

который "должен есть, пить и одеваться, прежде чем заниматься наукой,

искусством, философией и политикой". Однако по мере становления

потребительского общества на Западе, с развитием массового образова-

ния и досуга "экономического человека" стал сменять "постэко-

номический", для которого ценности самоутверждения и самореализа-

ции во всех сферах жизни — профессиональной, социокультурной, по-

5* 131

лихаческой - занимают совершенно особое место. В профессии он це-

нит не одно только материальное вознаграждение, но и соответствие

уровню и профилю образования, личным склонностям, потребностям в

инициативе и престижности. Одновременно аналогичными критериями

он оценивает и многие непрофессиональные формы активности: чело-

век хочет не только "иметь", но и "быть" - самоосуществиться как

личность. В политическом смысле эта логика ведет в направлении де-

мократии участия (партиципативной демократии). Этот сдвиг в системе

потребностей способствовал активизации новых социальных движений:

за рабочее самоуправление на производстве, за территориальное само-

управление и местную культурную автономию, а также привел к воз-

никновению разнообразных гражданских инициатив в пользу "качества

жизни".

Постиндустриальные общества Запада ознаменовались новым сдви-

гом от демократии равенства к демократии свободы с ее принципами

автономии, самодеятельности, неподопечности.

История Запада, таким образом, являет нам циклически прерывный

характер демократического процесса. Во-первых, демократия возникает

практически на каждой формационной стадии - в своей специфической

форме. Во-вторых, она зачастую оказывается не высшей фазой, как

полагалось бы по критериям линейно-поступательного процесса, а низ-

шей фазой каждой формации. "Золотой" век демократии сменяется

"железным" веком диктатуры - абсолютизма, империализма, тоталита-

ризма, часто оказывающимися завершающей стадией соответствующей

формации. Новая формация знаменуется появлением новых форм демо-

кратии, а также расширением масштабов демократического процесса.

Вместо линейной перспективы, ожидаемой сторонниками дихотомии

"традиционное общество - современное", мы наблюдаем драматическую

цикличность.

Характерно, что бум демократических ожиданий с 60-х годов на-

блюдался и в странах бывшего "социалистического лагеря". Демократи-

ческая идеология перешагивает границы западноевропейского ареала,

постепенно завоевывая новое для нее цивилизационное пространство.

Особенности этого процесса будут рассмотрены ниже.

Глава П.

ДЕМОКРАТИЗАЦИЯ НА ВОСТОКЕ:

ЭКЗОГЕННЫЕ И ЭНДОГЕННЫЕ ФАКТОРЫ

Выше рассматривался вопрос о том, является ли демократия фено-

меном формационным, жестко привязанным к одной только формации,

132

одному способу производства, или она носит характер межформацион-

ного феномена.

Обратимся теперь к вопросу о том, является ли демократия сугубо

цивилизационным или даже универсальным, общечеловеческим явлени-

ем. Причем вопрос этот имеет два различных аспекта: относительно

демократии как ценности и демократии как социальной практики.

Сегодня на наших глазах в науке формируется новая, культуроцен-

тристская парадигма, в рамках которой вопрос об основаниях тех или

иных общественных явлений перемещается из экономического контек-

ста в социокультурный. Вероятно, здесь речь должна идти не об альтер-

нативе: экономический детерминизм или социокультурный детерми-

низм, а об отношениях взаимодополняемости. В то же время, если брать

культуру в широком смысле слова - как целостность, охватывающую и

материальную, и духовную сторону жизни общества, то в этом значении

ключевым становится именно вопрос о социокультурных основаниях.

Итак, насколько общие социокультурные основания соотносимы с

проблемой 1ЩВШШЗ анионного ареала?

Сегодня понятие демократии чаще всего отождествляется с понятием

либерализма, которое в свою очередь выступает как альтернатива всего

нелиберального: деспотизма, фанатизма, авторитаризма, нетерпимо-

сти.

Однако уже Р.Арон заметил, что в демократиях проявился не только

.? либеральный дух западной цивилизации, но и ее "прометеев дух" - ди-

намичный дух покорителей и преобразователей, колонизаторов и перво-

проходцев. И здесь нам открывается связь демократии с научно-

. технической цивилизацией, которая, в отличие от обществ Востока,

готова противопоставить себя природе и истории (традиции).

.• Ментальность человека демократических обществ совпадает с мен-

талитетом технологического человека: они отвергают фаталистическое

приятие судьбы и обстоятельств и исходят из презумпции "перере-

шенной" судьбы и преобразуемых обстоятельств. Европейский чело-

век Нового времени готовился не только покорять природу и относиться

к ней технологически. Он сформулировал и новый принцип технологи-

ческого отношения к социальной среде, к историческим обстоятельст-

• вам.

В сословном обществе социальный статус каждого человека воспри-

нимался как природная необходимость: он и в самом деле давался каж-

дому от рождения и, как правило, не мог меняться. Крушение сослов-

ных перегородок привело к тому, что отныне статусные гарантии, равно

как и ограничения, люди стали утрачивать. Статус стал проблемой, ко-

1 133

торую предстоит решать, мобилизуя для этого личные усилия. Появи-

лось чуждое прежнему обществу понятие личной социальной эффек-

тивности, проявляющееся в условиях соревновательности.

Процесс соревнования имеет смысл лишь тогда, когда выигрыш од-

них и проигрыш других не предопределены заранее. Западная цивилиза-

ция создала игровые ситуации непредопределенности в двух основных

формах: игр обмена (рынка) и игр политики.

Еще раз напомним, что политика в узком .смысле слова - как от-

крытая соревновательность различных социальных групп в борьбе за

власть перед лицом независимого избирателя — появляется именно в

постсословном обществе, где статус перестал быть наследственно за-

крепленным. Для политики требуется, чтобы имелись в наличии группы

с различными интересами, чтобы они при этом осознавали эти различия

и имели законное право защищать эти интересы, объединяясь в партии.

Давид Юм в известном эссе "О партиях" подчеркивает, что "реаль-

ные фракции можно разделить на фракции, основанные на интересе,

принципе и привязанности. Из всех фракций первые являются наиболее

разумными и допустимыми"1. Юм не случайно отделяет противостояние

интересов от противостояния принципов. Именно здесь наблюдается

различие между новоевропейской светской политической культурой,

видящей в политике борьбу интересов, каждый из которых в своих гра-

ницах законен, и старой политической культурой, когда в политике

видят непримиримую борьбу сил Добра и Зла - борьбу идейно-

религиозных принципов.

В Новое время в Европе было положено начало пониманию полити-

ки как сугубо инструментальной сферы - как разновидности социаль-

ных технологий, посредством которых люди стремятся видоизменить

свой статус и "перерешить" свою судьбу.

К числу общих социокультурных предпосылок политики следует от-

нести и религиозную реформацию. Реформация по сути была связана с

утверждением принципа личностного самоопределения в высших жиз-

неориентирующих вопросах в борьбе с додемократяческим принципом

идейного наставничества.

Идеология папской церкви категорически запрещала личностное са-

моопределение в духовных вопросах. "Любое внутреннее сопротивление

церковной опеке тотчас парировалось тем, что лучшие и подииннейшие

побуждения индивида таинственны до неощутимости, что человек сам

не ведает, чего он в действительности хочет, заблуждается... в отноше-

1 Юм Д. Соч. в 2-х т. Т. 2. М., 1966. С. 607.

134

J

нии своего призвания, блага, пользы, коренного интереса и т.д... Чего

мирянин хочет нехотя, того церковь хочет для него сознательно, ибо

мыслит и знает за него"1.

Реформация и контрреформация в Европе противопоставили две

противоположные установки, два принципа жизнестроения.

Первая исходила из того, что Божественная воля непроницаема для

слабого человеческого разума, и поэтому нет и не может быть инстан-

ции, обладающей правом насильственно вести людей к Богу или без-

апелляционно интерпретировать его замыслы.

Вторая, теократическая, утверждала, что такая инстанция есть, что

церковь, обладающая монополией на откровение, лучше знает подлин-

ные душеспасительные интересы людей, чем они сами, и потому имеет

право навязывать им свою волю.

