1 См.: Черных п, я, Язык Уложения 1649 г, м„ 1953, с, 295.

Из относительно немногочисленных случаев употребления в тек­стах некнижного характера форм Т мн. ч. муж. и ср. р. с флексией ■ами большая часть примеров оказывается Ене устойчивых форму­лировок; например, в одном из документов 1631 г., где сообщается о том, что Дети боярские приезжали с писцы, в конструкции не со значением совместности читаем: очная ставка с писцами. В курских челобитных XVII в. новая флексия заметно преобладает в формах существительных, обозначающих бытовые реалии, родственные отношения и т. п., т. е. в формах слов, не характерных для книжного языка: мшаник з дверью и з желабами (и даже з жалобами), дворами завладел, своими дворами живу(т), жыватами их завладгьлъ, с своими себрами, с нашими шабрами, з девер(ь)ями, своими друз(ь)ями; только с -ами отмечаются уменьшительно-уничижи­тельные образования, для которых нет «образцов» в книжном языке: з детишками, с двемя сынишками, з животишками. То же в шуйских актах XVII в., где большая часть примеров с -ами (составляющих менее четверти форм Т мн. ч. муж. и ср. р.) также связана с названиями обиходных реалий: покосами владеют, с хомутами, билъ то кулаками, то толчками, дзумя загонами, с огородами, с топорками, с кистенями. Подобные факты говорят о том, что к XVII в. живая речь уже знала новую форму Т мн. ч. для имен мужского, а также среднего рода, поддержанную един­ством флексий множественного числа непрямых падежей, т. е. характеризовавшуюся тем же формантом -а- со значением множе­ственности, который повторялся также и в окончаниях Д -а-м; М -а-х.

Существительные типа кость до XVIII в. фактически не встре­чаются в Т с формантом -а-; даже тексты XVII в. очень последо­вательно употребляют формы: с вестми (впстьми), граньми, перед дверьми, з дочерми, с записми, крепостьми, с пищалми, как и дет(ь)ми, люд(ь)ми, сан(ь)ми. Флексия этой группы существитель­ных начинает «принимать» формант -а- лишь в самое последнее время, когда он становится «узаконенным» показателем множест­венности, т. е. прочно закрепляется в унифицированных флексиях непрямых падежей множественного числа. Еще у авторов XIX в. постоянно встречаются формы костьми, над пропастьми, сетьми, цепьми; для отдельных существительных такая флексия (наряду с -ами) допустима и сейчас: дверьми, дочерьми, лошадьми, во фра­зеологизмах лечь костьми, сечь плетьми, а также в супплетивных формах множественного числа детьми, людьми.

§ 125. Отмеченное выше своеобразие условий унификации флек­сий в Т сказалось в разнообразии ее результатов по говорам, не соответствующих процессу, как он прослеживается на основании показаний древних текстов, по-видимому, прежде всего отражающих течение процесса в говорах формирующегося великорусского центра. За пределами бывшей Ростово-Суздальской земли флексия -ами в Т мн. ч. до сих пор не является единственно возможной; видимо, ее. преобладание в наше время — результат нивелировки диалек­тов, в ходе которой она вытесняла иные флексии. В частности, во многих средневеликорусских и (особенно) южновеликорусских говорах очень распространена (только в безударном положении) своеобразная флексия -ы/и-ми (окн-ыми, перьими), явно появившая­ся в результате присоединения универсального падежно-чпслоЕого форманта -ми к «старой» форме имен неженского рода. Фонетически (в результате редукции заударного [а]) эта флексия не может быть объяснена, поскольку перед ней задненёбные согласные оказываются смягченными, т. е. [к'и <кы]: ут\к]ими, дсньУт^ими, opeW]uMu. Древние тексты таких форм не отражают, но они должны были формироваться до активизации процесса нивелировки южновелико­русских говоров под влиянием центральных, т. е. до XVI столетия.

На севере (в Прионежье и далее на восток, включая нижнее тече­ние Северной Двины) отражена флексия, представляющая собой результат контаминации (наложения друг на друга) двух вариантов флексии Т: распространяющейся в ходе диалектной нивелировки -ами и развившейся в местных говорах -ама (т. е. -ам- + -и: с дом-амы, коров-амы), явно представляющей собой бывшую флексию Т дв. ч. Такое происхождение флексии -амы подсказывается нали­чием в отдельных северо-западных говорах, а также на Псковщине и вдоль границ с белорусским языком флексии -ама (домама, рукама) и единично отмечаемых словоформ с флексией -амя, отра­зившей иной результат той же контаминации (с сохранением мяг­кости губного перед конечным -а, вытеснившим -и). Источником таких флексий, безусловно, являются формы двойственного числа «парных» существительных (типа ногама, рукама), употреблявшиеся в диалогической речи более часто, чем ногами, руками, и получив­шие после утраты двойственного числа как грамматической катего­рии значение множественного числа. Древние памятники таких (|орм также не отражают. Правда, А. И. Соболевский приводит из текстов XIV — XV вв. редкие примеры с прилагательными и место­имениями: безаконьнымы, околнымы, ратными, вегьмы и есимы, но они могут иметь и иное объяснение (в том числе фонетическое и орфографическое), ибо появление контаминированных форм существительных на территории новгородских колоний в столь раннее время маловероятно.