34.Трансформация жанра торжественной оды в творчестве г.Р. Державина.

Наиболее заметны и значительны для современников были успехи, достигнутые Державиным в преобразовании и обновлении жанра оды, поскольку в ней рядом с героическим, гражданским началом соседствует повседневное, бытовое, лишенное ореола возвышенности, что было недопустимо во времена Ломоносова.

Таковы, например, "Стихи на рождение в Севере порфирородного отрока" (Александра Павловича; 1779), совсем лишенные элементов торжественной оды (недаром позже Державин перепечатал их в сборнике своих "Анакреонтических песен"). Разумеется, "отроча порфирородно" и в державинской интерпретации наделено чудесными качествами, все гении спешат к нему со своими дарами - богатством, разумом, красотой и т.д. Но пожелание последнего гения ("Будь страстей своих владетель, Будь на троне человек") очень характерно для Державина и соединяет в себе старое, традиционное, характерное для классицизма представление о том, что человек должен управлять страстями с помощью разума и о пагубности страстей, с новым "человеческим" лицом, которое особенно ярко проявится в становящемся одновременно сентиментализме.

"Фелица"

В оде "Фелица" Державин решился заговорить - именно затеять разговор - с самой императрицей и высказать ей свою точку зрения. Заголовок оды Державина звучал так: "Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым мурзою, издавна проживающим в Москве, а живущим по делами своим в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского языка в 1782 г." Под Фелицей (лат. felix - счастливый) подразумевалась Екатерина II, в адрес которой было отпущено немало тонких комплиментов, мурза фигурировал в оде то, как собственное "я" автора, то, как собирательный образ екатерининских вельмож.

Державин резко нарушил традицию, представив царствующую государыню как частного человека. Описывая простой, неприхотливый жизненный уклад императрицы, размеренный образ ее жизни, поэт восхищается ею не как недосягаемой богиней, царицей, а как человеком, который нашел верную дорогу в жизни, знает, как жить и в чем состоит истинная мудрость. Далее поэт вновь возвращается к самому себе и рисует свой жизненный уклад, резко контрастирующий с распорядком дня императрицы. Таким образом, жанр оды -похвалы, где все направлено на объект воспевания и где самому автору нет места, у Державина постепенно трансформируется в дружеское послание, где адресат и отправитель практически уравнены в правах и непонятно, что более важно для поэта: воспевание императрицы или рассказ о себе самом. Кроме того, в оде был ряд намеков на крупных вельмож, прихоти и любимые развлечения которых оказались увековеченными в стихах в обобщенном портрете царедворца.

Поэт с самого начала не отделяет себя от той среды, в которой сам вращается, обычаи и привычки которой знает и описывает не понаслышке. Однако в оде "Фелица" эта самоирония, включающая в себя коллективный портрет человеческих страстей и слабостей высшего света, нужна поэту, чтобы выгодно оттенить добродетели царицы, умеющей соединить несоединимое разнообразие характеров своих подданных в единое целое и искусно управлять ими - "свет из тьмы творить".

Созданный таким образом похвальный портрет императрицы у Державина разительно отличается от парадного и официального образа "богини", "Матери Отечества", воспетого в одах старших современников поэта - Майкова, Хераскова, Петрова и др. Державин ценит выше всего человеческие качества императрицы: снисходительность к людским слабостям, кротость, великодушие, скромность, простоту и приятность в общении, любовь к поэзии и просвещению. Ему дорога та свобода, которую обрели подданные Екатерины с воцарением императрицы: свобода говорить ей правду, возможность не провозглашать за обедом обязательных тостов за здравие членов царской фамилии, свободно передвигаться за пределы России, развивать таланты и науки и т.д. Именно благодаря этому стало возможным "счастье дома находить".

"На взятие Измаила"

Одной из важнейших победно-патриотических од Державина является "На взятие Измаила" (1790), где рельефно выступает героический образ русского народа - величественного Росса, взявшего неприступную турецкую твердыню. Необъятная сила русского воина-исполина уподобляется могучим и страшным проявлениям грозных сил природы, описанным в начале оды: извержению вулкана, землетрясению, сиянию молний и раскатам грома, бурному волнению морской стихии. Таким же устрашающе-могущественным предстает и ратный подвиг воинов; весь образно-тематический ряд призван подчеркнуть стихийную, природную мощь русского богатыря. Но эта сила воинов действует не сама по себе, а послушна царю и полководцам, освящена верой, вдохновляется чувством патриотизма. Таким образом, здесь сделана попытка нарисовать собирательный образ русского воина и через него определить национальный характер русского народа, сочетающий в себе "лед и пламень", стихийную мощь и величие души, способность совершать подвиги, превышающие силы обычных смертных.