По сути здесь в превращенной форме выступает важнейшая тема ев-

ропейской культуры - тема авангарда. В странах протестантской куль-

туры, преображенной реформацией, вопрос об авангарде решается от-

рицательно: нет и не может быть инстанции, знающей волю людей

(народа) лучше самого народа. В странах, сохранивших верность като-

лической теократической традиции в культуре, сохраняется авангарди-

стская установка: вера в существование особых инстанций, лучше

знающих интересы народа, чем сам народ.

Это различие имеет прямое отношение к социокультурным основа-

ниям демократии. В самом деле, если существует партия, которая с

помощью великого учения постигает высшие законы истории, то леги-

тимность ее притязаний на власть предопределяется не волей избирате-

лей, которые могут и заблуждаться в отношении своих "высших исто-

рических интересов", а приобщенностью к высшим мироспасательным

истинам. Такая партия, претендующая на роль церкви, не может сорев-

новаться на равных с другими партиями и не может довериться обыден-

ному сознанию избирателей, не ведующих истинных путей спасения.

Следовательно, можно сделать вывод: демократия обретает свои основа-

ния лишь в тех культурах, где "истины" политики понимаются в духе

конвенционализма - как результат соглашений большинства. Ясно, что

в культурах, сохранивших религиозно-эзотерические установки на по-

иски высших истин, недоступных большинству, принцип "избиратель

всегда прав" будет утверждаться с большим трудом.

Напомним еще об одном социокулыурном основании демократии -

философии номинализма.

Философская презумпция демократии состоит в том, что индивид

равновелик обществу, а государство не носитель всеобщего интереса,

1 Философия эпохи ранних буржуазных революций. М., 1983. С. 163, 164.

135

перед которым все частные интересы должны отступить, а всего лишь

"наемный сторож" общества, служащий гражданам за определенную

плату (налоги). Ясно, что отнюдь не для всякого типа культуры такое

понимание отношений общего и отдельного, государства и индивида

окажется приемлемым. И здесь мы переходим к теме коммуникабельно-

сти культур Востока и Запада, а в ее рамках - к вопросу о шансах де-

мократии в незападных обществах.

Начнем с первой предпосылки - о шансах принятия принципа тех-

нологического отношения к окружающей среде, в особенности социаль-

ной. Исследователи, занимающиеся выявлением общемировоззренческих

и социокультурных предпосылок технологического отношения к миру,

обычно подчеркивают, что таких предпосылок гораздо меньше на Вос-

токе - не в силу какой-то отсталости восточных культур, а в силу во

многом альтернативных принципов жизнестроения. Так, Дж. Нидам от-

мечает фундаментальное различие принципов "вей" и "ву-вей" в дао-

сизме. "Вей" означает приложение силы или силы воли, уверенность в

том, что вещи, животные и даже люди сделают то, что им приказано.

"Ву-вей" - противоположный принцип: оставлять вещи в покое, позво-

лить природе идти своим путем, обходиться без вмешательства1.

Аналогичный принцип принят и в буддизме. Его жизнеориентирую-

щая установка и нравственный идеал выражаются в категорическом

воздержании от любого действия, способного нарушить равновесие в

окружающем мире. Великие религиозно-философские системы Востока

как бы предвосхищают современные научные представления о геобио-

ценозах - тонко настроенных системах природного равновесия и гармо-

нии.

Оправданием западного, преобразующе-волевого, технологического

отношения к миру служили механические представления о природе как

конгломерате вещей ("природа - мастерская"). Отстраненное, субъект-

но-объектное отношение к природе заложено еще в иудео-христианском

монотеизме. Бог отдал природу в услужение человеку - венцу творения.

Сегодня мы видим, как угрожающее обострение глобальных проблем

обнажает историческую относительность технологического отношения к

природе. Но сегодня можно наблюдать и другое. Теория прогрессивных

общественных преобразований, модернизаций как выражение того же

технологического отношения к миру чревата серьезными деформациями

общественных отношений.

1 Нидам Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке.

М., 1966. С. 169.

136

Практика социальных модернизаций и воспитания "нового человека"

в ряде социалистических стран показала, что субъект-объектное техно-

логическое отношение может быть применимо и к отношениям людей.

Неумеренная технологизация общественных отношений, когда они

воспринимаются как сознательно "проектируемые", угрожает превра-

щением человека в средство. Принцип морального старения, выведен-

ный за рамки технических объектов и распространяемый на обществен-

ные отношения, культуру и мораль, способен привести к опасной реля-

тивизации норм. Сегодня у нас есть основание предполагать, что по-

стиндустриальное общество ближайшего будущего реабилитирует мно-

гие стороны восточного опыта, в особенности те, которые касаются

экологических самоограничений цивилизации. И здесь можно прогнози-

ровать определенные противоречия между демократическим "потака-

нием" безграничным потребностям эмансипированного индивида и не-

обходимостью их ограничения ввиду угрозы тотального экологического,

социокультурного и нравственного кризиса современной цивилизации.

Не будем забывать, что западные демократии породили "потреби-

тельское общество", способности которого к разумным самоограниче-

ниям, к самодисциплине сегодня вызывают сомнения.

Теоретически важный вопрос здесь касается того, насколько зако-

номерно это, характерное для западных демократий превращение ра-

зумного "эгоизма" продуктивного типа в "неразумный" гедонизм потре-

бительского типа.

Серьезных размышлений требует и теория общественного договора.

Принцип равновеликости личности и общества и неподопечностя граж-

данского общества в отношениях с государством - это основа западных

демократий. Дело, разумеется, не в том, что этот принцип соответствует

исторической действительности и что государственная власть на Западе

в самом деле образовалась на основе договорных отношений с общест-

вом. Этот принцип носит не эмпирический, а нормативный характер: на

нем строятся отношения, характерные для правового государства. Одна-

ко и здесь еще не совсем ясна мера его применимости в различных об-

ществах незападного типа. Нейтральность правового государства в

идеологических и моральных вопросах являлась несомненным достиже-

нием Запада: без нее было бы невозможно торжество принципа "все,

что не запрещено, позволено", а без этого принципа - развитие раско-

ванной индивидуальной инициативы. Однако еще не совсем ясно, дает ли

применение этого принципа в незападных обществах те же результаты,

что и на Западе. И способны ли различные группы общества воспользо-

ваться этим принципом с одинаковым успехом. Например, внедрение

этого принципа в социально-экономические отношения в современной

России привело к тому, что одни группы населения сполна воспользо-

137

вались этим принципом для беззастенчивых акций номенклатурной, а

порою и номенклатурно-мафиозной приватизации, другим же этот раз-

решительный принцип дал лишь "разрешение терпеть" все издержки

этой приватизации. Следовательно, отказ государства от регулирования

социальных отношений в разных обстоятельствах приводит к неодина-

ковым последствиям. Если мы, вслед за идеологами эпохи Просвещения

на Западе, признаем "экономического человека" (самодеятельного ин-

дивида) естественным продуктом природы, то тогда в самом деле доста-

точно снять внешние ограничения, чтобы он самоутвердился и создал

высокоэффективную экономику. Однако исторический и сравнительно-

культурологический анализ показывает, что это не так. "Экономи-

ческий человек" - продуктивный индивид - является достаточно рафи-

нированным продуктом культуры и цивилизации. Даже на Западе, как

свидетельствует экономическая статистика, рыночно-самодеятельный

образ жизни способна вести только часть населения, хотя и весьма

значительная. Остальные нуждаются в тех или иных формах государст-

венной поддержки.

Особого внимания заслуживают такие сферы, как наука, культура,

образование. Далеко не всегда и не во всех своих проявлениях они спо-

собны соответствовать критериям экономической рентабельности. Без

поддержки государства многие отрасли духовного производства и свя-

занная с ними инфраструктура попросту исчезли бы. Не случайно рез-

кое свертывание социально-экономических обязательств государства на

нынешней стадии экономических реформ во многих странах бывшего

"социалистического лагеря" влечет за собой угрозу "свертывания" нау-

ки, образования и связанных с ними наукоемких отраслей промышлен-

ности.

