Фомина молчит в задумчивости.

ФОМИНА: Понимаешь, Серёжа. Месяца три назад у меня кончился стиральный порошок. Я поехала в хозяйственный. Это тут, на сорок пятом километре. По дороге я как-то задумалась. О любви, о печали, о надежде. Задумалась и отключилась. А когда я снова вкоючилась, меня жутко рвало. Кровь хлобыстала. Какие-то люди волокли меня в "скорую помощь". А моя бедная машинка стояла, основательно врубившись в столбик со словами "ГАИ Московской области приветствует внимательных водителей".

СТЕПЦОВ: Что, серьёзно? Ты попала в аварию? Я не знал.

ФОМИНА: Сотрясение было сильное. Так что я многое подзабыла. Вылетело всё из дырявой башки. Ты уж не обижайся.

СТЕПЦОВ: А сейчас как? Болит голова?

ФОМИНА: Да нет. Раньше сильно болела, а теперь почти прошло.

Степцов пытается прикоснуться к её голове, повязанной косынкой. Фомина пятится и ускользает от него.

ФОМИНА: Ну, расскажи мне ещё что-нибудь про нас с тобой.

СТЕПЦОВ (усмехается): Что тебе рассказать? Однажды я тебя очень долго ждал. Ты была на каком-то длинном собрании, комсомольская богиня, вы там то ли выбирали кого-то, то ли, наоборот, - убирали. А я сидел на подоконнике напротив актового зала, ждал тебя и курил. Сначала подошёл ко мне пожарник и сказал, что нельзя курить, потом стукачка из деканата, тоже сказала, что здесь не курят, потом проректор по науке, толстый этот. А я всё сидел на подоконнике, курил, ждал тебя и думал: зачем я её жду? Мне хотелось показать тебе дом, в котором я родился. Мой отчий дом. Дед у меня был врач, и прадед тоже, и у нас был свой дом на краю города, такая старая дача, тёмные брёвна, веранда с цветными стёклами, золотые шары в саду. Окрестные жители так и называли - дом доктора. Вот там я родился, вырос и школу закончил. А потом город стал наступать, метро прорыли, дом наш снесли. И на его месте ничего не построили. Так что я хотел показать тебе пустое место от своего отчего дома. Я тебя ждал, ждал... Темнеть стало, дождь пошёл, собрание кончилось, мы ехали вместе в совершенно пустом троллейбусе и молчали. На перекрёстке я сказал тебе "пока" и пошёл в общагу портвейн пить. А ты дальше поехала...

ФОМИНА (помолчав): Да. Даже жалко, что тебя скоро убьют.

СТЕПЦОВ: Знаешь, Аня. Есть у меня к тебе одна просьба.

ФОМИНА: Говори.

СТЕПЦОВ: Обещай, что не откажешь.

ФОМИНА: О чём разговор...

СТЕПЦОВ: И не будешь смеяться.

ФОМИНА: Не буду смеяться.

СТЕПЦОВ: Дай слово.

ФОМИНА: Даю.

СТЕПЦОВ: Я хочу вымыть твои волосы.

ФОМИНА (громко, глупо хохочет): Хахахахахахаха! (Прикрывает рот ладонью). Извини.

СТЕПЦОВ: Мне ничего так сильно не хотелось. У тебя такие чудесные волосы. Только не под краном вымыть, а по старинке. Долго-долго поливать из кувшина.

ФОМИНА: Ну, попробуй. Должны же у человека мечты исполняться. На, мой. (Снимает платочек с головы. Она брита наголо.)

Пауза. Фомина стоит, наклонив голову.

СТЕПЦОВ: Это из-за катастрофы, да?

ФОМИНА: Понимаешь, мне голову в двух местах зашили. Как только волосы отрастут немножко, тут же башка болеть начинает.

СТЕПЦОВ (расматривает её голову, осторожно касаясь пальцами): Вот тут зашивали? И тут тоже, да? Ничего, аккуратно зашили.

ФОМИНА: Какие у тебя руки хорошие. Даже приятно, когда ты трогаешь. Тебе, Сергуня, тоже надо было стать доктором. А не сценарный факультет заканчивать, чтобы грузчиков лупить. (Выпрямляется, поднимает голову).

Они смотрят друг на друга. Знаешь, что? Теперь тебя, пожалуй, не убьют! Точно. Потому что твоя мечта ещё не сбылась. А убивать человека, у которого мечта не сбылась, никто не станет. Теперь тебя долго не убьют! Пока я длинные волосы не отращу. Вот!