Сравнивая образ народа-исполина у Державина и образ России в одах Ломоносова, исследователи отмечают, что у Ломоносова образ России - продолжение образа императрицы и связан с идеей безграничности монаршей власти, а у Державина он ассоциируется не с атрибутами царской власти, но скорее близок к образу сказочного или былинного богатыря, олицетворяющего удаль и невиданную мощь русского народа, которому "в величестве нет равных" и который выступает как действительный герой истории, влияя на судьбы всего мира.

Сочетание одического и сатирического

Характерная сторона дарования Державина, проявившаяся в "Фелице", - иносказательная шутливость, - была закреплена в оде "На счастие" (1789). Тема - обращение к Счастью - была разработана в литературе классицизма, и ода Ж.-Б. Руссо "A la Fortune" переводилась на русский язык Ломоносовым, Тредиаковским, Сумароковым. Однако Державин, вновь выбирая эту тему, следует не столько литературной традиции, сколько личным своим побуждениям и обстоятельствам, поскольку именно в это время он жил в Москве, дожидаясь окончания следствия и сенатского суда по делам своего тамбовского губернаторства. И в этих условиях автор, тоже пользовавшийся когда-то также покровительством Счастья, просит вспомнить о нем и сейчас.

В качестве главной особенности оды "На счастие" исследователи отмечают широкий обзор международной обстановки, выполненный Державиным в форме сатирических аллегорий и намеков, требующих подробной расшифровки для читателя. Сам Державин пишет к оде 26 примечаний - больше, чем к какому-либо другому произведению. Так, например, "счастливые военные действия России и политически выгодные для России союзы" описываются так: "Лавры рвешь ему зимой" - взятие у турок крепости Очаков зимой 1778 г.; "На Тавре едешь чехардой" - присоединение к России Крыма (Тавриды); "Задать Стокгольму перцу хочешь" - война со Швецией 1788-90 гг.; "Берлину фабришь ты усы" - переговоры о союзе России с Пруссией и т.д. Далее: "Весь мир стал полосатый шут" - означает моду на полосатые фраки; "мартышки в воздухе явились" - намек на масонов-мартинистов, которые "хвалились, что они видят в воздухе духов"; "по свету светят фонари" - обозначение французских просветителей XVIII в.

Одно из наиболее сильных сатирических произведений Державина - ода "Вельможа" (1794), посвященная традиционной для XVIII века теме должности дворянина и описывающая и то, как должны поступать первые лица в государстве, и каковы их распространенные пороки.

Положительная программа Державина не отличается особенной новизной и убедительностью изложения. Примерами истинного благородства и величия души для поэта служат Петр I и Екатерина II. Но гораздо важней и значительней в этой оде ее сатирическая часть - критика царских временщиков, грозные упреки им в равнодушии к людям, в отсутствии человечности.

Реальные вельможи - рабы роскоши и богатства, пресыщены радостями жизни, живут для себя и своих прихотей, забыли стыд, совесть, Бога. Державин описывает и роскошное убранство чертогов вельможи, оранжереи и зимние сады, "прихотливый обед", собранный к его столу со всего света, возникает традиционный - идущий от Кантемира - образ беспробудного сна вельможи (впоследствии - "Размышления у парадного подъезда" Некрасова). Пока вельможа спит, а в приемной его часами дожидаются израненный и поседевший в сражениях герой, его бывший начальник, вдова погибшего друга с грудным ребенком на руках, старый воин, спасший когда-то вельможу в бою, а теперь пришедший просить у него на кусок хлеба.

"Водопад"

В оде "Водопад" (1791) центральным оказывается пейзажный образ - образ свергающегося с крутизны потока, - который становится символом преходящего земного величия, человеческой жизни и славы. Но при этом описание водопада детально воспроизводит реальный водопад Кивач в Карелии. Большую роль в пейзаже Державина играют воздух и цвет. Его живописная палитра богата разнообразными красками, и среди них преобладают яркие, сверкающие тона. Исследователи неоднократно отмечали точность деталей в державинской лирике вообще и в "Водопаде", в частности: алмазы сыплются, жидкое серебро кипит, капли-жемчужины летят вверх.

Известно, что первоначально стихотворение возникло, как зарисовка с натуры, и лишь потом, когда Державин узнал о смерти Потемкина, он обратился вновь к этой картине и дополнил ее символическим продолжением. Так изумительное по красоте пейзажное стихотворение постепенно превратило в глубокий философский символ, выражающий представление поэта о тщетности земной славы человека, о преходящих и непреходящих ценностях жизни.