Но такое свертывание может существенно отразиться на общем

уровне развития, на качестве "человеческого фактора", на духовном

здоровье народа. Итак, с одной стороны, демократия требует утвержде-

ния рыночных отношений и свертывания государственного патернализ-

ма, с другой стороны, неумеренный экономический либерализм спосо-

бен по многим показаниям отбросить общество назад, а тем самым не-

предвиденным образом сузить социокультурную базу демократии. Сего-

дня многие бывшие социалистические страны, в особенности Россия,

являют собой парадокс: будучи недостаточно развитыми по сугубо эко-

номическим и технологическим критериям, они являются высокоразви-

тыми по критериям "человеческого измерения" (образование и культура

населения, профессиональная этика и т.п.). Опыт новейших модерниза-

ций в постсоциалистическом пространстве показал, что по главному

критерию - отношение к человеку как главной производительной

силе - неумеренное применение принципа государственного невмеша-

138

тельства способно вести не к развитию, а к деградации. Но это, в свою

очередь, угрожает тем, что "обнадеживающий" парадокс, связанный с

сочетанием высокого уровня образования и экономической отсталостью,

исчезнет и они превратятся в обыкновенные развивающиеся страны.

Неменьшего внимания заслуживает и другая проблема - о соотно-

шении демократических преобразований в экономике, политике и в

идеологической сфере. Здесь в постсоциалистическом пространстве

наметились две разные линии. Россия пошла по пути опережающих по-

литических преобразований по сравнению с экономическими. Общество

резко демократизировалось и вестернизировалось в сферах "надст-

ройки", тогда как соответствующие преобразования в экономическом

"базисе" существенно отстали.

Во Вьетнаме, Китае, Лаосе возобладала другая модель: строительст-

во многоукладной экономики рыночного типа при сохранении высокой

преемственности в области идеологии и политики, сохранении руково-

дящих позиций коммунистической парши.

Это различие двух моделей имеет прямое отношение к сравнитель-

ному влиянию эндогенных и экзогенных факторов в процессе демокра-

тизации и модернизации. В случае первой модели влияние экзогенного

фактора - имеется в виду в первую очередь западный пример и запад-

ный вызов — резко активизируется. В ряде случаев это влияние стано-

вится просто неконтролируемым, что способно существенно отразиться

на национальной идентичности населения, подвергаемого неконтроли-

руемому социокультурному облучению со стороны.

Вторая модель имеет то преимущество, что здесь соотношение внут-

ренних и внешних факторов более сбалансировано: государство высту-

пает в роли той защитной оболочки, которая охраняет общественную

ткань от слишком жесткого "облучения" со стороны.

Вероятно, эта проблема не выглядела бы столь драматично, если бы

влияние Запада на восточные общества имело место не на современной

стадии "потребительского общества", а на стадии продуктивного инди-

видуализма.

Ряд российских исследователей, в частности А.А.Кара-Мурза, ус-

матривают основную причину опасных дисгармоний современного про-

цесса модернизации в том, что незападные общества стихийным обра-

зом заимствуют у Запада модель непродуктивного индивидуализма .

Кризис традиционной коллективности выражается в том, что на ее мес-

те возникает не индивидуализм продуктивного самодеятельного типа, а

гедонистически безответственный, "потребительский" индивидуализм.

1 Кара-Мурза АА. Непродуктивная индивидность и продуктивная корпора-

тивность? // Народы Азии и Африки. 1990. № 4.

11Q

В нашей социально-философской литературе было традицией рас-

суждать о формационном скачке, о возможностях восточных обществ

"перепрыгивать" стадию капиталистического развития и из феодализма

непосредственно "входить" в социализм. Сегодня исторический опыт

свидетельствует о возможности иных скачков: от коллективности тра-

диционного типа к индивидуализму потребительско-гедонистического

типа, минуя стадию самодисциплинированного продуктивного инди-

видуализма.

Деградация буржуазного индивидуализма: переход от инициативного

индивидуализма классической либеральной эпохи к декадентскому ин-

дивидуализму "потребительского типа" - давно была замечена и описа-

на в советской литературе1. Но опасность его перенесения на почву

незападных культур своевременно не была осмыслена. Вот почему от

прямого и беспрепятственного диалога с Западом некоторые реформа-

торы ожидали одних только позитивных эффектов. Недооценивается тот

факт, что разные по глубине и укоренелости пласты западной культуры

в неодинаковой степени участвуют в современном межкультурном об-

мене между Востоком и Западом и обладают разной способностью при-

живаться на чужой почве.

Культуры легче передают свои готовые результаты, значительно

труднее передаются стоящие за ними продуктивные способности. Про-

дуктивный пласт западной культуры, относящийся к ее базовым компо-

нентам, лежит глубже и труднее высвечивается. Потребительская мо-

раль, напротив, лежит на поверхности, ее "нормы" легко заимствуются.

Одна и та же культура в разных фазах своего развития имеет разные

шансы на распространение в мире. Так, западноевропейская культура в

эпоху первоначального накопления капитала, формировавшаяся под

влиянием протестантской этики, способна была отпугнуть представите-

лей других культур своим ригоризмом. Напротив, как только она стала

перерастать в следующую фазу - потребительско-гедонистическую, свя-

занную с "цивилизаций досуга", ее коммуникабельность неизмерима

возросла2 .

Сегодня в социальной и политической философии начинает домини-

ровать культурно-цивилизационный подход, во многом альтернативный

формапионному. И если с формационной точки зрения открывалась

прямая перспектива для менее развитых обществ, то с позиций куль-

турно-пивилизационного подхода мы должны говорить не столько об

1 См.: Замошкин Ю.А. Кризис буржуазного индивидуализма и личность. М.,

1966.

Панарин А.С. Между атлантизмом и евразийством // Свободная мысль.

1993. № 11.

140

имманентных процессах, сколько о заимствовании и о барьерах на пути

этого заимствования.

Демократия как цивилиз анионный феномен выступает в качестве

специфического продукта западной цивилизации, успевшего к концу

XX в. получить статус общечеловеческой ценности. Сегодня в полити-

ческих науках преобладает представление о демократии не только как о

собственно политическом институте (или системе институтов), но как о

более комплексном явлении, включающем культурный (демократи-

ческая политическая культура), социально-психологический, идеологи-

ческий аспекты. Тем не менее целесообразно выделить некий базовый

признак, наличие которого в значительной степени предопределяет и

судьбу всего "демократического комплекса". Таким базовым признаком

является, как утверждает современная политическая теория1, разделение

хозяйственной и политической систем, или, как предпочитают выра-

жаться политологи, экономической и политической власти. Если исхо-

дить из цивилизационной дихотомии "Запад - Восток", то для развития

западных обществ характерно обособление хозяйственной и политиче-

ской сфер, или автономия гражданского общества от государства. На

Востоке, напротив, базовым принципом является феномен власти-

собственности. Как пишет Л.С.Васильев, "государство в этой структу-

ре - не орудие господствующего класса. Будучи субъектом собственно-

сти, оно в лице аппарата власти само выполняет функции и играет роль

господствующего класса (государство — класс)"2 .

Эта цивилизационная дихотомия ("Запад - Восток") вполне уже оп-

ределилась вместе с античностью. Именно в античности были заложены

некоторые базовые принципы Запада: частная собственность в эконо-

мике, автономное гражданское общество, развитое частное право, рес-

публиканская форма правления.

Разрушение античной цивилизации под натиском варваров вначале

ознаменовалась ревизией этих принципов. Как пишет тот же Васильев,

"что касается европейского феодализма, то в ранней модификации он

был близок к неевропейской структуре, хотя со временем (в результате

усвоения феодальной Европой античного наследия) значительно изме-

нился, причем изменения шли именно в том направлении, которое

сближало его с античностью и отличало от остального мира..."

Почему принцип отделения хозяйственных функций от политичет

ских можно считать базовым цивилизационным признаком Запада и

1 См. например: Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.

Васильев Л.С. Что такое азиатский способ производства? // Народы Азии

и Африки. 1988. № 3. С. 70.

Там же.

