1 См.: Шахматов а. А. Историческая морфология русского языка, с. 241— 245, 250—253; Кузнецов п. С. Очерки исторической морфологии русского языка, с. 15—16.

Флексия -у в Р-М ед. ч. в древнерусском языке продолжала оста­ваться вариантной (наряду с -а и -гъ/-е) для существительных муж­ского рода с одно- или двухсложной основой с подвижным ударе­нием; втекстах XI — XIV вв. в обоих падежах отмечены словоформы: аду, берегу [брегу), бобу, боку, бору, бою, броду, воску, вьрху, гнгьву, гною, дару, дому, дубу, дългу, году, гробу, гръму, иску, краю, кърму, леду, логу, лугу, лгьсу, льну, меду, миру, мозгу, мосту, мгъху, мъху, низу, олу, пиру, полону, полу, пълку, роду, ряду, саду, септу, снпгу, солоду, стану, суду, търгу, хмелю, часу, чину и др. ¹ В словоформах обоих падежей флексия -у и в последующие столетия удерживается именно в этом круге имен, к которым присоединяются заимствова­ния (шелку, шляху и др.) и топонимы с той же морфонологической характеристикой основы: Дону, Туреиску, Тържьку. Всё те же суще­ствительные оказываются возможными с флексией -у в обоих паде­жах и в современном языке — как в литературном, так и в говорах, хотя в каждом из падежей границы употребления этой флексии зна­чительно расширились, особенно в южновеликорусских говорах.

Памятники письменности отмечают с XV в. заметное расширение функций флексии Р -у/-ю, так что к XVI — XVII вв. она оказыва­ется возможной практически для всех существительных с ударной основой в формах единственного числа, т. е. как с подвижным, так и с постоянным ударением на основе (что лишний раз подчерки­вает отрыв парадигм единственного числа от парадигм множествен­ного числа), а для существительных с вещественным и собиратель­ным значениями — и при постоянном ударении на флексии: борщу, свинцу, киселю, ячменю.

Шахматов А. А. Историческая морфология русского языка, с. 241.

Пытаясь классифицировать многочисленный материал великорус­ских памятников (преимущественно XV — XVII вв.) с отражением флексии -у в Р муж. р., А. А. Шахматов высказал мысль о связи этой флексии с общей семантикой существительных, ибо, по его наблюдениям, «окончание -у переносилось в те основы на *-б, кото­рые не обозначали индивидуальных предметов» (в связи с чем оно, вероятно, и не закрепилось среди имен с личным значением и вообще одушевленных), и характеризует такие группы существитель­ных, как «1) слова, означающие вещество или собрание предме­тов; 2) слова, означающие местности; 3) слова, означающие отвле­ченные понятия» ^х. Многочисленные исследования 40—60-х годов по истории именного склонения дали чрезвычайно большой мате­риал, с одной стороны, подтверждающий, что именно эти семанти­ческие группы существительных особенно «охотно» принимают в Р флексию -у и в текстах XVI — XVII вв. почти не встречаются с -а, с другой стороны, регистрирующий факты употребления -у в фор­мах существительных со значением «индивидуальных предметов». В. М. Марков обратил внимание на то, что среди существительных, принимающих в Р флексию -у, много имен, соотнесенных с глаго­лами н употребительных при глаголах: бою, доводу, доходу, искупу, заводу, заряду, найму, наряду, надобору, оброку, обыску, окладу, остатку, отводу, ответу, отказу, откупу, отпуску, отъ/ьзду, перевозу, подговору, посулу, походу, приговору, приказу, приходу, пригьзду, приюту, провозу, прокорму, промыслу, проходу, роззозу, розгону, розд/ьлу, роспросу, с(ъ)бору, смотру, с(ъ)носу, совпту, спору, сыъзду, сыску, указу, умолоту, угъзду (в М эти существитель­ные -у, как правило, не имеют). Например, в деловых текстах на­чала XVII в. южновеликорусского происхождения такие формы осо­бенно широко распространены: от тозо бою поб/ьжал (здесь же: ...в моем иску брата моего а сынишка бои и в грабежи); Взял я...

наряду и в твоей г(осударе)ве казне зелья и свинцу и всяких пушеч­ных запасов (здесь же: О зельи о пушечномъ и о пищалном и о наряде и о всяких пушечных запасех); учинилос недобору (здесь же: в не­доборе); хлгъбново недороду (здесь же: б хл/ьбном недороде); Оброку с тех мжтечакъ 10 алтын (здесь же: Земля... была в об­роке за Феткам Колцовым); Разорены без остатку (здесь же: б остатке); после отказу (здесь же: в отказе); недобрано против откупу (здесь же: Откупщики... в откупе откажуть); без отпуску (здесь же: Отписка... а отъпуске); с тово перевозу, от того пере­возу (здесь же: на р/ьке на Семи на перевозе); от их подговору (здесь же: б подгозоря); ис походу (здесь же: Был я в походе); Приезду торговымъ людемъ мало было (здесь же: о приезде); для приходу воинскихъ людей (здесь же: о приходе); для роспросу (здесь же: б роспросе сказал); для смотру (здесь же: о смотре); Искал я на нем... сносу 25-ти рублев (здесь же: Сыскав... во крестьянства и в сносе дати ему на них суд).

Пытаясь объяснить причины особенно широкого распростране­ния флексии -у в Р именно отглагольных образований, Марков ука­зывает на соотнесенность с глаголами тех имен с односложной ос­новой (и с подвижным ударением), которые обычны с -у в старосла­вянских и старейших древнерусских текстах: даръ — дарити, рядъ — рядити, търгъ — търговати, чинъ — чинити \ Хотя надо отметить, что эти имена в словообразовательном отношении не яв­ляются отглагольными (исторически во всех этих случаях глаголы произведены от именных основ, что отражено в огласовке соответ­ствующих корней). Вместе с тем при таком соотнесении остается необъясненным не менее широкое распространение флексии -у в кругу вещественно-собирательных наименований, где она употреб­ляется без каких-либо ограничений и фиксируется повсеместно. Очевидно, причины столь значительного расширения функций флек­сии -у в обоих группах имен должны быть идентичными.