Могущественный князь Потемкин был настигнут смертью неожиданно в степи, по дороге из Ясс в Николаев в 1791 г. после победоносного окончания второй русско-турецкой войны. Образ водопада олицетворяет весь блеск и пышность земной славы и могущества, которыми только может обладать человек и которыми обладал Потемкин: "великолепный князь Тавриды" - "счастья, славы сын": "О слава, слава в свете сильных! // Ты точно сей есть водопад". Державин был знаком с Потемкиным, присутствовал на пышном торжестве в его доме (Таврическом дворце), устроенном по случаю взятия Измаила, и по поручению светлейшего князя составил описание этого праздника. По воспоминаниям современников, "род жизни князя Потемкина в последнее его пребывание в Санкт-Петербурге превосходил все, что только можно себе представить безмерного в расточении, необдуманного в излишестве, недеятельности, легкомыслии в рассуждении обрядов… и гордости к своей отчизне". Нетрудно представить, как поразила современников, присутствовавших еще недавно на роскошном торжестве в Таврическом дворце, внезапная смерть устроителя этого торжества. Водопад в оде Державина символизирует не только блеск богатства и земной славы человека, но также и неизбежность падения, конца, трагического финала, который неумолимо ожидает каждого человека, как бы высоко он ни был вознесен в земной жизни.

Поэт припоминает аналогичные примеры из древней истории - смерть Юлия Цезаря в Сенате от рук заговорщиков, судьбу прославленного византийского полководца Велизария, впавшего в немилость и ослепленного в темнице, из современной Державину военной истории России говорится о судьбе знаменитого полководца, учителя Суворова, П.А. Румянцева, прославившегося победами над Пруссией и Турцией, и, тем не менее, отстраненного от командования в последнюю русско-турецкую войну. Опальный Румянцев предстает как истинный герой, который, отказавшийся от стремления к личной славе, посвятивший себя служению Отечеству, общей пользе россиян. Здесь намечается основная дидактическая линия оды - поэту важно подчеркнуть мысль об общественной значимости, пользе человеческих деяний, о благородстве мотивов, которые должны лежать в основе великих подвигов героев.

Противопоставлению Потемкина и Румянцева как героев, олицетворяющих ложную и истинную славу, в оде соответствует противопоставление двух художественных образов - водопада и тихого ручейка. Замечательна концовка стихотворения, где поэт, как бы устав от блестящих и шумных эффектов водопада, переходит к описанию неброской красоты северной реки Суны - "матери водопадов" - и их полной противоположности. Картина мерного течения реки, полноты, глубины и ясности ее вод, не замутненных ни пеной, ни примесью чуждых течений, дает нам образ совершенно другого идеального человеческого существования, лишенного суеты и бурного кипения страстей, - существования, способного отразить красоту небес.

35. Жанр философской оды в творчестве Державина - лекция + Орлов

К этой группе произведений Державина принадлежат ода «На смерть князя Мещерского», «Водопад», «Бог». Своеобразие философских од состоит в том, что человек рассматривается в них не в общественной, гражданской деятельности, а в глубинных связях с вечными законами природы. Один из самых могущественных среди них, по мысли поэта, — закон уничтожения — смерть.

Новое поэтическое слово Державина особенно ясно прозвучало в оде "На смерть князя Мещерского" (1779). Поводом к его написанию стала кончина приятеля Державина по дружеским пирушкам, близкого к придворным кругам наследника Павла, "сына роскоши, прохлад и нег" князя Мещерского. Смерть представляется Державину поразительно живо, она олицетворяется, "приходит … как тать", скрежещет зубами, точит лезвие косы, блещет этой косой, будто молнией, и "дни мои, как злак, сечет". Она обладает роковыми когтями, от которых "никая тварь не убегает", она "глотает царства", ее взгляд страшен ("и бледна смерть на всех глядит"). Стихотворение поначалу производит впечатление "гимна" всевластию смерти, ее сокрушительной силе, уносящей в небытие людей, царства, миры. Власть смерти надо всем в мироздании абсолютизируется. Но в тот момент, когда, кажется, не осталось для человека ни малейшей надежды, Державин заканчивает стихотворение парадоксальным выводом, призывающим изменить отношение к жизни, воспринять ее не как что-то заслуженное или полученное навсегда, а как "небес мгновенный дар", то, что даровано человеку на миг по прихоти дарителя, и тогда приход смерти можно будет благословить с чистой душой.