141

основой демократии? Потому, что в первую очередь автономия хозяйст-

венной сферы вместе с автономией гражданской жизни предопределяют

появление суверенного индивида, защищенного частным правом. В хо-

зяйственной сфере это означает, что производитель теперь зависит не от

власти, а от потребителя. Частная собственность в известном смысле

представляет делегированную волю потребителя: угождая потребителю,

частный собственник наращивает свое богатство. Возникают отношения

обмена как партнерские отношения. Таким образом, на Западе наряду с

системой властной иерархии появляется, постепенно все более расши-

ряясь, система партнерских отношений. Богатство впервые в истории

перестает быть функцией власти. В нормальном случае частного собст-

венника, вступающего в систему рыночного обмена, власть не подстра-

ховывает: здесь он может положиться только на самого себя.

Так формируется автономная личность, заявляющая о себе и в поли-

тике.

На Востоке богатство является функцией власти и определяется ста-

тусом индивида в системе властных отношений. Ни в одной стране Вос-

тока не было частного права в собственном смысле.

Характерно, что социалистическая революция в России подорвала

частное право, а вместе с этим — и автономию гражданского общества.

Как писал Ленин в статье "О задачах наркомюста в" условиях новой

экономической политики", "мы ничего "частного" ни признаем, для нас

все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное. Мы до-

пускаем капитализм только государственным, а государство - это мы...

Отсюда - расширить применение государственного вмешательства в

"частноправовые отношения", расширить право государства отменять

"частные договора", применять не corpus juris romani к гражданским

правоотношениям, а наше революционное правосознание"1.

Социализм, таким образом, возродил "восточный" принцип власти-

собственности (переплетение экономических и политических функций)

и тем самым отдал общество целиком во власть государству. Сфера

партнерских отношений сузилась до предела.

Сегодня главная трудность реформ в бывших социалистических

странах связана с давлением прочно господствующего (к тому же

имеющего тысячелетнюю традицию) принципа власти-собственности.

Процессы приватизации в большинстве случаев идут таким образом,

чтобы собственность попала в руки тех, кто имел власть

(номенклатурная приватизация). Но это означает, что вместо единой

централизованной системы власти-собственности зачастую возникает

1 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 44. С. 399.

142

децентрализованная власть-собственность. Номенклатурных собствен-

ников поддерживают и страхуют сохранившиеся властные связи, поэто-

му решающего сдвига - перехода к партнерским отношениям и к зави-

симости производителя от рядового потребителя - не произошло.

Судьба номенклатурного собственника и сегодня в большей степени

зависит не от рыночного потребителя, а от властных инстанций, предо-

пределяющих доступность кредита, выход на рынки (в том числе внеш-

• ние), возможность покрыть убытки из госбюджета и т.п.

А поскольку социальная база номенклатурной приватизации слшп-

ком узкая, то неясными остаются и судьбы политической демократиза-

ции. Призрак неоавторитаризма сопутствует номенклатурной привати-

запии.

Таким образом, устойчивость принципа "власти-собственности" яв-

ляется главным тормозом демократических реформ во всех обществах,

не принадлежащих западноевропейскому типу.

Длительное время модернизация незападных обществ сводилась в ос-

новном к технической модернизации, к ускоренному обновлению про-

изводственных фондов на основе импорта оборудования. Разумеется,

новая техника требовала и работника новой квалификации, поэтому

реформы в области образования - его политехнизация в массовых мас-

штабах стала основой стратегии догоняющего развития в социалистиче-

ских странах. Однако сегодня стало ясным, что модернизация не может

быть сведена только к технитизации и даже урбанизации. В основе ее

должны лежать цивилизационные сдвиги, касающиеся базовых принци-

пов жизнестроения. И главный из них касается преобразования власти-

собственности на пути формирования действительно автономного граж-

данского общества и установления отношений партнерства и неподо-

печности. Последним во времени проявлением технократической интер-

претации модернизапионного процесса была известная программа

"ускорения" в бывшем Советском Союзе. Влияние технократической

идеи в социалистических странах объясняется тем, что она в принципе

совместима с феноменом власти-собственности. Не случайно даже на

Западе резкое усиление технократической идеологии ознаменовалось в

свое время критикой представительской демократии. Получила распро-

странение версия о переходе от республики депутатов к республике

экспертов, ибо в эпоху научно-технического прогресса, предельного

усложнения и профессионализации общественных функций дилетантизм

депутатов, принимающих решения, стал будто бы нетерпим.

Даже во Франции период модернизации - первые годы после вступ-

ления в Европейское экономическое общество (тогда "Общий рынок") -

ознаменовался резкой централизацией и симптомами авторитаризма в

политике (режимом "личной власти"). Мы, таким образом, оказываемся

143

перед лицом парадокса. Если процессы модернизации в парламентских

республиках Запада сопровождались усилением авторитарных тенден-

ций, то этим же процессам в неевропейских странах сопутствует, на-

против, демократическая система ожиданий.

Важно определить, насколько она является массовой: идет ли речь о

чаяниях интеллигенции и студенчества или о потребности в демократии

как основы принципа гражданской самодеятельности на более широком

уровне?

Социологические опросы, проведенные в 1992 - 1995 гг., Россий-

ским независимым институтом социальных и национальных проблем,

показали, что в поддержку общества равных возможностей ("демокра-

тия свободы") высказались 72,3 % россиян, тогда как в поддержку об-

щества равных доходов ("демократия равенства") - только 23,7 %1.

Аналогичные исследования, проведенные во Вьетнаме, выявили: более

60 процентов хотели бы стать владельцами или совладельцами предпри-

ятий2. Особенно популярной в глазах вьетнамцев оказывается мелкая и

средняя частная собственность. Можно, таким образом, говорить о ста-

новлении массовой социокультурнои основы для смешанной экономики

с развитым частным сектором. Насколько совпадают две системы ожи-

даний: касающейся массовой экономической демократии, связанной с

диффузией собственности, некогда полностью монополизированной го-

сударством, с одной стороны, и собственно политической демократии, с

другой? Этот вопрос приобретает особое значение для Вьетнама, Китая

и других стран, сохраняющих социалистическую ориентацию.

Как уже отмечалось, в этих странах, в отличие от России, преобра-

зование хозяйственных отношений опережает соответствующие сдвиги в

политико-идеологической области и в системе властных отношений.

Для того чтобы эта особенность реформационного процесса получи-

ла признание в обществе, необходимо, чтобы массовая потребность в

экономической, хозяйственной самодеятельности сопровождалась из-

вестным "консерватизмом" в сфере политики и идеологии. Здесь соци-

ально-философской теории предстоит разрешить две проблемы. Первая

связана с определением того, насколько взаимозависимы плюрализм

экономический (многоукладность, многообразие форм собственности) и

плюрализм политический: как долго развитие процессов первого типа

может оставаться в границах известного политического монополизма.

Вторая касается природы демократического тяготения интеллиген-

ции: связано ли оно преимущественно с особенностями ее труда

(демократизация как условие профессиональной эффективности в сфе-

1 Тиховнова Н. Жизненные ценности россиян: меняется ли наш ментали-

•? // Власть. 1995. № 5. С,

Нгуен Тхе Нгия. Мод

Вьетнама). М., 1991. С. 55.

тет? // Власть. 1995. № 5. С. 48.

Нгуен Тхе Нгия. Модернизация общества (Современный опыт России и

144

ре духовного производства) или здесь мы имеем дело с проявлением

автономии сугубо ценностного фактора.

Решение этих проблем имеет сегодня необычайную важность, ибо

только это позволит дать достоверный научный прогноз, касающийся

возможности сохранить социально-политическую стабильность обществ,

вступивших в процесс модернизации в условиях непрерывно усиливаю-

щегося экономического, политического и идеологического давления

динамичной западной цивилизации. -

Работы российских исследователей, посвященные процессам модер-

низации, позволяют выделить новый тип дифференциации незападных

обществ, не совпадающий ни с классовой, ни с сословной или какими

бы ни было другими формами социального разделения. Речь идет

о дифференциации, вызванной мощным вторжением экзогенного факто-

ра - влиянием западной цивилизации. Причем влияние это отнюдь не

сводится к внешним вторжениям, колониальной и неоколониальной

экспансии или другим формам жесткого взаимодействия. Наряду с ними

проявляется особая форма тонкого социокультурного влияния, связан-

ного с пробуждением автономной личности и ее способности к само-

стоятельности, не освященной авторитетом традиции. Как пишет

Е.Б.Рашковский, "категории "западничество" и "почвеничество" суть

категории не просто локальные и условные... за ними стоит некая более

глубокая всемирно-историческая реальность, связанная с преломлением

в общественной практике... макроисторических тенденций рационализ-

ма и персонализма, с одной стороны, и тенденций традиционно-

коммунитарных, с другой"1.

