22. Анализ феномена игры с позиции современной теории и практики.

игра с самого начала претендует на принадлежность к роду феноменов, поскольку существительное «игра» – отглагольное. Оно образовано от глагола «играть», а играть – значит быть определенным способом. Перефразируя Декарта, «играю, следовательно существую» – что и доказывает феноменальную природу игры.

Первым делом обратим внимание на то, как широко используется слово «игра». Играют люди и животные, дети и взрослые, актеры и музыканты, поэты и художники, политики, бизнесмены и так далее до бесконечности. Если же вспомнить шекспировское «Жизнь есть Театр, а люди в нем актеры», то напрашивается вывод, что между игрой и жизнью вообще нет различия и значит попытки раскрыть феномен игры обречены на провал. Кроме того, повседневная речь говорит об игре волн и ветра, красок и света, естественных и сверхестественных сил (например Бога с дьяволом, дьявола с человеком), и тогда напрашивается еще более сильный вывод: игра – космическая универсалия, или «всё есть игра». Такое воззрение я называю «панигризмом» (подобно пантеизму или панпсихизму), а для феноменолога панигризм – верный признак того, что мы имеем дело со сложным феноменом.

Первый момент игры – подражание. О нем либо прямо говорится в разных толкованиях феномена, либо говорится с использованием слова «воспроизведение». Однако «подражание» лучше «воспроизведения». «Воспроизведение» явно искажает схваченный момент феномена, ибо говорит все же не о подражании. И действительно: когда подмастерье воспроизводит действия мастера, он повторяет эти действия, но не подражает (и уж тем более не играет). Ибо если подражает, то тогда любое повторение будет подражанием, что явно лишает слово «подражание» его особого смысла. Иными словами, схватив первый момент в слове «подражание», мы тут же наталкиваемся на трудность: чем подражание отличается от повторения? Отличие подражания от повторения очевидно: совершается иное по содержанию действие, но осмысляется как такое же, точнее – как если бы оно было таким же. Без осмысления в модусе «как если бы» схожее действие останется всего лишь подобием, и наоборот – даже если между действиями нет никакого сходства, осмысление одного из них как другого превращает первое в подражание. Сходство лишь помогает осмыслить действие условно, однако само в понятие «подражание» не входит. Всякое действие будет подражанием, если оно осмыслено в модусе «как если бы». Более того, полное сходство, т.е. повторение, как раз исключает возможность такого осмысления, ибо модус «как если бы» подразумевает, что полного сходства быть не должно. Так понимаемому подражанию как будто бы противоречит случай, когда один человек подражает другому: его походке, голосу, жестам. В этом случае первый именно повторяет действия второго или делает их похожим образом. Однако это противоречие лишь кажущееся, ибо и здесь имеет место условное осмысление: подражающий осмысляет свои действия как если бы они были чужими. И чтобы помочь зрителю в таком же осмыслении, он повторяет действия подражаемого. Данный пример означает, что следует различать подражание бытию и подражание сущему. В первом случае человек осмысляет свое действие как другое, но свое же; во втором – как такое же, но чужое. В первом случае человек делает одно, но как если бы он делал другое, во втором – человек делает одно, но как если бы это делал другой. Однако и там и там присутствует условное осмысление, что и превращает действие в подражание. Следовательно, подражание – это действие, осмысленное условно.