СТЕПЦОВ: Да меня и так не убьют. (Усмехается). Я ведь уже расплатился давно. И ребят своих послал вломить кому надо.

ФОМИНА (сварливо): Что ты тогда мою больную голову морочишь? Дурак! (Тут же): Что бы тебе такого подарить? Давай, Сергуня, крестами поменяемся?

СТЕПЦОВ: Лучше майками.

ФОМИНА: Запросто.

Фомина и Степцов одновременно стягивают майки, секунду смотрят друг на друга и обмениваются ими.

От тебя Новым годом пахнет. Ёлкой.

СТЕПЦОВ: Это просто водка такая, можжевеловая. Анька, у тебя рюкзак есть?

ФОМИНА: Вон красный, в прихожей висит.

СТЕПЦОВ: Бери рюкзак, поедем с тобой яблоки воровать.

Фомина глядит, не понимая.

Мы с пацанами, с одноклассниками, раньше каждую осень в сады лазили, там, у нас, на окраинах. Яблоки трясли. Традиция такая. Даже когда школу закончили, уже здоровенные дядьки, специально собирались каждую осень и ехали яблоки воровать.

ФОМИНА: Психи вы, мужики, непролазные.

СТЕПЦОВ: Поехали, Анька.

ФОМИНА: Во-первых, сейчас август. Яблоки ещё не созрели. А во-вторых, нам непременно накостыляют.

СТЕПЦОВ: Ты, Анна, не боец. (Берёт радиотелефон). Здравствуйте, Дубровина, пожалуйста. Это Степцов говорит. А. Ну ладно. Передайте, хотел позвать его яблоки воровать. (Даёт отбой). В Федеральном собрании, видите ли, заседает. (Снова набирает номер). Алё, Наташа? А Саня где? Что это вдруг? Как приедет, скажи, пора яблоки воровать. Целую. (Отбой). Этот сквалыга в Вене вальсы слушает... (Набирает номер). Добрый день, соедините меня, пожалуйста, с Марченко. Не может быть... Нет, нет, спасибо... (Отбой). Арестовали вчера, представляешь? Уже фирму описывают. Банкир, трам, та-ра-рам... Видно, придётся мне одному яблоки трясти. А одному - несподручно.

ФОМИНА: Я с тобой как-нибудь потом поеду яблоки воровать. Обязательно. Я тебе обещаю. А сейчас я просто не могу. Извини, Серёжа. Знаешь, у меня сейчас всё очень плохо...

СТЕПЦОВ: Что у тебя плохо? Расскажи мне.

ФОМИНА (Помолчав): Странно. Раньше я всё ждала, что придёт какой-нибудь хороший человек и спросит: "Расскажи мне, что с тобой было". И я расскажу. А теперь я никому ничего не могу рассказать. Перехотелось, что ли...

СТЕПЦОВ: Это потому что ты гордая.

ФОМИНА: Я только думаю, что я гордая. А на самом деле у меня просто характер тяжёлый.

Пауза.

Знаешь, давай вот что. Встретимся с тобой, когда у меня всё будет хорошо. Уже скоро. Сейчас у нас что? Август? Вот давай в октябре. Нет, в ноябре. Уж в ноябре-то у меня точно всё будет хорошо! Решено! Пятнадцатого ноября я прихожу к тебе в переход. В ларьки. Ночью.

СТЕПЦОВ (смеётся): Зачем в переход? Почему ночью?

ФОМИНА: А я люблю ночные подземные переходы. Электричество гудит, ветер жует, клочья всякие летят и пахнет осенними цветами, горько-горько. У тебя в переходе продают осенние цветы?

СТЕПЦОВ: Будет сделано, ваше величество.

ФОМИНА: Ну вот видишь, как всё здорово.

Степцов молчит.

Ведь всё здорово, правда?

СТЕПЦОВ: Клёво всё до невозможности. Я только никак не пойму: почему ты должны крутить романы неизвестно с кем, если есть я? Почему я должен жить с тупорылыми бабами, если есть ты?

ФОМИНА: Вот в переходе-то мы всё это и обсудим. И что-нибудь вместе придумаем.

Пауза.

Ну, пока?

Пауза.

СТЕПЦОВ: Пока.

Рукопожатие. Он уходит.

Фомина стоит задумавшись, потом бросается к кубу, поворачивает его так, что к залу обращается стиральная машина, нажимает на кнопки, загораются лампочки, слышится журчанье воды. Фомина садится на пол и смотрит, как крутится в машине тряпьё. Звонит телефон. Она не берёт трубку. Телефон звонит долго. Выходит Еловецкий с телефонным аппаратом.