Длительное время в социальной философии, а также в философии

культуры и философии науки преобладало представление о науке (в

частности, естествознании) как культурно-нейтральной деятельности,

связанной со способностью видеть природу "как таковую" без иска-

жающих примесей всего ненаучного. Сегодня считается доказанным,

что научная рациональность - продукт особой цивилизации, высвобо-

дившей личность из пут принудительной коллективности и тем самым

включившей процесс рефлексии. Рефлектирующий человек - это чело-

век, поставивший себя в критически отстраненное отношение к коллек-

тивным нормам и верованиям.

Многие исследователи феномена интеллигенции на Востоке подчер-

кивают ее социокультурную отстраненность, тяготение к "западному

эталону". Встреча с Западом необратимо расколола незападные общест-

ва на "западников" и "почвенников", вызвала драматический по своим

последствиям феномен социокультурной дуальности. "При переходе от

одной формы жизнеустройства к другой распадается не только "связь

1 Рашковский Е.Б. Научное знание института науки и интеллигенция в

странах Востока XIX - XX века. М., 1990. С. 12.

145

времен", но и сама ткань социального организма, возникает глубокая

социальная расщепленность между группами населения, связанными с

современными и традиционными укладами".

Все элементы незападного социума бурно забродили, получив циви-

лизационную прививку извне. Возникла драматическая проблема взаи-

моотношений между цивилизационными "универсалиями", впервые

сформировавшимися на Западе, и региональной социокультурной спе-

цификой, имеющей свою ценность и свои культурные права, но тем не

менее оспариваемые во имя этих "универсалий".

Опыт модернизаций, в том числе опыт Советского Союза, показал,

что поспешное стремление расквитаться с традицией, "расчистить поч-

ву" для смелых социальных нововведений и экспериментов, чревато

глубокими социокультурными деформациями и даже утерей идентично-

сти. Драматические поиски утраченной идентичности сегодня разверну-

лись на всей территории бывшего Советского Союза, нередко приводя к

эксцессам национализма.

С аналогичными опасностями сегодня сталкивается и население дру-

гих бывших социалистических стран. Наряду с поляризацией в эконо-

мической сфере - на процветающее меньшинство "приватизаторов",

торговцев, коррумпированной части чиновничества и маргинализирую-

щуюся часть общества, вынужденную перебиваться нищенскими зара-

ботками и пособиями, - имеет место усиливающаяся социокультурная

поляризация по критерию отношения к национальному наследию и тра-

диции.

И чем неосторожнее обращение "модернизаторов" с национальной

традицией, тем вероятнее непредсказуемая реакция традиционализма,

либо в прямых, либо в превращенных формах (в России в таких случа-

ях говорят о реакции "красно-коричневых").

Так в истории многих модернизирующихся обществ проявляются

признаки своеобразного социокультурного и политического цикла, фа-

зами которого являются: вспышка крайнего модернизма, следующие за

этим кризисы идентичности и массовой дезориентации и маргинализа-

ции значительных слоев населения и, наконец, как реакция на это -

вспышка самобытничества, национализма и изоляционизма. Как отме-

чает Б.С.Ерасов, "самобытность оформляется по отношению не только

к "внешнему" Западу, но и к обнаруживаемому в собственной дуальной

среде западному началу. Это делает ее ограниченной, идеологизирован-

ной и попытки ее реального осуществления сопровождаются ретроград-

1 Ерасов Б.С. Социально-культурные традиции и общественное сознание в

развивающихся странах Азии и Африки. М., 1982. С. 98.

146

ными поворотами... приводя нередко к подавлению и истреблению сво-

их культурных слоев, объявляемых "чужеродными" элементами"1. Ис-

ламская революция в Иране - крайняя форма проявления этой тенден-

ции, но в более размытом виде она встречается повсюду. Здесь мы

сталкиваемся с одним многозначительным парадоксом западничества:

провозглашая свою приверженность политической демократии и поли-

тическому плюрализму, оно оказывается в ряде случаев не готовым

принимать плюрализм культур и, как следствие этого, признавать цен-

ность своей национальной культуры.

Вероятно, высшей формой развития современной демократической

идеологии является признание разнообразия мировых культур и специ-

фических ценностей национального наследия даже в тех случаях, когда

они явно отличаются от западного "эталона".

И здесь приходится признать, что политическое сознание Запада в

этом отношении значительно отстает от его культурологического созна-

ния. В своей внешнеполитической экспансии Запад ведет себя как ав-

торитарная структура, готовая к агрессивным реакциям каждый раз,

когда она сталкивается с проявлениями национального самоутверждения

других народов, с защитой национального достоинства. Напротив, если

взять современную элиту Запада в ее культурологическом измерении, то

она, напротив, проявляет активную готовность к межкультурному диа-

логу и даже заимствованию религиозно-культурных традиций Востока.

Примеры популярности дзенбуддизма, йоги и других форм восточного

опыта среди западных интеллектуалов хорошо известны. Это проявляет-

ся и в деятельности ряда авторитетных международных организаций. На

всемирной конференции ЮНЕСКО по культурной политике (Мехико,

1983) культурная самобытность признана "одной из важнейших про-

блем нашего времени" и "одним из движущих принципов истории". В

итоговых документах этой конференции самобытность раскрывается

как "жизненное ядро культуры, тот динамический принцип, через кото-

рый общество, опираясь на свое прошлое, черпая силы в своих внут-

ренних возможностях и осваивая внешние достижения, отвечающие его

потребностям, осуществляет постоянный процесс самостоятельного раз-

вития"2.

Можно сделать вывод, что судьбы процесса демократизации неза-

падных обществ предопределяются двумя обстоятельствами.

1 Брасов Б.С. Теоретические аспекты цивилизационного подхода к "третье-

му миру" // Восток. 1991. № 4. С. 21.

Conference mondiale sur les politique culturelles. Mexico. 26 jul. - 6 aug.

1982.

147

1. Широтой социально-экономической базы процесса демократиза-

ции. В частности, приватизация собственности не должна выступать как

игра с нулевой суммой, при которой собственнический статус мень-

шинства обретается за счет пауперизации большинства. Если образ

жизни большинства населения меняется в духе, противоположном Запа-

ду, то возникает вероятность попятного движения "истернизации" как

реакция на однобокую и своекорыстную "вестернизацию", осуществ-

ляемую в пользу слишком узкой верхушки коррумпированных и ком-

прадорских групп.

Возникает низовой этатизм: массы адресуются к государству с опре-

деленным социальным заказом - ликвидировать с помощью власти те

завоевания гражданской автономии, которыми воспользовалась одна

лишь верхушка нуворишей.

Этот механизм политической инволюции (от Запада назад к Восто-

ку) уже изучен в литературе. "Слабая и не опирающаяся на легитими-

рующие и защищающие ее институты и нормы частная собственность

не в состоянии противостоять... государству. Быть может, ее шансы

улучшаются в те периоды, когда государство слабее, наступает эпоха

кризиса, всеобщего недовольства населения? Ничуть. Острие социаль-

ного недовольства в подобные периоды неизменно направлено именно

против разбогатевших и потому выделяющихся на общем фоне нище-

ты... частных собственников"1.

2. Мерой социокультурной легитимации, зависящей от совмести-

мости с национальным наследием и потребностями сохранения иден-

тичности. Чем более нетерпимыми оказываются носители политиче-

ской демократизации к социокультурному плюрализму, чем больше они

отождествляют процессы модернизации с прямой вестернизацией, с на-

циональным самоотказом, тем выше вероятность попадания страны в

зону действия драматического цикла.

В особенности важным оказывается соблюдение принципа

"социокультурного консенсуса" в многонациональных обществах, где

акции высокомерного модернизаторства, не считающегося с уважаемы-

ми на местах традициями, могут вызвать особо бурную реакцию.

