2.4 "Российский Вавилон" господ Романовых

Кризис Московской модели сакральной географии приходится на период раскола и последующее царствование Петра Первого.

Баланс Москвы как абсолютного полюса Святой Руси, как оси Православия нарушен в пользу западной составляющей. Колесо Рус­ского Круга соскакивает с провиденциальной оси. Ясность и гармония великоросского расцвета заканчиваются. Дробится и децентрируется культурно-религиозная жизнь. Жесткие ортодоксы Московской идеи, староверы, уносят великую формулу Святой Руси в бега и гари. В Пустозерске сжигают не страстного обличителя новых порядков, но великий символ верности оптимальной картины сакральной геогра­фии.

Староверы разрабатывают концепцию "России-Вавилона", России Петра и западных монархов, подменивших царскую власть и церков­ные таинства. Они совершенно правы в своем диагнозе — идет смена сакрально-географической парадигмы, рушится москвоцентричный строй национальной психологии.

Отныне центр переносится в Санкт-Петербург. Но это не новый полюс. Это, скорее, пассивное притяжение к Западу, демонстрация того, что центр находится не внутри, а вовне, за пределом западных границ. Романовская Русь воспринимает себя как провинцию Запада. Аристократия перенимает манеры колониальной администрации. К русским людям, их национальной Психологии, к их легендам, к их сакрально-географическим глубинным представлениям высшее сосло­вие относится отныне как к "предрассудкам дикарей". В отрицатель­ном случае это проявляется в откровенном презрении и русофобии озападненного дворянства. Но даже "народолюбцы" относятся к "про­стым" как коллекционеры бабочек к своим экспонатам. "Народ — ребенок," — говорят они. Его следует обучать и образовывать." Естественно, глубинные психические пласты национальной жизни и мифология представлений никем всерьез не рассматривается.

Петербургский период не породил какой-то новой сакрально-гео­графической картины. В слоях аристократии центр сместился в Евро­пу, т.е. собственно русское пространство потеряло символическую самостоятельность. А на уровне простых людей, либо массово тяго­тевших к староверию, либо просто верных заветам старины в более общем смысле, продолжали жить и передаваться древние верования, старые русские сакрально-географические картины. Святая Русь — великий Русский Круг — со святым центром в Москве.

Москва стала тайной столицей, своего рода Китежем, оплотом тех сословий и слоев русского народа, которые продолжали сохранять: верность древним представлениям, передавали из поколения в поколение тайны национальной традиции, священную формулу русского пространства.

2.5 Болышевистская реставрация сакральной географии

Парадоксально, но возврат к москвоцентричной модели происхо­дит вместе с Революцией. Казалось бы, большевики, выросшие на западных авторитетах, должны были бы еще далее пойти по петербур­гскому пути русофобских по сути лженародных Романовых. Но на практике поднятые из народных глубин пласты новой элиты, напро­тив, принесли с собой спящие силы русской национальной географии. Когда рухнули надежды на скорую победу Революции в Европе, стро­ительство "социализма в одной стране" разбудило древние стихии рус­ской души. Не просто столица была перенесена в Москву, но была на новом уровне возрождена бессознательная структурализация психо­логического пространства. Как во времена Московских царей, в новой большевистской России роль политического, духовного, психологи­ческого, социального центра сконцентрировалась в одном древнем по­люсе. Третий Рим стал столицей Третьего Интернационала, а идея всеобщего спасения через истинную Веру, сохранившуюся нетрону­той только в пределах Святой Руси, была заменена на миссию постро­ения коммунизма во всем мире, отправляясь от уникального истори­ческого опыта русского социалистического государства.

По видимости еще более рационалистическое и "прогрессистское" коммунистическое правление на самом деле пробудило спавшие архе­типы. На уровне коллективного бессознательного Советская Россия гораздо более напоминала древний Русский Круг с центром в Москве, нежели восточный полуколониальный придаток Европы, как это было во времена Романовых. Ненависть Московской Руса к латинской ере­си, папежству, категорическое неприятие религиозной, культурной и цивилизационной апостасии Запада отобразилось в отвержении рус­скими коммунистами капиталистического мира, буржуазной системы ценностей. Снова, как в древние времена, гигантское колесо с центром в Москве стало восприниматься как оплот гармонии и порядка, как избранный ковчег, окруженный силами мрака, хаоса, зла.

Миф большевицкой Революции, социалистического Отечества и нового коммунистического порядка идеально наложился на древние пласты коллективного бессознательного. Советская Москва, Красная Москва в этом контексте было символом, важнейшим, центральным элементом сильного, действенного, активного мифа.