Звонит телефон. Она берёт трубку. Возникает Еловецкий.

ЕЛОВЕЦКИЙ: Слушай, тут вчера такое было! Мы с Литвиновым поехали в "Славянскую". У него там одноклассник сутенёром работает. И Литвинов так ловко сговорился, что выторговал двух классных шлюх за полцены, представляешь?

ФОМИНА: Вот свезло-то, а?

ЕЛОВЕЦКИЙ: Я привёз свою к себе... Это такой чудесный человек. Она мне утром яичницу зажарила - пальчики оближешь. Унитаз починила! Там, оказывается, надо было в бачке одну пупку поправить. Я вот думаю, может, мне на ней жениться?

ФОМИНА: Погоди. А как же с той женищной?

ЕЛОВЕЦКИЙ: С которой?

ФОМИНА: Которую ты любил в Израиле. Всю зиму.

ЕЛОВЕЦКИЙ: Аньк, да ты что, спятила? В Израиле зимы вообще не бывает.

ФОМИНА: Ну, ты и крендель, друг мой! Хорош гусь, ничего не скажешь!

ЕЛОВЕЦКИЙ: Да, Ань, я что звоню-то. Ко мне только что на секунду заскочил Степцов. Он уже поехал к тебе. Чтобы тебя прирезать. Схватил нож и поехал. Он к тебе едет. Так что я тебя предупреждаю.

ФОМИНА: Большое спасибо. Собаку я завещаю тебе. Собачий паспорт и карточка прививок - в среднем ящике письменного стола. (Вешает трубку, подходит к поникшей Шурочке). Ты, Шурик, вот что. Ты езжай сейчас домой. Сиди и жди своего космонавта. Он обязательно приземлится. Надо только подождать. Сразу ничего ни у кого не бывает. А ты ему пока что-нибудь свяжи. Носки, например. А то он там зазяб, небось, в своём космосе. Вот и свяжи ему носки. Сплети коклюшечным способом. Ты езжай домой, потому что ко мне сейчас приедет один человек, чтобы меня прирезать.

ШУРА: Как прирезать? За что?

ФОМИНА: Сама толком не знаю. Это долгая история.

ШУРА: Может, вызвать милицию?

ФОМИНА: Не стоит. Он парень надёжный. Раз сказал - прирежет, значит, так надо. И никаких.

Шура смотрит на Фомину, оторопев.

ФОМИНА: У тебя всё будет хорошо. Космонавт скоро вернётся. Ты будешь варить ему варенье и читать вслух рассказы Паустовского. Можешь потом забрать себе мою стиральную машину. А космонавту передай, что я хотела пожать его мужественную руку. Счастливо, Шура.

Шура пятится к кулисе, оторопело глядя на Фомину и прижмая ладонь к губам. Потом стремительно возвращается к Фоминой, порывисто обнимает её и убегает.

Оставшись одна, Фомина разглядывает себя в зеркало, поправляет одежду, душится, прихорашивается. Звонит телефон. Она берёт трубку.

ГОЛОС МАЛЬЧИКА: Приём-приём. Ань, ты хорошо поживаешь?

ФОМИНА: Поживаю хорошо, приём.

ГОЛОС: Давай знаешь чего?

ФОМИНА: Чего?

ГОЛОС: Давай хвастаться.

ФОМИНА: Хвастаться? Конечно, давай. Давно я что-то не хвасталась.

ГОЛОС: Ты первая.

ФОМИНА: Нет, ты первый.

ГОЛОС: А мне зато из Австралии прислали живого кенгурёнка. Вот, послушай, как он у меня хрюкает. (Мальчик похрюкивает).

ФОМИНА: Ну и что? Зато моя подруга скоро выйдет замуж за космонавта, и нам всем дадут скафандры и суп из тюбиков.

ГОЛОС: А у нашей учительницы по английскому все зубы изо рта вынимаются.

ФОМИНА: А зато мой дедушка, когда был маленький, с двадцатого этажа свалился, и ему ничего не было. Отряхнулся и дальше побежал.

ГОЛОС: А у меня зато - есть один друг-псих.

ФОМИНА: А у меня зато - все друзья - психи.

ГОЛОС: А у меня зато - уши от головы отстёгиваются.

ФОМИНА: А меня зато - скоро прирежут.

ГОЛОС: По шуточкам, да?

ФОМИНА: Это уж как получится. Если не по шуточкам, то возьмёшь себе потом мой велик. У него, правда, задний фонарик отвалился.

ГОЛОС: Ничего, мне папка привинтит. А теперь давай дразниться.

ФОМИНА: Давай, мышь хвостатая.

ГОЛОС: Сама огурец кусачий.

ФОМИНА: А ты - бритый крыжовник.

ГОЛОС: А ты - сушка дырявая.

Фомина хохочет, падает на пол и болтает ногами. Входит Степцов с радиотелефоном в руке.

ФОМИНА: Всё, Никитос, пока, меня резать приехали.

МАЛЬЧИК: Расскажешь потом?

ФОМИНА: Постараюсь. Конец связи. (Кладёт трубку и остаётся лежать на полу). Здравствуй, Серёжа. (Рукопожатие). Резать меня приехал? Ну и правильно. Давно пора.

Степцов озирается по сторонам. Фомина качает ногой и рассматривает носок своей туфли.

ФОМИНА: Выпить хочешь? (Встаёт поворачивает куб так, что лицом к залу обращается холодильник). Пива или оранжаду? Это ты удачно придумал - меня зарезать. Ты меня зарежешь, через день-другой тебя кокнут, и виноватых нет. Умно. Ловко. Молодец.

СТЕПЦОВ: Твой дом теперь совсем другой.

ФОМИНА: Можно подумать, что ты видел, каким он был раньше.

СТЕПЦОВ (смотрит на неё изумлённо): Ты что, забыла? Я же приезжал сюда однажды.

ФОМИНА: Ты что-то путаешь.

СТЕПЦОВ: Да нет, ну как же. Это было сто лет назад. Курсе на четвёртом или на третьем. В конце весны. Однажды вечером я позвонил тебе сюда, чтобы спросить какие-то конспекты. Они мне были на фиг не нужны, просто мне страшно захотелось тебя услышать. Я сидел дома один, целый час тупо таращился на телефон и думал: "Ну что я буду звонить? Не буду я звонить." И позвонил. А ты сказала: "Серёга, мне так страшно тут одной. Приезжай, пожалуйста." Была ночь...

ФОМИНА: Ещё бы не страшно! Тут в конце весны по ночам знаешь, что творится? Всё шуршит, квакает, ухает, коты орут, ёжики топочут.

СТЕПЦОВ: Пока я ехал, я почему-то волновался. Мне даже пришлось постоять вон там на мосту, чтобы успокоиться. Я слушал, как шумит эта маленькая тёмная речка. Потом я пришёл к тебе, мы поговорили о какой-то ерунде, выпили чаю и легли спать.

ФОМИНА: Что, правда?!

СТЕПЦОВ: В разных комнатах.

ФОМИНА: А.

СТЕПЦОВ: Утром я проснулся рано, было такое солнечное, щебечущее утро, мне захотелось разбудить тебя. Но я боялся, что, если я поднимусь к тебе на второй этаж, если постучу в твою комнату, ты меня так отошьёшь, обсмеёшь с ног до головы, ты, насмешливое сердце! И я постучал шваброй в потолок. Мы пошли в лес. Ландыши собирали. Ты ещё меня учила, что ландыши распускаются тогда, когда молодые скворцы вылетают из гнёзд.

ФОМИНА: Обалдеть.

СТЕПЦОВ: Неужели не помнишь?