"Современная культура власти в многонациональных обществах мо-

жет быть определена как способность использовать либеральную кон-

цепцию плюрализма и консенсуса применительно уже не к взаимодей-

ствию групп и партий, а к взаимодействию культур. Либерализм как

1 Васильев Л.С. Что такое азиатский способ производства? // Народы Азии

и Африки. 1988. № 3. С. 77.

148

идеология и как политическая "технология согласия" должен овладеть

этим новым дня него рубежом. Только преодолев этот барьер, он спосо-

бен утвердить свой статус в качестве не только западной, но и общеми-

ровой универсальной ценности"1.

Глава Ш.

ФОРМАЦИОННЫЙ, ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ

И МИРОСИСТЕМНЫЙ ПОДХОДЫ К ДЕМОКРАТИИ

Формационный подход сегодня можно понимать в узком и широком

смысле. В узком смысле имеется в виду формационная теория самого

Маркса. В данном случае вопрос о демократии снимается вместе с от-

миранием государства, а значит, и самой демократии в коммунистиче-

ском бесклассовом и безгосударственном обществе. Демократия здесь

рассматривается преимущественно в контексте общедемократической

•( стадии борьбы пролетариата и возглавляемых им отрядов трудящихся за

1 свои права против капитала и обслуживающего капитал государства -

"организованного капиталиста". В целом такое представление можно

: считать преодоленным как в научной мысли, так и в системе современ-

j ных ценностей, где демократии отводится видное место и непреходящее

I значение.

Однако формационный подход можно понимать и в широком смыс-

ле. Тогда он выступает как особое видение общественно-исторической

реальности, связанное с выделением закономерных этапов развития об-

щества в его восходящем движении от низших стадий к высшим, от

простого к сложному, от отсталого к передовому. Сами исторические

стадии могут при этом различными исследователями и научными тради-

циями интерпретироваться по-разному, но линейная перспектива восхо-

дящего общественного развития, проходящего через определенные зако-

номерные этапы, признается несомненной.

Сегодня, пожалуй, наиболее популярной версией стадиально-

формационного подхода является теория перехода от индустриального

общества к постиндустриальному. Одни исследователи видят это обще-

ство как "цивилизацию услуг" (Колин Кларк, Жан Фурастье), другие -

как технотронное общество (3. Бжезинский), третьи - как "цивилиза-

цию досуга" (Ж.Фридман, Ж.Дюмазедье). Интересная версия постинду-

стриализации разрабатывалась в советской литературе 70-80-х годов. В

целом она примыкала к "неотехнократическому" течению и связана

1 Философия власти / Под ред. проф. В.В.Ильина. М., 1993. С. 239.

была с анализом тенденций НТР. В частности, Ю.Васильчук1 и'

Ю.Мелещенко2 интерпретируют новейший этап общественного произ-

водства и все, что ему сопутствует в области "надстройки", как переход

от конвейерной стадии к автоматизированной. Индустриальное общест- ;

во проходит две стадии развития: фабрично-заводскую и конвейерную. S

Развитие здесь характеризуется, во-первых, ростом массовости произ-i

водства, во-вторых, усиливающейся "объективацией" отношений внутри

производства, все более подчиненных машинному ритму и уподоблен-

ных "машинным", жестко запрограммированным связям. Вывод Маркса

о превращении рабочего в придаток машины находит полное подтвер-

ждение в конвейерном производстве, характеризующемся "объектным"

типом связи в системе человек - машина, исключающей какую бы то

ни было инициативу работника и его личностную самореализацию в

труде. В то же время предельная напряженность труда, изматывающий

ритм предъявляют новые требования к воспроизводству рабочей силы.

Работнику массового конвейерного производства для восстановления

способности к труду необходимо лучше питаться, больше отдыхать,

пользоваться разнообразными услугами - бытовыми, медицинскими,

относящимися к "индустрии развлечений" и т.п. Поэтому массовому

конвейерному производству противопоказана жизнь барачного типа

(город вокруг предприятия). Нищета профессиональной жизни должна

компенсироваться улучшением внепрофессиональной сферы.

Эта логика "компенсации" и вела, по мнению "исследователей", к

потребительскому обществу на Западе. Дихотомия "труд - досуг",

"профессиональная - внепрофессиональная" жизнь достигает здесь пре-

дельной жесткости. Поэтому и демократия здесь теряет какую бы то ни

было связь с профессиональной жизнью и профессиональными потреб-

ностями основных групп населения.

Возникает своеобразный дуализм двух подсистем общественной

жизни на Западе: промышленная подсистема становится предельно авг

торитарной, подавляющей всякую инициативу работников, и тем самым

вступает в противоречие с политической подсистемой, где сохраняются

буржуазно-демократические свободы. Одни исследователи видели веро-

ятность преодоления этого дуализма на пути исчезновения "остатков"

буржуазно-демократических свобод и полного уподобления общества

авторитарно-организованной "машинной системе". Другие, напротив,

полагали, что переход от конвейерной стадии промышленного произ-

1 Васильчук Ю. Научно-техническая революция и производительные силы //

Мировая экономика и международные отношения. 1970. № 9; Он же. Диалек-

тика производительных сил // Вопросы философии. 1977. № 9.

2 Мелещенко Ю. Техника и закономерности ее развития. Л., 1970.

150

водства к автоматизированной в корне меняет отношение современного

промышленного профессионализма к демократии.

Автоматизация производства требует коренной перестройки профес-

сионального сознания. Работнику этого производства категорически

противопоказана пассивность мысли, отсутствие инициативы и "профес-

сиональной ангажированности". Сам тип связи в системе "человек -

техника" из "объективного", "вещеподобного" преобразуется в свобод-

вый. Работник становится рядом с производственным процессом в каче-

стве его инициативного агента. Развитие новых технологий, переход от

энергоемкого производства к наукоемкому требуют нового статуса ра-

ботника в качестве активного участника процесса принятия решений.

Личность здесь, в отличие от конвейерной стадии, где она рассматрива-

лась как "излишество", прямо затребована: без активной творческой

расшифровки все усложняющихся производственных ситуаций совре-

менное предприятие быстро превращается в груду металла, не только

бесполезную в экономическом смысле, но и крайне опасную в экологи-

ческом и социальном отношении.

В контексте именно такой логики складывается новая формационная

парадигма в понимании демократии: последняя понимается как законо-

мерный этап и непреложное требование самого общественного произ-

водства, интегрирующего демократические отношения и ценности в ка-

честве сугубо профессиональной нормы. Ясно, что при этом предпола-

гается, наряду с классической моделью представительской демократии,

развитие новой демократии участия. Демократия участия рассматрива-

ется как единственный способ налаживания систем обратной связи, без

которых современное общество неминуемо утрачивает механизм само-

коррекции и саморазвития и катится к катастрофе. Именно так ставит

проблему демократии французский исследователь М.Крозье в книге

"Блокированное общество"1. Крозье прямо связывает повышение управ-

ленческой эффективности общества, его способности своевременно

справляться с возрастающим количеством проблем с развитием

"демократии участия". Проблемы должны решаться с привлечением тех,

чьи интересы они непосредственно затрагивают. Расширяя круг участ-

ников, организационно-управленческие системы расширяют свои ин-

формационные и энергетические ресурсы: каждый из участников про-

цесса принятия решений привносит свою, только ему доступную, ин-

формацию и свой социальный ресурс (знания, квалификацию, усердие).