Проблематика «мещерской», по выражению Пушкина, оды Державина нашла продолжение в оде «Водопад» (1794). Она была написана в связи с другой внезапной кончиной (5 окт. 1791 г.) одного из влиятельнейших фаворитов Екатерины II, «светлейшего» князя Г. А. Потемкина. Смерть настигла Потемкина по дороге из Ясс в Николаев, после заключения им мира с Турцией. Он умер в глухой степи, на голой земле, как умирают бедные странники. Обстоятельства этой необычной смерти произвели на Державина сильное впечатление и еще раз напомнили ему о превратностях человеческой судьбы:

Чей одр — земля; кров — воздух синь;

Чертоги — вкруг пустынны виды?

Не ты ли, счастья, славы сын,

Великолепный князь Тавриды?

Не ты ли с высоты честей

Незапно пал среди степей?

Символом недолговечной славы и шаткого величия временщиков становится в оде Державина водопад (в годы губернаторства в Олонецкой губернии поэт неоднократно наблюдал водопад Кивач, находящийся неподалеку от Петрозаводска): «Алмазна сыплется гора // С высот четыремя скалами...». Преходящим триумфам вельмож и полководцев Державин противопоставляет в конце оды «истину», т. е. подлинные заслуги перед обществом, независимо от признания или непризнания их верховной властью. Носителем такой добродетели выступает известный полководец — «некий муж седой» — П. А. Румянцев, незаслуженно отстраненный от командования русской армией во время войны с Турцией. Эта подлинная, незыблемая слава воплощается поэтом в образе реки Суны, в нижнем ее течении, где она «Важна без пены, без порыву, // Полна, велика без разливу...».

К «Водопаду» по своему нравственно-философскому содержанию близка отмеченная Белинским ода «На счастие». Слово счастье приобрело в поэтическом языке XVIII в. особое значение, как незаслуженные слава или удача. Впервые в этом новом смысле употребил его Ломоносов в переведенной им оде Жана Батиста Руссо «А lа fortune» под названием «На счастье». Из нескольких значений французского слова la fortune — судьба, удача, успех, счастье — Ломоносов выбрал последнее. В оде развенчивалась мнимая слава завоевателей, царей и полководцев, покупающих свое величие кровью.

Ода Державина «На счастие» написана в 1789 г. Созданная в царствование Екатерины II, она была посвящена искателям удачи не на ратном поле, а при дворе. Практика фаворитизма приобрела в это время откровенно циничный характер. В связи с этим слово счастье приобрело у Державина свой смысловой оттенок. Око связано со служебным, придворным успехом. Как карточный выигрыш, оно зависит от везения, удачи и вместе с тем от ловкости искателя. Внезапно улыбнувшись своему избраннику, оно столь же неожиданно может повернуться к нему спиной. В духе поэтики XVIII в. Державин создает мифологизированный образ счастья — нового божества, которому поклоняются его современники:

О ты, великомощно счастье!

Источник наших бед, утех...

...Сын время, случая, судьбины

Иль недоведомой причины,

Бог сильный, резвый, добрый, злой!

На шаровидной колеснице,

Хрустальной, скользкой, роковой...

В этом новом, особом значении счастье и производные от него слова продолжали употребляться поэтами XIX в.

Большой популярностью в XVIII и даже XIX в. пользовалась ода «Бог» (1784). Она была переведена на ряд европейских, а также на китайский и японский языки. В ней говорится о начале, противостоящем смерти. Бог для Державина — «источник жизни», первопричина всего сущего на земле и в космосе, в том числе и самого человека. На представление Державина о божестве оказала влияние философская мысль XVIII в. На это указывал сам поэт в своих «Объяснениях» к этой оде. Комментируя стих «Без лиц в трех лицах божества!», он писал: «Автор, кроме богословского... понятия, разумел тут три лица метафизические, то есть: бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и нескончаемое течение времени, которое бог в себе совмещает». Тем самым, не отвергая церковного представления о трех сущностях божества, Державин одновременно осмысляет его в категориях, почерпнутых из арсенала науки, — пространства, движения, времени. Державинский бог не бесплотный дух, существующий обособленно от природы, а творческое начало, воплотившееся, растворившееся в созданном им материальном мире («живый в движеньи вещества»). Пытливая мысль эпохи Просвещения не принимала ничего на веру. И Державин, как сын своего века, стремится доказать существование бога.

Сочетание науки и религии — характерная черта философии XVIII в., которой причастны такие крупные мыслители, как Гердер, Вольф, Кант. О существовании бога, по словам Державина, свидетельствует прежде всего «природы чин», т. е. порядок, гармония, закономерности окружающего мира. Другое доказательство — чисто субъективное: стремление человека к высшему, могущественному, справедливому и благостному творческому началу: «Тебя душа моя быть чает». Вместе с тем Державин воспринял от эпохи Просвещения мысль о высоком достоинстве человека, о его безграничных творческих возможностях:

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь — я раб — я червь — я бог!