Глава 28 о дружбе

М. сравнивает свой метод работы с искусством одного знакомого живописца: последний выбирает самое лучшее место посередине каждой стены и помещает на нем картину, а пустое пространство вокруг заполняет гротесками, разнообразными и причудливыми. «Что же не иное и моя книга, как не те же гротески, такие же диковинные тела, слепленные как попало из различных частей, без определенных очертаний, последовательности и соразмерности, кроме чисто случайных?». Правда, умения его хватает лишь на это, задумать прекрасную, тщательно продуманную картину он не может. Поэтому он решил позаимствовать ее у Этьена де Ла Боэси, его покойного друга, вставив в повествование произведение «Добровольное рабство», написанное им в юном возрасте в жанре опыта (позднее оно было напечатано в одном из антиправительственных памфлетов гугенотов. Но М. защищает честь друга, оправдывая Ла Боэси тем, что произведение было написано в столь раннем возрасте, и что этот человек всегда свято повиновался законам государства, был против всякой смуты. В конце главы М. решает вместо «Добровольного рабства» поместить в «Опыты» 22 сонета Ла Боэси, произведение более веселое и жизнерадостное).

Рассуждая о дружбе с Ла Боэси, Монтень сравнивает ее с другими видами человеческих связей: родственной, общественной, любовной. Однако все они меркнут перед безусловной ценностью дружбы. Семейные отношения основаны на неравенстве, социальном и материальном, помимо этого, совершенно необязательно, чтобы связанные кровными узами люди имели общие склонности и привязанности. Любовь – чувство переменчивое, в описании Монтеня вообще больше похоже на страсть, которая, пресыщаясь собой, исчезает.

Чаще всего за дружбу принимают поверхностные связи, основанные на взаимном договоре, умеренности, взаимном терпении и т.п. Истинная же дружба исходит из полного единения душ и воль друзей. В ней не существует просьб и уступок – оба составляют единое целое, для них все – общее. Поэтому настоящая дружба может быть только между двумя людьми: нельзя отдавать всего себя кому-то еще, кроме своего единственного друга.

Глава 30 Об умеренности

Неумеренность в добродетелях и законных удовольствиях могут превратить их в пороки (например честный, исполненный достоинства брачный союз может стать легкомысленной и сладострастной связью).

Человек поступает глупо, пытаясь ограничить количество и сладость предоставленных удовольствий, как и приукрасить страдания. Современные врачеватели же лечат только мучениями и наказаниями, что М. кажется неправильным и неестественным. Не менее странным М. кажется и мнение о том, будто бы небесам и природе можно угодить кровопролитием, как это признавалось всеми религиями.

Глава 39 Об уединении

Изречениями вроде «Мы рождены для общества, а не для себя» чаще всего прикрываются честолюбие и стяжательство. Добро же и зло можно творить повсюду. Помимо этого, водясь с толпой, недолго и заразиться ее пороками.

Но чтобы жить свободно и независимо, недостаточно уйти от дел – важно уйти от свойств толпы в себе, расстаться с собой и обрести себя заново. Также необходимо, чтобы наша удовлетворенность – неудовлетворенность зависели всецело от нас, поэтому нужно освободиться от всех уз, связывающих нас с близкими. Впрочем, не нужно рвать их - главное, чтобы мы не срастались душой с благами внешнего мира. Уединение поэтому имеет разумные основания для тех, кто уже успел отдать миру свои деятельные годы, кому пора пожить для себя. Людям ленивым и вялым (к каковым причисляет себя и Монтень) легче вести уединенный образ жизни, другим же, чьи души отдаются любому внешнему порыву, сложнее. Нужно, уверившись в ненадежности внешних удобств, довольствоваться самим собой и благами, порождаемыми нами. При этом должно выбирать для себя занятия ни слишком хлопотливые, ни слишком скучные, чтобы они держали нас в тонусе и не нарушали душевный покой. А если вдруг ваши помыслы пойдут по кривому пути, вспомните о Катоне и Аристиде, и пусть их пример поддержит вас.

КНИГА ВТОРАЯ