1 Crozier M. La Societe Bloquee. P., 1977.

151

Демократия участия означает, что решения принимаются по модели

переговорного процесса, где интересы всех участников принимаются во

внимание. Именно поэтому решения становятся гибкими и комплекс-

ными, а их претворение в жизни облегчается. "Расширение возможно-

сти открытых переговоров означает не ослабление власти, а, напротив,

возрастание ее эффективности. Оно позволяет интегрировать в сферу

узаконенных, институированных отношений все, что до сих пор прак-

тиковалось скрыто или зрело подспудно..."1

Формационная парадигма в интерпретации демократии как режима,

закономерно вытекающего из потребностей современного развития и

объективно связанного с его новейшей фазой, ярко проявляется в кон-

цепциях информационного общества. Ибо здесь ключевым является

управленческий аспект развития современного общества. Само понятие

информационного общества в значительной степени несет в себе влия-

ние кибернетики и информатики, поставляющих теории общественного

развития ряд общенаучных понятий. Как пишет Г.Р.Громов, "по оцен-

кам специалистов, в течение 80-х годов XX в. расходы промышленно

развитых стран на "технику слабых токов" - электронику и связь -

превысят (там, где они еще не превысили) расходы на "технику силь-

ных токов" - энергетику. Таким образом, к началу 90-х годов промыш-

ленно развитыми странами будет пройдена указанная Н.Винером грани-

ца, отделяющая век энергетики от века информации"2.

Информационные ресурсы — это "непосредственный продукт интел-

лектуальной деятельности наиболее квалифицированной и творчески

активной части трудоспособного населения страны"3. И поэтому все то,

что сдерживает рост творческой активности работников или блокирует

их участие в решениях, тем самым подрывает и информационные ре-

сурсы общества.

Разработчики концепции информационного общества считают глав-

ным противоречием этого общества уже не противоречие между капи-

талом и демократией, а противоречие между демократией и бюрократи-

ей. В этой системе видения демократия и рынок снова объединяются и

противостоят бюрократии. Предпринимательство поэтому оценивается

как союзник демократии, как специфическая разновидность инициатив-

ной творческой самодеятельности в важнейшей сфере жизни - эконо-

мической. Этой самодеятельности и противостоит бюрократия. "... Воз-

1 Crazier M. La Societe Bloquee. P., 1977. P. 42.

2 Громов Г.Р. Национальные информационные ресурсы: проблемы промыш-

ленной эксплуатации. М., 1985. С. 17.

3 Там же. С. 27.

152

растающую роль в современном производственном процессе играют ак-

ты ежедневного принятия творческих, "неожиданных" решений расту-

щей массой специалистов и отдельных работников. Очень важно видеть

принципиальную невозможность предусмотреть, запланировать заранее

характер и последствия этих решений из какого-то центра. Понимание

важности этой тенденции привело П.Дракера к концепции возрождения

предпринимательской экономики"1 .

Всеудущающий "бюрократический централизм" противостоит демо-

кратии участия во всех областях жизни, становясь воплощением

"блокированного общества". Бюрократия препятствует развитию "демо-

кратии участия", ибо чем больше развиваются механизмы общественной

самодеятельности, тем уже социальная база бюрократии. Поражение

бывших социалистических стран в научно-техническом и экономиче-

ском соревновании с Западом в решающей степени предопределилось

всесилием бюрократического запретительства.

"Законом функционирования такой бюрократической структуры яв-

ляется тенденция к расширению сферы ее воздействия в общественной,

экономической и политической жизни, увеличению числа инструкций,

предписаний, запретительных и регулирующих правил. Если эта тенден-

ция не встречает препятствия, то бюрократические структуры, раз воз-

никнув, проникают повсюду, сковывают весь общественный, экономи-

ческий и политический механизм в "монолитное целое", неспособное к

перестройкам и НТР..."2

В целом напрашиваются следующие выводы. Формационная пара-

дигма в научном анализе проблем демократии ориентирует на выявле-

ние ее детерминант в таких сферах общественной жизни, которые близ-

ки модели линейного процесса. Эталону линейности ближе всего со-

временный научно-технический прогресс, в котором наблюдается не-

сравненно меньше признаков циклического или колебательного време-

ни, чем в других областях общественной жизни. Здесь, следовательно,

лучше всего "работает" понятие неуклонного восходящего развития с

закономерной сменой этапов. Соотнося процесс демократизации с этим

линейным процессом, мы получаем искомую формационную картину:

поступательное развитие с закономерно возникающим "финалом" - раз-

витой демократией. Причем демократизация в этой формационной пер-

спективе видится преимущественно как переход от представительской

демократии, не затрагивающей непосредственно профессионально-

1 Васильчук Ю.А. Переход ко второму этапу НТР (новый механизм тормо-

жения и новая расстановка классовых сил) // Рабочий класс и современный

мир. 1988. № 3. С. 67.

2 Там же.

153

производственный аспект жизни людей, к демократии участия, пронизы-

вающей все сферы жизнедеятельности в качестве обязательного условия

их эффективности.

В рамках пивилизационной парадигмы проблемы демократии выгля-

дят более драматически. Дело в том, что цивилизационный подход, в

отличие от формационного, не содержит презумпции автоматически

развертывающихся (помимо воли людей) процессов. Здесь не просмат-

ривается эскалатор, выносящий наверх, к тому или иному "светлому

будущему", целые человеческие общества. Впрочем, развитие пивили-

зационной парадигмы в советском и постсоветском обществоведении

претерпело существенную метаморфозу в последние несколько лет. В

начале "перестройки" цивилизационный подход означал в первую оче-

редь переход от формационного видения расколотого мира, каждая из

частей которого развивается по своим законам и пребывает в разной

исторической перспективе, к видению "взаимосвязанного мира, идущего

к своему единству". Такое видение в значительной мере выдает тради-

ции мышления, крайне не чувствительного к социокультурному контек-

сту общественных процессов, к многообразию мировых культур и тра-

диций.

Общественный прогресс воспринимался таким мышлением обезли-

ченно - как культурно нейтральный, обладающий изначальным унифи-

цирующим кодом. Однако введение в научный оборот понятия цивили-

зации и стоящих за ним исследовательских традиций внесло неожидан-

ные коррективы в саму логику мышления. В традицию марксистского

мышления ворвалась достаточно ей инородная традиция религиозно-

культурологических изысканий, связанных со сравнительными методами

(сравнительная культурология, сравнительное религиоведение и т.п.).

Мир, воспринимаемый через призму такого мышления, отнюдь не явля-

ется однородным. Здесь акцент делается на плюрализме культур и ци-

вилизаций. Внутренняя логика понятия цивилизации повлекла за собой

резкое смещение акцентов: от "культурно нейтральных" научно-

технических и экономических процессов, развертывающихся в линей-

ном времени и подверженных унификации, к таким, которые изначаль-

но пребывают в "неэвклидовом", многомерном пространстве-времени.

Вместо единой мировой цивилизации в современном мире выступают

по меньшей мере четыре наиболее крупные: западная (христианская),

мусульманская, индо-буддийская и конфуцианско-буддийская. Вместо

интеграционного процесса, непосредственно и одновременно охваты-

вающего весь мир, формируется представление об интеграционных про-

цессах, в значительной мере связанных с четырьмя указанными цивили-

зационными типами.

Речь идет о складывающихся четырех, достаточно специфичных в

цивилизационном отношении регионах: западном, арабо-мусульманском,

154

азиатско-тихоокеанском и индийском (последний остается наименее

структурированным). Ясно, что перед лицом этих процессов, перед ис-

следователем перспектив демократии встает дилемма: либо попытаться

в ходе скрупулезного сравнительно-исторического и культурологиче-

ского анализа выявить, как соотносится демократический идеал Запада

с каждой из рассматриваемых цивилизационных традиций, к каким ре-

зультатам в каждом случае приводит наложение демократических

"универсалий" на историко-культурное наследие, либо пойти легким

путем, просто предположив окончательное вытеснение всех незападных

цивилизационных традиций западной и на этой основе сделать заключе-

ние о "неоспоримой победе экономического и политического либера-

лизма". Именно такой вывод сделал американский профессор

Ф.Фукуяма в работе "Конец истории?" "То, чему мы,- вероятно, свиде-

тели, - не просто конец холодной войны или очередного периода после-

военной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологи-

ческой эволюции человечества и универсализации западной либераль-

ной демократии как окончательной формы правления"1.

В этом выводе поражает не только та легкость, с которой автор раз-

делывается с историей; история человечества продолжалась десятки

тысяч лет, каждый раз порождая качественно новые формы, - почему

же она должна внезапно и окончательно прекратиться?

Еще больше поражает нелиберальность самой логики, которую

предлагает адепт либерализма. В самом деле, если одна из цивилизаций

обладает столь безапелляционной уверенностью в своем превосходстве,

то станет ли она терпеть досадные помехи со стороны "еще сохранив-

шихся" отличных от нее культур, рассматриваемых как "пережиток"?

