гласными. — Вопр. языкозн., 1959, № 4.

3 К. В. Горшкова и др. 65

Под падением редуцированных понимается процесс утраты редуцированных гласных как особых фонем. Если исходить из того, что основным ДП редуцированных была их количественная характеристика (а иные признаки, которые бы противопоставляли (ь ~ е) и (ъ ~ о), обнаружить трудно), то следует считать, что падением редуци­рованных завершился длительный процесс преобразования пра­славянского вокализма, связанный с утратой фонологической зна­чимости первоначальных различий гласных по длительности.

Утрата редуцированных проходила как исчезновение гласных до звукового нуля — в слабых позициях и совпа­дение с гласными полного образования — в сильных позициях. Начало процесса, очевидно, относится ко времени до появления старейших письменных памятников, может быть, к рубежу X— XI вв., так как уже древнейшие тексты знают пропуск букв ь, ъ в случаях, где они некогда обозначали гласные в абсолютно слабой позиции: кто, князь, птица, книгамъ (вм. къто, кънязь, пътица, кънигамъ) в Остр. ев. Процесс падения редуцированных, безусловно, был длительным, охватывавшим значительный промежуток времени; при этом принято считать, что абсолютное совпадение сильных редуцированных с гласными полного образования (во всех без исключения восточнославянских диалектах изменение (ь > е), (ъ > о)) происходило позднее, чем исчезновение слабых. Случаи написания букв е, о в словоформах, некогда содержавших сильные редуцированные, в памятниках письменности встречаются только с XII в.; видимо, к этому времени и относится окончательная пере­стройка вокализма (полностью исчезли (ь, ъ) как самостоятельные фонемы) в живой восточнославянской речи.

1 См.: Шахматов а. А. Очерк древнейшего периода истории русского языка, с. 203—21с; Сидоров в. Н, Из истории звуков русского языка, с, 5—37,

Исчезновение [ъ] в абсолютно слабой позиции, разумеется, еще не могло означать утраты редуцированных как самостоятельных фонем, а могло лишь отражать процесс сужения их функционирования. А. А. Шахматов в свое время привел ряд доводов в пользу того, что в языковом сознании писцов старейших текстов буквы ь, ъ соотносились с особыми фонемами, отличными от (е, о); ряд дополнительных соображений по этому поводу был высказан позднее В. Н. Си­доровым ¹. Учитывая, в частности, что писцы «Остромирова евангелия» очень последовательны (за редкими исключениями) в употреблении букв ь, ъ (в соот­ветствии с их этимологией), Шахматов сопоставлял эту последовательность с обычным для них смешением написаний ж и оу, а и о, которые, несмотря на стрем­ление следовать орфографии оригинала, вполне естественны, коль скоро они не соотносились в языковом сознании переписчиков с противопоставлением носо­вых ~ неносовых гласных. Обращено внимание и на то, что Анна Ярославна для передачи фр. [э] воспользовалась именно буквой ъ (ръина). Сидоров напом­нил о довольно последовательном оформлении в восточнославянских списках флексии Т единственного числа имен мужского и среднего рода с редуцирован­ными, т. е. -ьмь, -ъмь, а не -емь, -омь, как в собственно старославянских. Причем отражение здесь собственно восточнославянских окончаний несомненно, коль скоро в современных говорах не встречается в этой флексии [6] (или [6:], fyb]), который возможен лишь на месте прасл. [о] под новой акутовой интонацией, а в украинском языке, отражающем на месте прежних [о, е] в новых закрытых слогах [i] (например, кШ < котъ), известны лишь флексии -ом1-ем (не-Mi), следовательно, из -ъмь/-ьмь. Неизвестны в старейших текстах и написания с отра­жением (е) или (о) перед плавными: авторы деловых документов (начиная с Мет. гр.) и частных писем (в частности, берестяных грамот) последовательно пишут вьрхъ, дьржа(ти), дължьни,запъртити, пълнъ (и вьрьхъ, пълънъ) и т.д., а переписчики канонических текстов нередко нарушают традиционную орфогра­фию (требовавшую церковнославянских написаний типа дрьжати, плънъ)^ употребляя те же (типа дьржати) или контамннированиые написания типа дьрьжати, дълъжьни.

То, что к концу XII в. редуцированных как самостоятельных гласных фонем в живой восточнославянской речи уже не было, доказывается массовыми случаями употребления букв ь/е (и /ь) и ъ/о как графических дублетов, использовавшихся для обозначения (е, о) (независимо от их этимологии, т. е. не только из [ь, ъ], но и старых) и в собственно орфографических целях — в соответствии с ранними написаниями ь, ъ как знаков слабых ре­дуцированных. С конца XII и на протяжении всего XIII в. подобная орфографическая «неупорядоченность» обычна для авторов частных писем на бересте: перьдо тобою, бгълоки, во дворо, гъже, ко Фъмъ (вм. передъ тобою, б/ьлъкы, въ дворъ, гоже къ Фомгъ); для пис­ца Смол. гр. 1229:буд/ьте(вы.будешь),наберьго(вм. берегъ,) нальэлъ (вм. нал!ъзлъ),дъ е/ъка(вм.довя>ка);для автора надписи первой поло­вины X111 в. на стене Смоленского собора: игумьнмь (вм. игуменомь), великъму (вм. великому), кънца (ви.коньца)), помъзи (вм. помози) и других текстов, созданных авторами, не обладавшими традиционной орфографической выучкой и не списывавшими с ориги­налов, созданных в более раннюю эпоху ¹. Изредка встречаются такие написания и в текстах канонического содержания с более «строгой» орфографией. Отчасти это явление связано с нормами тогдашнего книжного чтения, в соответствии с которыми полагалось произносить [е, о] везде, где в старинных рукописях писалось ь,ъ — независимо от их позиции (сильной или слабой), актуальной для живого общения, а не для системы книжного языка. Именно по­этому в словоформах, вошедших впоследствии в русский язык из книжно-литературного языка (а не из языка, использовавшегося в повседневном общении), [е, о] произносятся не только на месте сильных, но и на месте слабых редуцированных: греческий (< грьчъ-скыи, ср. грецкий), отеческий (<^отьчьскыи, ср. немецкий <^нпмьчь-скыи), восход (< въсходъ, ср. всходы) и т. д. Однако сам факт книж­ного прочтения слов с ь, ъ как с гласными [е, о] говорит о том, что к XIII в. соответствующие буквы уже не связывались в сознании книжников с особыми фонемами, отличными от (е, о).

0 том, что совпадение редуцированных <ь, ъ) с (е, о) заверши­лось до прекращения общедревнерусских языковых изменений, свидетельствует и тот факт, что его результаты не дают изоглосс на территории распространения восточнославянских языков.