ЕЛОВЕЦКИЙ: И чего я, собственно, ей названиваю? Зачем она мне сдалась? Чего в ней такого? Ничего. Странная всё-таки штука. Бывают на свете тётеньки, на которых можно очень круто подсесть, как говорят наркоманы. Ничего в ней нет, а поди ж ты... Да, да, именно подсесть, как на героин. Подсел и всё, амба. Туши свет. Вот и Москва тоже из этой породы. Ведь дыра дырой, а как подсядешь на неё в детстве, так уж и не разлюбишь до смерти. Город герой красавица Москва. Город номер семьдесят семь, как пишут на новых автомобилях. Зачем я всё-таки ей звоню? А, это я попрощаться звоню. Осень ведь уже, пора в тёплые края перебираться. (Кладёт трубку, надевает плащ и шляпу, чемодан берёт).

Занавес закрывается. Еловецкий на авансцене.

Уезжаю тосковать по Москве. Большой город . Очень большой. На северо-востоке может хлестать дождь, а на юге - светить солнце. Что же это всё-таки за город?

За занавесом лупят молотком по железу. Еловецкий возвышает голос.

Кто он? Он или она? Герой или красавица? Бедный герой! Невезучая красавица! Ты будешь ждать, когда я вернусь? Ты узнаешь меня? Ведь это же я, я! Это я сплю в метро, курю на ходу, прячусь от дождя в подворотне, спускаюсь спящим ночным переулком к реке, и твоё хмурое небо смотрит в моё окно. Москва! Отдай моё сердце! (Стремительно уходит, убегает со сцены).

Занавес открывается. Подземный переход. Ночь. Гудит электричество. Дует ветер. Летят клочья бумаги и обрывки белых осенних цветов. Ларьков нет. Только один остался. На нём вывеска - "Пуговицы". Его заколачивают железными листами. Чистильщик сапог собирает свой скарб. Появляется Фомина в пальто. Волосы у неё отросли. Фомина озирается по сторонам. Рабочие заканчивают заколачивать ларёк и уходят.

ФОМИНА (чистильщику): кажите, а вот тут раньше были ларьки. И хозяин. Такой высокий...

ЧИСТИЛЬЩИК: Серёжа!

ФОМИНА: Серёжа.

ЧИСТИЛЬЩИК: Разве не знаете? (Смотрит на Фомину). Убили его.

Фомина молча опускается в кресло перед чистильщиком.

В сентябре ещё. Понимаете, он ведь здешний, из дома доктора. У них с пацанами привычка была - по осени лазить в сады, яблоки трясти. Даже когда выросли, всё равно собирались и лазили. Да. И вот в сентябре он очень хотел поехать, всё звонил своим, а никто не мог. Тогда он поехал один. Чудной он всё-таки. На "БМВ" поехал яблоки воровать. Перелез через забор и стал трясти. А там в доме пенсионер сидел одинокий. Ну, увидел, что яблоки трясут, и шмольнул из ружья. Да. Серёжа совсем не мучился. Сразу умер. В саду. Под яблонями, на коричневых листьях. А пенсионера в дурдом посадили. Куда катимся?...(Пауза). А вы как поживаете?

ФОМИНА: Я?... У меня... У меня всё хорошо...

Фомина сидит неподвижно. Чистильщик начинает чистить её сапоги. Мимо торопливо идёт прохожий. На шапке и на плечах у него снег. Он стряхивает снег, топает ногами.

ФОМИНА (Изумлённо): Снег... (Встаёт.) Снег! Вот кто настоящий герой этой истории... Грустная жизнь городского снега. Его первый приход, непременно тайный, ночной. Почтальоны и дворники встречают его на рассвете. Первый снег. Но никто не провожает последний снег, когда он такой некрасивый, и все ждут его ухода, торопят его конец...

Издалека слышится музыка. Из кулис выходят музыканты, пьяницы, цветочницы и Степцов.

СТЕПЦОВ: Она плачет! Она плачет из-за меня! Чёрт побери, она пришла и она плачет из-за меня!

ФОМИНА (Делает движение броситься к нему, но останавливается поражённо): Ну, ты козёл... Ну, придурок... (Ладонью вытирает слёзы). Вот сволочь, а? Видеть тебя не желаю, идиот чёртов!

СТЕПЦОВ: Как я люблю тебя! Как я счастлив! Как я богат! Как здорово жить на свете!

ФОМИНА: Козлы! Козлы! Козлы!

СТЕПЦОВ: Шампанского!

Звучит музыка, хлопают пробки, весело.