Ход рассуждений Фукуямы явно свидетельствует об,экспансионизме, а

не о триумфе либеральной терпимости.

"Первой решительно разгромленной азиатской альтернативой либе-

рализму был фашизм, представленный имперской Японией. Подобно его

германскому варианту, он был уничтожен силой американского оружия;

победоносные Соединенные Штаты и навязали Японии либеральную

демократию"2. Не военный, но все же явно экспансионистский подход в

анализе перспектив демократизации Фукуяма демонстрирует и в отно-

шении Китая. "В настоящее время более 20 000 китайских студентов

обучаются в США и других западных странах, практически все они -

дети китайской элиты. Трудно поверить, что, вернувшись домой и

включившись в управление страной, они допустят, чтобы Китай оста-

135.

1 Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134-

Там же. С. 141.

вался единственной азиатской страной, не затронутой общедемократи-

ческим процессом"1.

Иными словами, автор работы "Конец истории?" оценивает все не-

западные культуры преимущественно в одном, одиозном контексте: как

воплощение всего ненавистного, опасного и потому подлежащего иско-|

ренению любой ценой. Но в таком ракурсе мировой демократический!

процесс начинает обретать парадоксальные черты: останется ли либе-;

ральная демократия либеральной, если ей предстоит мобилизовать столь >

нелиберальные средства для победы над своими противниками во всем

мире? Не ожидает ли эту демократию перспектива перерождения, весь-

ма напоминающего перерождение "реального социализма", когда он

стал насаждаться силой в разных частях планеты? Сама дихотомия

"реакционное - прогрессивное", которая лежит в основе подобного

мышления, может служить основанием одного только конфронтацион-

ного подхода, от которого так устал мир. Поэтому главной задачей ис-

следователей демократического процесса, работающих в русле цивили-

зационной парадигмы, является определение того, каким образом каж-

дая из великих мировых культур будет решать, творчески и по-своему,

общечеловеческую задачу раскрепощения человеческой личности и соз-

дания для нее надежных институционально-правовых и социальных га-

рантий. Единство современной цивилизации проявляется в первую оче-

редь в универсализации человеческих потребностей, не только

"первичных", материальных, но и высших, относящихся к самореализа-

ции и самодеятельности во всех областях жизни. Но делать из этого

вывод, что к схожим целям можно приходить одним-единственным пу-

тем, значит противопоставить современного человека в любой части

земного шара национальному культурному наследию, плюрализму куль-

тур. Это грозит не обогащением, а грубым духовным обеднением чело-

века, его социокультурной пауперизацией. Либерал Фукуямы, подобно

пролетарию Маркса, окажется не имеющим Отечества.

Наряду с цивилизапионной парадигмой в постсоветском обществове-

дении в последнее время складывается миросистемная парадигма. Тяго-

теющие к ней исследователи пытаются найти промежуточный путь ме-

жду двумя крайностями: цивилизационным униформизмом ("единый

мир, единые законы") и концепцией плюрализма цивилизаций, ставящей

под сомнение их способность к коммуникабельности, а следовательно,

и к продуктивному взаимодействию народов. Мир оценивается уже не в

преимущественно технико-экономическом измерении, где его многооб-

1 Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 142.

156

разие теряется в пользу сугубо количественных различий1 и не в социо-

культурном, где на первый план выступают его качественные различия,

а скорее в управленческом. Оценивается в конечном счете способность

современного человечества стать субъектом решения одолевающих его

глобальных проблем. Главной темой в этой парадигме выступает разли-

чие мирового центра и мировой периферии. К первому относятся наи-

более развитые страны, ко второй - развивающиеся. Противоречие

унаследованного мирового порядка состоит в том, что центр узурпиро-

вал процесс принятия решений, игнорируя проблемы "мировой перифе-

рии". Последняя в свою очередь не в состоянии самостоятельно решать

свои проблемы, ибо само ее развитие носит "объектный", детермини-

• руемый извне характер. Развивающиеся страны сегодня - это гибридные

• структуры, сочетающие разнородные в цивилизационном отношении,

т.е. собственные и привитые со стороны (часто насильственно), начала.

Ясно поэтому, что этим обществам значительно труднее приобрести

форму самоорганизующихся систем, чем западным странам, генезис

которых представлял собой автономный естественно-исторический про-

цесс. Сама общность развивающихся стран - не нечто, формирующееся

изнутри, в процессе взаимных контактов, а скорее общность объектов,

подвергающихся воздействию одного и того же "центра". Отсюда - ряд

специфических характеристик этой общности: "объектность (десубъек-

тивация), неформационность ("искусственность") генезиса, примат син-

хронности (непричинной детерминации или обусловленности?)"2 . По-

следняя характеристика ("синхронная детерминация") означает, что на-

стоящее развивающихся стран определяется не столько их собственным

прошлым - что и означает диахронную причинно-следственную связь,

сколько мощными воздействиями извне.

Следовательно, главная проблема процесса демократизации в данной

миросистемной парадигме: как из состояния управляемого извне объек-

та перейти в состояние субъекта исторического творчества, соучаст-

вующего в процессе строительства современного мира.

В недавнем прошлом мироисторическая концепция отмечала бипо-

лярную структуру: два центра и управляемые ими "две периферии".

Крушение СССР означало исчезновение одного из центров, что ставит

мир на распутье: станет ли он в ближайшее время моноцентричным,

1 См.: Эльянов А. Единый мир - единые экономические законы // Мировая

экономика и международные отношения. 1989. № 11.

2 Чешков М.А. Развивающийся мир и посттоталитарная Россия. М.,

1994. С. 91.

157

полицентричным или вообще неуправляемым. Сегодня, по сути, сочета-

ются все три характеристики. По ряду критериев, в первую очередь

геополитическим, мир стал моноцентричным - все больше сказывается

монополия одной сверхдержавы; по другим, преимущественно экономи-

ческим, он становится полицентричным. Наконец, по третьим он стал

неуправляемым, хаотичным. Проблема субъекта в миросистемном про-

цессе выступает, таким образом, в двух важнейших аспектах: как сего-

дняшнюю периферию сделать равноправным субъектом решений и как,

преодолеть нынешнее состояние "бессубьектности" (бесхозности) мно-

гих проблем, объективно накапливающихся и обостряющихся, но не3

находящих отражения в целенаправленной деятельности каких-либо

мобилизованных для их решения субъектов.

Эта проблема остро стоит и перед современной Россией. Сегодня ее

миросистемный статус остается неопределенным: она может либо вер-

нуть себе положение субъекта в ходе успешных экономических и соци-

ально-политических реформ, либо перейти на положение страны

третьего мира - объекта внешних воздействий. Специфика России по

сравнению с другими незападными странами состоит в том, что она в

недавнем прошлом выступала в роли такого субъекта (хотя и не всегда

достаточно эффективного), тогда как развивающимся странам эту роль

предстоит впервые осваивать.

Важное теоретическое значение имеет и вопрос о том, будут ли раз-

вивающиеся страны обретать статус полноценных субъектов мирового

порядка преимущественно на пути их внутренней консолидации или,

напротив, на пути усиливающейся дифференциации и вовлечения по

отдельности в систему малых и больших "гегемонов" современного

мира?

Четко наметившаяся дифференциация между новыми индустриаль-

ными государствами, третьим миром и заблокированным для развития

"четвертым миром" как будто свидетельствует в пользу второго вывода.

Если он подтвердится фактами дальнейшего развития, то это будет оз-

начать, что "третий мир" - это всего лишь устаревший псевдоним, не-

корректно применяемый к несхожим уже реалиям. Ясно также, что

"первый мир" - развитые страны Запада - объективно не заинтересован

в том, чтобы ему противостоял "третий мир" как консолидирующаяся

целостность, сознающая свою идентичность. Шансы этой целостности

во многом зависят от перспектив развития России и способов ее само-

определения в мире. Чем больше Россия дистанцируется от Востока и

Юга, тем меньше шансов у них (как и у нее самой) противостоять уси-

лению Запада и сохранить пивилизационную специфику своих ареалов.